Максим Исповедник - Творения

• Название: Творения
• Автор: Максим Исповедник
• Жанр: Религия

Собрание творений преп. Максима Исповедника из разных источников в Сети.

---

Добродетели эти, благословенный господин мой, и старается усердно всякий любящий Царствие Небесное и желающий избежать испытания на себе вечных наказаний, угрожающих грешащим, изо всех сил и осуществлять, и сохранять, в чём помогает ему незабвенное памятование о смерти,<424>и о наступающей за ней неопределённости, и о нищете души после исхода из тела, не имеющей ничего, кроме совести, которая запятнана её же злыми деяниями; помогает и мысль о предстоящем ей на воздухе страшном исследовании злыми духами, и представление о горьком и мрачном заточении душ в аду, и предчувствие позора перед праведным Судиёй и небесными силами по обнаружении тайного — самого тяжкого из наказаний, грозящих грешникам. И это всё, и ещё больше я и написал уже, как смог, и не перестану писать, насколько способен, побуждаемый к таким речам любовью, которую питаю к возлюбленному моему господину.

Будем же поститься и бдеть, благословенный, чтобы самих себя сберечь и не подвергнуться большему осуждению за то, что бездумно и напрасно о Божественном только говорили и слушали. Ведь и за эти речи дадим мы ответ Богу (Рим 14:12) в день суда — я за произнесение, остальные за слушание — если мы оставим их совершенно бездеятельными и бесплодными; [238] лучше уж возрадуемся о всех речах Божиих и явимся делателями содержащихся в них Божественных и спасительных заповедей, молитвами и заступничеством Преславной и Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и всех святых. Аминь.

Письмо VI. Святейшему и блаженнейшему архиепископу Иоанну о том, что душа бестелесна

Получив драгоценное послание вашей совершенной добродетельности, украшенное обильно величавой скромностью, я одновременно пришёл в восторг и исступление: как сумел ты, направляя мысль и туда, и сюда, остаться всё тем же человеком, не сделавшись ни неприступным из‑за величия, ни презренным из‑за смирения? Ты ведь премудрым смешением того и другого составил себе единую добродетель и невероятным образом выказываешь противоположное в противоположном:<425>в низком — высокое, а в высоком, напротив, — низкое. Сего ради, раб Божий, принимаю я без прекословия твой приказ, понуждающий меня показать естественным рассуждением, не прибегая к свидетельству Писания и Отцов, сотворена ли душа бестелесной. А доверюсь я при этом тем каплям твоего же учения, которыми ты великодушно оросил моё жгучее неведение.

Что ж это за люди такие, решительно отвергающие возможность бестелесного творения? И какими пустыми вымыслами противостоят они истинам, содержащимся в ваших рассуждениях? Каким образом, если только они не упорствуют в споре больше, чем нужно, не сразило их ваше доказательство, совершенно недостижимое для всякого возражения? А чтобы рассуждение моё об этом развивалось стройнее, началом собственных моих речей [239] положу я само мудрое ваше доказательство, неодолимо со- ратоборствующее истине, и буду гордиться, что пользуюсь вашим подходом.

1. Коли тело по собственной природе недвижно, а душа — тоже тело, хоть и самое, как говорят, тонкое, то в качестве тела она останется неподвижна. А раз это так, то откуда в нас является движение? И так до бесконечности, пока не дойдём до бестелесного творения. Если же скажут, что движемся мы изначально от Бога, то, раз известно, что по большей части наши движения нелепы и гнусны, неизбежно придётся нашим противникам и их причиной объявить Божество.

2. Другое рассуждение. Опять‑таки, раз всякое и каким бы то ни было образом существующее вещественное тело, определённое по истинному разумению качеством и количеством, ограничивает представление о себе весом и видом, и фактурой, и формой заключаясь в строгих границах[1550]. Так что вне этих границ исследующему вещество ничего невозможно вообразить; если же и душа — тело, то она непременно определяется либо составными частями, либо своим веществом, либо качеством, либо чем‑то таким; однако ни веществом, ни качеством, ни чем‑то подобным она не определяется; значит, душа не есть тело.

3. Другое рассуждение. Если же наши противники не сомневаются в существовании души, а в своём существовании она не есть ничто из тех постигаемых мыслью вещей, из которых состоят или которыми являются тела — ни цвет, ни форма, ни твёрдость, ни вес, ни величина, ни трёхмерная протяжённость, да и вообще ничто не есть из мыслимого относительно телесной природы — то, раз душа не есть ничто из этого, как доказало рассуждение, то будет совершенно бестелесной, если только есть вообще.<428>

4. Другое рассуждение. Вдобавок, если телам присуще всяческое сжатие, и расширение, и разделение, а то, что свободно от всякого сжатия, расширения и какого бы то ни было разделения — совершенно бестелесно, то, значит, бестелесна душа, полностью чуждая всем этим процессам.

5. Другое рассуждение. Раз всё телесное разделяется на одушевлённое и неодушевлённое, то если только душа есть тело, она будет непременно либо одушевлённым телом, либо [240] неодушевлённым. А если одушевлённым, то одушевляться будет, конечно, либо одушевляющей сущностью, либо силой, либо случайно. Ведь смешно сказать, что душа одушевляется как свет светится или как огонь раскаляется. И если мы скажем, что одушевляющее душу — сущность, то и её опять‑таки придётся считать либо телесной, либо бестелесной. И если телесной, то подобное рассуждение об этом снова и снова пойдёт всё теми же путями от нелепости к нелепости, пока не согласится, что душа бестелесна.

Если же скажем, что одушевляющее душу — сила или качество, то животворящее и движущее сущность начало окажется не имеющим собственной воли и самостоятельного бытия. К тому же возникает обратное противоестественное различие относительно властвования и подчинённости, если душа, естественно созданная, чтобы властвовать над телом в качестве бестелесной сущности, в качестве тела, по мнению наших противников, будет подчинена тому, что не является сущностью, то есть качественной силе, в то время как она и по всеобщему предположению существует как самостоятельная сущность. Если же мы скажем, что душа — неодушевлённое тело, то она окажется бесчувственной, без соображения, несмысленной и неразумной. Однако все эти способности у души и в душе и имеются, и усматриваются; значит, душа — не тело. А что душе принадлежит тело как нечто иносущностное, мы прекрасно знаем и не отказываемся признать; а вот заявлять — верх и дерзости, и невежества вместе! — что она телесна, мы отнюдь не будем, понимая, что велика разница между обладанием и бытием.

Если же из‑за того, что бестелесным называют Божество, наши противники отказываются принять бестелесность души, мучимые пустым опасением, как бы не уравнять Бога и душу, то тем самым лишают нас, чтобы торжество безумия было у них полным, и всех прочих именований, которыми мы именуемся по Божеству, как причастники, или Бог — по нам, как деятель и дарующий или уделяющий. О чём это я говорю? О бытии, жизни, сиянии, благости, рассуждении, мышлении; из этих наименований одни переносятся на нас по бытию, другие — по движению, или воле, или душевному расположению. Мы ведь называемся и [241] сущими, и живущими, и сияющими, и благими, и умными, и разумными. Так же и Бога сущим, и живущим, и светом, и благим, и умом, и смыслом именуем, а называем Его<429>этими нашими именованиями либо потому, что таковыми благодаря Ему делаемся и зовёмся, либо потому, что Его действием существуем (ώς ενεργούμενοι). Что ж за рассудок у спорящих с нами, когда душе они все эти именования, сверх многих других, дозволяют и на словах, и по сути, а бестелесность — нет: это‑де Божие! Должно же было бы либо нам так не называться, потому что это Божии именования, либо так Бога не именовать, как и нас. Однако мы и по сути, и на словах так зовёмся — не потому, чтобы мы через это делались тождественны Богу, а потому же, почему вызванное причиной именуется по причине, или имеющее часть — по тому, в чём имеет участие, или существующее — по причине своего существования. Делается же это не сравнительным образом или однозначным, как в отношении единосущных вещей, а соименовательным и, так сказать, причастным, ибо по природе Бог и люди суть явления, бесконечно далеко отстоящие друг от друга, а если кому угодно, можно истинно сказать, что Божество выше природы и явлений.

В чём же, наконец — опять‑таки, если по мнению наших противников признать душу телом — сохранится свойство подобия по образу, если только не скажем, что душа вся обладает сходством с прообразом? Как разумным — образ разумного, и образ бессмертного, неуничтожимого и невидимого мы по этим свойствам именуем, по которым он и познаётся — так же и бестелесным назовём образ по бестелесному прообразу, потому что душа ускользает от понятия массы, равно как и от любого измерения по протяжённости; однако же скажем, что она есть нечто иное, нежели первообраз, по свойству своей природы. Иначе было бы уже не подобие по образу, а неизменное тождество. И в чём прообраз усматривается в нетварной, неизменной и безначальной природе, в том же самом, как мы считаем, явно проявляется тварная разумная природа, хоть и не тем же образом, а как бы в последних отголосках, доносящих до нас смысл речи. И каким образом в том, что совершается в сущем в соответствии с устроением всего мира, прелюбомудрый ум, направив на чистое и нематериальное силу своего мышления, [242] отделяет всё движимое от движущего, и единого, и единственного, и цельного, и самосущего (αυτό εξ έα,υτου υπάρχον), и неизменного, и имеющего созидающую причину в вечной незыблемости своего самотождества, и познаёт его по природе недоступным всему прочему: оно ведь неизменно потому что недвижно, ибо некуда двигаться тому, что и творит, и наполняет сущее, и существует надо всем сущим; оно всеобъемлюще, ибо творит и ещё до явления по своему бесконечному могуществу познаёт всё (Дан 13:42), таким же образом умозрения и из многоразличных и хитроумных движений членов и частей малого мира — я имею в виду человека, — выводя движущую причину, постигает — что она есть нечто иное по сущности, нежели бездушное бытие тела, и не тело в теле, как кажется новым мудрецам и учителям недоказуемого; но зрит её цельной и единой<432>в рассеянном, и безграничной в ограниченном, и изменчивой, ибо движимой, а движимой, ибо ей есть куда двигаться; причину же изменения в движении усматривает не в природе, а в суждении, когда оно окажется ошибочным.