Сомадева - Океан сказаний

• Название: Океан сказаний
• Автор: Сомадева
• Жанр: Древневосточная литература

Поэма «Океан сказаний» (Катхасаритсагара — буквально «океан рек повестей») — классический свод индийской повествовательной поэзии, включает книги «Панчатантра» и «Двадцать пять рассказов веталы», цикл сказаний о царе Удаяне, многочисленные ведические сюжеты.

«Катхасаритсагара», большая часть которой написана эпической строфой «шлока», делится на 21 книгу и 184 главы («волны»), состоит из более 18 тыс. стихов. Сюжет «Океана сказаний» распадается на три неравные части: первая (она же и первая книга) — это история Бога, проклятого супругой Шивы на перевоплощение в теле человека; вторая часть (книги вторая — пятая) рассказывает о царе Удайане, который с помощью мудрого советника подчинил себе земли других правителей и обрел двух прекрасных жён. Остальную часть «Океана сказаний» занимает история сына Удайаны — царевича Нараваханадатты, который после долгих странствий и испытаний обретает власть над народом мудрецов видьядхаров и соединяется с супругой, с которой был разлучён.

Как утверждает Сомадева, при составлении «Океана сказаний» был использован трактат «Брихаткатха» (дошедшая до нас лишь в ничтожных фрагментах); другие же истории были записаны на основе повествований из «Махабхараты», «Рамаяны» и «Панчантантры». «Океан сказаний» — одно из немногих в санскритской литературе светских произведений, где объединены мистические возможности ведических героев и исторических событий. «Катхасаритсагара» оказала огромное влияние на развитие индийской и ближневосточной повествовательной прозы.

Полный перевод «Океана сказаний» на русский язык был осуществлён П. А. Гринцером, И. Д. Серебряковым и др.

---

Сколько-то дней минуло, и наступило время свадьбы Мриганкавати, наделенной безмерно богатым приданым, дочери Мриганкадатты, шурина царя Йашаскету, с молодым брахманом, сыном министра Праджнасагара. Была приглашена на свадьбу дочери брата матери и царевна Шашипрабха. Отправилась она в дом к своему дяде, а с нею и все прислуживавшие ей девушки, и среди них брахманский сын Манахсвамин в облике красивой девушки. Увидал эту мнимую девушку сын министра, и глубоко засела в его сердце поразившая его стрела Смары. Было похищено сердце молодого брахмана мнимой девушкой, и поэтому, когда с молодой женой вошел сын министра в свой дом, показалось ему, что нет с ним в том доме никого и пуст он. Ни о чем другом не мог он помыслить, кроме прелести ее лица, — казалось, обезумел он, уязвленный могучим змеем жгучей страсти. «Что это с ним случилось?» — спрашивали друг друга все в смятении, кто там был, позабыв о празднике. Поспешил к нему, узнав о недуге сына, его отец — Праджнасагара. Стал отец его утешать и расспрашивать, и юноша избавился от наваждения и поведал, несвязно бормоча, о своем безумном желании.

Решил отец, что сын не в себе, и встревожился недугом его еще больше. А тут, узнав обо всем, пожаловал к ним и сам царь. Тотчас же заметил он по состоянию тела юноши, что достиг тот седьмой степени любви, при которой люди утрачивают стыд.

«Как могу отдать я ему девушку, порученную мне брахманом? А без нее ведь непременно дойдет он и до десятой степени, при которой люди гибнут. Он умрет, так и его отец, мой министр умрет. А тот погибнет, так и державе моей конец. Скажите же, что мне делать?» — вопрошал он министров. Те же ему говорили так: «Говорят мудрые, что высший закон для царя — помогать подданным выполнять закон. Корень этому — в совете, а совет от министров исходит, и если министр гибнет, то непременно будет от этого и закону ущерб. Если допустить, чтобы министр и его сын погибли, то будет это великим грехом, а этого надобно остерегаться, иначе будет тобой нарушен закон. Нужно отдать эту девушку, брахманом оставленную, сыну министра, а если со временем тот брахман явится и разгневается, то тогда и нужно будет что-то делать».

«Хорошо!» — согласился царь со своими министрами и приказал отдать мнимую девушку сыну министра. Забрали Манахсвамина в образе девушки из дома царевны и назначили подходящий для свадьбы день. И вот тогда обратился Манахсвамин к царю с такими словами: «Другим и ради другого к тебе приведенную отдаешь ты меня не за того, кто был мне предназначен! Пусть так будет, коли такова твоя воля; ты ведь — и закон, и беззаконие. Но хочу я, чтобы не заставляли меня ложиться в постель к супругу, пока не посетит он в течение шести месяцев святые места. Если не будет так сделано, откушу я себе язык, лишу себя жизни!»

Когда так сказал обращенный в девушку Манахсвамин, то по совету раджи согласился на это сын министра и, быстро совершив свадебную церемонию, поместил в одном доме и настоящую свою жену Мриганкавати, и свою мнимую жену, а сам, глупец, как пожелала его любимая, начал странствовать по святым местам.

Вот и живет Манахсвамин в образе девушки в одном доме с Мриганкавати, и спят они на одном ложе. Однажды, когда все слуги уснули, остались они наедине в спальных покоях, и обратилась к нему Мриганкавати: «Рассказала бы ты мне какую-нибудь историю, подружка, — что-то не спится мне». И тогда рассказал ей Манахсвамин историю о том, как жил когда-то царственный мудрец Ила, и был он из рода Солнца, и из-за проклятия Гаури обратился он в женщину, красота которой обворожила весь мир, и о том, как встретилась эта красавица Ила в роще божественного сада с Буддхой, и как вспыхнула между ними любовь, и как сошлись они и от этого родился Пуруравас. Закончив рассказ, добавил плут, что то ли по воле Бога, то ли с помощью заклятия или снадобья может иногда мужчина стать женщиной или женщина мужчиной, и случается, что и соединяются они, побуждаемые любовью, — даже с великими такое бывает.

