Екатерина Садур - Зеленая бездна

• Название: Зеленая бездна
• Автор: Екатерина Садур
• Жанр: Русская классическая проза

---

Знала только Галя. Я встретила ее сразу же, как вышла от старухи. Старуха выплакалась досуха, до дна. Ее глаза покраснели и остро поблескивали на маленьком круглом лице. Губы подпрыгивали и шепотом выговаривали наши имена. Старуха не

отрывно, пронзительно смотрела на нас.

-- Побегаем? -- предложила Галя и побежала, не дожидаясь ответа. Я побежала за ней. Галя была маленькая, ниже меня на голову, и я думала, что вот-вот нагоню ее, но, когда я протягивала руку, чтобы схватить ее за розовый шарфик в коричневую клеточку, она резко отскакивала в сторону и удивленно оглядывалась на меня. Она смотрела так, как будто бы мы вовсе не договаривались бегать и она удивлялась, почему это я ее преследую.

-- Ты что, Галя? -- спросила я и остановилась.

Тогда она тоже остановилась и снова предложила:

-- Побегаем?

И мы снова помчались, заглатывая на бегу пыль Варшавского шоссе. И вдруг мне показалось, что она куда-то ведет меня. Мы бежали к Чертановским прудам. Когда я выдыхалась и мне становилось тяжело, она останавливалась поодаль, поджидая меня, но, как только я приближалась, она сразу же бросалась бежать и снова удивленно улыбалась из-за плеча. У нее было маленькое кукольное личико, но не хорошенькое личико немецких кукол из магазина, а неподвижное лицо пластмассового пупса с круглыми серыми глазами, круглым ртом и желтыми кудряшками, падающими на глаза. И вдруг я поняла, что мы с ней как-то связаны, и бежать за ней стало не весело, а жутко.

Галя скрылась в подъезде высотного дома. Сразу же, как я вбежала за ней, на лестнице погас свет.

-- Поймай меня, -- позвала Галя с верхней площадки.

Я медленно поднялась по ступеням, остановилась на той площадке, откуда доносился ее голос, и прислушалась. Из угла раздалось сдавленное хихиканье и сверкнули два круглых глаза. Я тут же вытянула руку, но поймала пустой воздух.

-- Обманула! -- засмеялась Галя сверху.

-- Ах ты дрянь! -- разозлилась я и побежала по ступенькам.

Но следующий этаж снова был пуст.

Я пробегала этаж за этажом и все никак не могла ее догнать, а когда звала ее, она не откликалась. Иногда я останавливалась передохнуть, в доме было двадцать четыре этажа; и я бы просто не смогла пробежать их разом. Во время остановок я думала, что Галя давным-давно спустилась вниз, незаметно прошла мимо меня в темноте и выбежала на улицу. Но тут же откуда-то из угла раздавалось придушенное хихиканье, и я поднималась все выше и выше.

-- Ты что, видишь в темноте? -- наконец не выдержала я.

-- А ты, что ли, видишь? -- ответила она откуда-то сверху.

-- Я не вижу.

-- И я не вижу.

Больше она не откликалась.

Наконец я увидела узенькую полоску света. Она лилась из приоткрытой чердачной двери, и я обрадовалась ей, как избавлению. Я открыла дверь и через окно вылезла на крышу.

Крыша была пуста. Одни только трубы и провода, натянутые между телевизионными антеннами. Я думала: дойду до самого края и посмотрю вниз. Дул ветер, и мне приходилось нагибаться вперед, почти ложиться на его холодный пронзительный поток, потому что так было легче ему сопротивляться. И вдруг я увидела Галю. Она стояла ко мне спиной, но потом оглянулась, подняла свое зыбкое лицо и сказала:

-- Ох и долго же я тебя жду!

Но я ничего не ответила, я бросилась к ней. Но она тут же отбежала на край крыши и сделала "ласточку".

-- Поймай меня! -- крикнула она, заглушая ветер.

Она смотрела вниз, ее мелкие кудряшки свесились с лица и потянулись к земле. А я боялась подойти.

-- Вернись назад, -- попросила я. -- Я тебя простила.

Тогда она удивленно посмотрела на меня:

-- Но ведь я же перед тобой ни в чем не виновата.

-- Не виновата, -- повторила я. -- Ты разобьешься насмерть!

Галя раскачивалась на самом краю крыши. От ветра ее платье взлетело вверх и закрыло лицо.

-- А смерти нет! -- крикнула она.

-- Как это нет? -- поразилась я, приближаясь к краю. -- Старуха в четвертом подъезде умерла, а за ней старик. Ты помнишь их гробы? Такие красные с крестами на крышке. Их увезли на кладбище и зарыли в землю.

-- Ну и что? -- засмеялась Галя, убегая от меня по краю крыши. -- А ты знаешь, что они там делают под землей?

-- Они гниют.

-- Ну и что?

И дальше я не успела ее расспросить, потому что она нагнулась и крикнула вниз:

-- Ромка! Простокваша!

И тогда я подбежала к краю -- посмотреть, но тут же отпрянула. Я никого не увидела: одна только зеленая бездна ахнула мне навстречу, взглянула глазами-листочками из палисада. Два синих пруда, как огромные ученические очки, лежали на дне в черной каемке песка. И еще что-то темное, свистящее мелькнуло на миг и тут же спряталось в тень от деревьев. Это темное выглянуло из другого мира, о котором я смутно догадывалась. И вот сейчас, когда все мои догадки и предчувствия уже готовы были открыться, я испугалась.

-- Простокваша! -- снова крикнула Галя, нависая над бездной.

Но ее пронзительный голос так и не достал до дна. Дул сильный ветер, и ее крик отнесло на соседние крыши. Высоко над крышами пронесся ее крик, а внизу, со дна бездны, синеглазо следили пруды. Смотрели за полетом.

-- А сынок-то мой как будто бы не один, -- рассказывала мне старуха и мяла клубнику столовой ложкой в тарелке с молоком. И я сразу подумала, что у него завелась тайная любовь, которую он скрывает. Но старуха сказала: -- Мне кажется, что в нем притаились два человека. Он когда трезвый, то такой добрый, ласковый, даже шутит со мной. А как напьется, то сразу же как зверь. И откуда в нем такое берется? Я настойки всю жизнь делала. Настойки и наливки. Я не знала, что они его погубят. Он еще мальчишкой таскал их с кухни. Так и пристрастился. Два человека в нем, два... -- Старуха заплакала. -- Но сейчас я вижу, что второй, злобный, прокрался в него трезвого... Он глядит на меня трезвый, и я вижу -- хочет ударить. Руку заносит, но не бьет, а чешет затылок...

Я верила ей, каждому ее слову. Она точно так же двоилась в моем сознании, и точно так же в ней явной проскальзывала старуха из снов.

-- Ты зачем внучека Простоквашей зовешь? Ему это обидно, -- говорила она с укором, а мне казалось, что с угрозой.

Я клялась, что больше не буду, но каждый раз, когда встречала его, не могла удержаться и кричала вслед: "Простокваша!", а потом забывала о нем, и он забывал обо мне, зато старуха снилась мне почти каждую ночь.

-- Милая моя, -- сказала она мне во сне. -- Я умру через три года! -Она сложила пальцы точно так же, как дети, которые показывают возраст, и повторила: -- Через три... -- И мне тут же стало ее жалко. -- А ты, ты умрешь нескоро... -- И она засмеялась, снова испугав меня.

Через три года Ромка стал носить мои бусики, но в мою сторону даже не смотрел. Он, наверное, забыл, что это я их ему подарила. В нем по-прежнему боролось юное и детское. Детство ненавидело юность, ревновало и наперекор выступало прыщичками на лице, а юность в ответ превращалась в пух над верхней губой. Митька Козлик стал сутулым и сиплоголосым, и на него я даже не смотрела.

У метро "Пражская" бродили подросшие Женя Дичко и Галя Бабич. Они ходили от рынка к пивным ларькам, а от ларьков спускались к прудам. Я видела, что они тоже тоскуют, как и все жители станции "Пражская", короткопалая, с бугристыми ладонями Женя Дичко и тоненькая Галя в сапогах-ботфортах с красными отворотами выше колен. С годами неподвижность Галиного лица прошла, и осталось усталое личико в тонких кудряшках. Женя Дичко иногда поколачивала слабенькую Галю, а Галя в ответ огрызалась.

Летом они сидели на прудах и боязливо высматривали мальчиков. Иногда купались и уплывали дальше всех -- к середине пруда, мимо домика с лебедями. Потом шли в коммерческий магазин "Собина" смотреть на платья. А если магазин не работал, то Женя Дичко открыто курила перед витриной. Галя курила тайно. Они не понимали, что с ними происходит.

Под нашим домом меняли трубы. Рабочие вырыли длинную канаву под окнами первого этажа. Они стояли по пояс в земле и матерились. Под землей узлами переплетались корни деревьев, особенно разрослись корни сирени. Рабочие вырывали их и вы

брасывали из канавы вместе с комьями грязи. Наверху, на деревянном мостике, перекинутом через канаву, стояли второклассники и внимательно смотрели за тем, что происходит под землей.

Я сидела на кухне у старухи, когда вошел Ромка в моих бусах.

-- Что ты как девка ходишь? -- сказала ему старуха и длинными пальцами потянулась к его горлу. Но он отстранил ее руку.

-- Мое дело.

И старуха отступила.

-- Рома, не бери настойку из шкафа, -- жалко попросила она.

-- Я клюквенную возьму, бабушка.

-- Оставь клюквенную, -- умоляла старуха, -- а то придет Вадим и будет меня бить.

-- Он же не любит клюквенную. -- И Ромка открыл шкаф.

-- Да ему все равно! Он придет, ему хоть что подавай, хоть клюквенную, хоть водку. А так -- пустой шкаф. Ведь побьет, точно побьет!

-- Не побьет, -- отмахнулся Ромка, забирая настойку из шкафа.

Старуха подслеповато щурилась: