Максим Исповедник - Творения

• Название: Творения
• Автор: Максим Исповедник
• Жанр: Религия

Собрание творений преп. Максима Исповедника из разных источников в Сети.

---

<600>Давид, великий пророк и царь, указывая путь истинного ведения к Божественным добродетелям и приоткрывая дверь деятельного знания тем, кто решил любить Бога и всему земному предпочитает Божественное спасение, говорит: «Начало мудрости — страх Господень; разум добрый у всех, творящих её» (Пс 110:10). Раз начало мудрости — страх, то концом мудрости, понятно, является добрый разум у творящих её. А раз это так, то постараемся, сколько есть сил, обрести страх Божий и добрый разум. Страх — чтобы избегать скверны греха, из опасения вечного наказания отчищая от неё душу, разум же — чтобы сделаться разумными делателями Божией воли. Ведь кто страшится возмездия за нарушение Божиих заповедей, тот не даётся в плен страстям, оскверняющим его душу, а в ком прочно укоренился добрый разум, должным образом отличающий временное от вечного, тот обильно обогащается Божественными благами, отнюдь не дозволяя своему знанию праздно бездействовать. Ведь как страх в истинно боящихся Бога делается губителем нечистых страстей, так и разум в истинно разумных становится творцом всех добродетелей. Так что станем бояться Бога, и не будем делать того, что Ему не угодно, и возлюбим разум Его, и ничего из угодного Ему не оставим без попечения. Ведь всякое беззаконие ненавидит боящийся Бога, [349] и любит всякую праведность укоренивший в себе добрый разум. Ведь как ненависть к беззаконию отмечает боящегося, так и любовь к праведности обнаруживает разумного.

Итак, не будем изображать страх одним лишь унылым поведением и выказывать богобоязненность во внешнем, а в расположении души и в смирении сердца, укреплённого глубоким частым стенанием, и избиваемого незримым бичом совестливой памяти о совершённых прежде грехах, и сжавшегося от этого в себе, вовсе не замечая проступков других людей. Ведь кто одним лишь внешним поведением изображает страх Божий, ничем в общем не отличается от обезьяны, подражающей людям в манере держаться. Это ведь четвероногое животное, по своей природе далеко отстоящее от человеческой природы, благодаря подражанию в поведении кажется зрителям человеком, не имеющим в себе ничего от человеческой природы; так же и тот, кто ради обмана зрителей подражает внешним привычкам истинно боящихся Господа, а расположения воли,<601>проникнутой страхом, не усвоил в равной им мере — и по прозванию, и по сути есть некий новый саддукей или книжник: по виду соблюдает он внешность благоговейной боязливости, а наделе совершенно её лишён из‑за таящейся в глубине его души нечистой склонности к страстям.

Не будем опять‑таки ни выставлять напоказ Божественное ведение, произнося изящнокрасивые речи, ни определять для себя добрый разум одной лишь пустой способностью говорить, не делая, но расположением души, через делание проникнутой добродетелями, и оттого делом возжигающей свет ведения, а ведением украшающей усердие дела, чтобы страх, соединяясь с жаждой Бога по доброте разума, сотворил в нас совершенной мудрость Божию, берущую начало в воздержании от зла по Божиему страху, завершение же обретающую в делании заповедей по доброму разуму. Ведь кто ограничивает разум одним лишь пустым произнесением Божественных слов, подобен попугаю, подражающему человеческим речам. Ведь это [350] единственное животное среди пернатых выучивает и изображает человеческую речь, не имея по природе вообще ничего человеческого, как и тот, кто одним лишь пустым произнесением подражая, чтобы изумить слушателей, речам истинно разумных, не имеет стойкого ведения, проникнутого добродетельным деланием, воистину есть и по сути, и по прозванию некий новый фарисей, или недостойный священник, изображающий разум одним лишь произнесением слов, но совершенно лишённый мудрости, истинное существование которой обретается в делах, и оттого весьма надмевается и в кичении самомнения, питающего гордость его ума, восстаёт против слова истины, не понимая, видимо, что знание тех, кто им кичится без делания, есть явным образом Богословие демонов, которое ясно осудил Иисус в одержимом, признавшим Его Богом (Лк 4:33) — хотя такой человек и не чувствует, что поражён болезнью.

Поэтому‑то будем страхом страшиться Бога, и освободимся от всякой нечистоты плоти и духа, похвальным умерщвлением тела не дозволяя закону плоти восстать против закона духа, и не станем ограничивать величие страха Божиего одними видимыми проявлениями нрава, но сделаем внешнюю скромность возгласи- тельницей доброго расположения в глубине души, чтобы избежать грозящего в будущем карающего огня, и украсим добрый разум деланием заповедей, чтобы не распространять, как делают тщеславные люди, мертвенных речей, не имеющих в себе жизни от делания заповедей, а осуществить на деле Божественные слова,<604>стремясь к миру и любви со всеми и упражняясь в доброте, и кротости, и великодушии, и терпеливости ко всем во всём, и перенося, что случается, со стойкостью и благодарностью, и без колебания принимая скорби как дары Божии, ни в чём не противясь замыслам Провидения, во всём с пользой устраивающего нашу жизнь, чтобы со всеми святыми сподобиться вечной жизни, наслаждаясь будущими благами и непреходящим вечным блаженством, [351] о котором мы услышали от Бога: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира» (Мф 25:34), и возрадуемся, наслаждаясь теми неизреченными благами, о которых сказано: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор 2:9).

Письмо XXI. Святейшему епископу Кидонии

Благочестиво исследуя тайну Божиего о нас попечения, познал богохранимый господин мой, что Бог Самому Себе равен по высоте и глубине, и изумился, как предел с беспредельностью, вещи противоположные и несмешивающиеся, сочетаются в Нём и обнаруживают друг друга: беспредельность неизреченным образом соограничивается вместе с пределом, а предел сверхъестественно сопростирается с беспредельностью; Тот же, к Кому и тот, и другая относятся, и в том, и в другой тождественен Себе, ничуть не отступаясь от Себя по бесконечности, ибо беспределен по природе, по домостроению же и являясь, и познаваясь непостижимым; немыслима высота Божественной славы, и неизмерима глубина домостроительного снисхождения Того, Кто Себя, будто послушный воск, подставил печати Бога, и, полностью восприняв Его изображение, сделался яснейшим подобием Божественного блаженства. Ибо, мудро изменив Себя Божественным образом, Он к низости природы добродетелью примешал возвышенность Своего достоинства и до высоты достоинства, опять‑таки, вознёс ведением низость природы, заставив чудесным образом усматривать одну в другой. Ведь и в возвышенности, и в низости Он сохранил Себя тождественным Себе, ничуть ни в той, ни в другой не отступая от Своего величия — и тем, что обрёл подлинное подобие Богу, ясно показал, что священство Бог на земле установил вместо Себя. В нём Он и созерцается телесно, и могущим видеть не перестаёт являть Свои тайны.

<605>Поэтому господин мой, богоподобен будучи разумом и нравом, великое мне воздвиг спасение. Ибо как призвал Господь людей примириться с Богом и Отцом — они ведь скорее потерпели ущерб, а не сами нанесли — как свидетельствует о том боговдох- новенный Павел, говоря: «Мы — посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещевает через нас. От имени Христова просим: примиритесь с Богом» (2 Кор 5:20), чтобы пристыдить величием благодеяния и заставить людей осознать своё бесчувствие — так и господин мой, искусно пленив меня своим снисхождением, когда, как казалось, пожелал из моего письма поучиться тому, что он явно знает по своему сану, заставил меня, хоть и поздно, увидеть собственное невежество. Благодарю за милость господина моего, и горжусь, что таким вот образом развеял он нежно тучу моего самомнения, и прошу, чтобы и дальше исправлял, не переставая, раба своего такими речами и таким обращением.

Письмо XXII. Авксентию

Если вы, смело доверившись Духу, решили — поскольку неразрывную чувствуете к ним любовь, ни в чём не имеющую нужды для своего возобновления — пренебречь писанием писем к друзьям, то я восхваляю такой закон и одобряю вас за то, что вы Тому вверили сокровище любви, в Ком и начало её, и завершение. Если же, пристойный дружеский обычай презирая, по вялой медлительности не берётесь писать, то непрестанно буду, напротив, порицать, не умея уважать друзей, поглощённых великими заботами о мирском. Если же вы не пишите не по одной из этих двух причин, [353] примите от отсутствующих и благосклонно отсутствующим даруйте собеседование в письме, как учит сама природа — или, вернее, как Бог внушил природе. Ведь безмятежную подстрекает память и пробуждает дремлющую слово, изображённое буквами, так что будто видишь и гладишь лица друзей; а от этого и любовь к ним, как погасший огонь, вновь разгорается из малой искры.