Послушала все это юная и робкая Мриганкавати, муж которой ушел сразу же после свадьбы, и, поскольку преисполнилась она доверия к подруге своей, призналась ей: «Послушала я твой рассказ, подружка, и тело мое затрепетало сладостью, а сердце замерло. Скажи, что бы это значило?» Ответил ей брахман, обращенный в девушку: «Непременно, милая, это необычайные приметы любви! Да и я сама чувствую то же — что мне скрывать от тебя?» И тогда Мриганкавати проговорила: «Ты, подруженька, дорога мне, как сама жизнь! Что, если спрошу я тебя, многознающая, нет ли какого-нибудь способа, чтобы сюда попасть мужчине?»

Тогда понял Манахсвамин, чего хотела она, и сказал он, ученик повелителя плутов: «Коли так, то вот что скажу я тебе. Я из вайшнавов, и лежит на мне милость Вишну, благодаря которой могу я по своему желанию в ночную пору становиться мужчиной. Если хочешь, могу я и сейчас стать им!» И с этими словами вынул Манахсвамин волшебный шарик изо рта и явил себя перед красавицей во всем цвете юной мужской красоты. Когда тайна была открыта и отброшено всякое стеснение, начался у них истинный праздник страсти. Стал Манахсвамин жить с женой сына министра, днем обращаясь в женщину, а ночью снова становясь мужчиной.

Но вот стало ему ведомо, что через несколько дней должен вернуться супруг Мриганкавати, и тогда взял он да и сбежал потихоньку с ней вместе в ночном мраке.

Дошли разговоры об этом до его наставника Муладевы, и, разузнав обо всем, снова обратился учитель пройдох в дряхлого брахмана, и в сопровождении Шашина в образе юного брахмана пришел к Йашаскету, и сказал: «Вот привел я сына моего! Отдай мне мою невестку!» Подумал царь, опасавшийся быть проклятым, и сказал ему: «Прости меня, брахман, не знаю я, куда ушла твоя невестка. Чтобы искупить вину, отдам я за твоего сына свою дочь».

Умолил так повелителя плутов в облике дряхлого брахмана, преисполненного притворного гнева, и отдал его приятелю, выдававшему себя за сына того брахмана, свою дочь Шашипрабху, как по закону полагалось. Взял тогда Муладева молодоженов и пошел к себе домой, не пожелав даже коснуться царских сокровищ. Когда пришли они домой, то нашли там Манахсвамина, и у него с Шашином перед Муладевой разгорелась жестокая ссора. Манахсвамин кричал, что Шашипрабху следует отдать ему, потому что взял он ее в жены еще в девичестве с согласия наставника. «Что тебе до нее, дурень? Она мне жена, отданная мне перед самим Агни ее отцом!» — возражал ему Шашин.

Так и не могли они разрешить спор из-за царевны, добытой с помощью волшебства!

Так скажи мне ты, царь, кому она должна достаться в жены? Разреши мое сомнение, а о прочем я тебе уже говорил». Выслушал царь вопрос веталы, на плече его сидящего, и ответил ему: «По-моему, если по справедливости судить, так она жена Шашина, — ведь ему отец ее отдал при всех и по закону. Манахсвамин же воровским путем овладел ею и сочетался по закону гандхарвов. Несправедливо отдавать вору чужое имущество!»

Услышав такой ответ Тривикрамасены, ветала, как и прежде, сорвался с его плеча и умчался вместе с трупом на свое место, а царь поспешил за ним, чтобы отнести его туда, куда было условлено.

12.23. ВОЛНА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Снова вернулся к дереву шиншапа царь Тривикрамасена и, сняв с него покойника с веталой, взвалил того на плечо и отправился в путь. Только он зашагал, как заговорил с ним ветала: «Слушай, царь, расскажу я тебе одну возвышенную историю:

12.23.1. О благородном видйадхаре.

Есть здесь, в этом мире, величественный Химават, повелитель гор, хранитель всех камней драгоценных, родитель Гаури и Ганги, двух богинь, милых Шиве. На склоны его не могли взойти даже самые большие герои из земных царей, и возвышается он, гордый, над всеми другими горами, — все истинно, что поется о нем во всех трех мирах. Стоит на склонах Химавата город Канчанапура, прозванный по заслугам золотым — так сверкают его крыши, что чудится, будто само солнце оставило ему в залог все свои лучи.

В давние времена пребывал в этом лучшем из городов царь Джимутакету, повелитель видйадхаров, подобно тому как на горе Меру — Индра, совершитель ста жертв. Росло в саду у дворца Джимутакету волшебное дерево, исполняющее желания, доставшееся ему в наследство, и по достоинству дереву было дано название Маноратхадайака, то есть исполняющее желания. Умолив его, как свое Божество, получил раджа по его милости сына, помнившего о прежних рождениях, несшего в себе частицу Бодхисаттвы, и назвали того сына, щедрого в даяниях, высокодобродетельного, сострадательного ко всем живым существам, почтительно послушного наставникам, Джимутаваханой. Когда вступил царевич в пору юности, то царь, побуждаемый советами министров и добрыми качествами сына, помазал его на царство, а после этого министры, исполненные доброжелательства, приблизились к нему и сказали: