Николай Федоров - Философия общего дела (сборник)

• Название: Философия общего дела (сборник)
• Автор: Николай Федоров
• Жанр: Философия

Современники называли Николая Федорова «московским Сократом», лучшие умы эпохи – Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский – считали его гением. Федоров – автор философского проекта достижения бессмертия для всех живущих и воскрешения мертвых, один из первых философов, осмысливших взаимоотношения Человека и Космоса. Федорова чтили как предшественника и предсказателя своих открытий Вернадский, Циолковский и Королев. Когда в XX веке русский человек проложил дорогу в Космос, европейская пресса откликнулась на это событие статьей «Два Гагарина», напоминая о том, что Николай Федоров был незаконным сыном князя Гагарина. В историю философии Николай Федоров вошел как ниспровергатель классической немецкой философии, а также непримиримый оппонент Фридриха Ницше.

---

16. Философия есть наибольшее искажение религии, она произведение сословия, отделившегося от народа, не желающего знать нужд его, хотя и живущего на счет народа, живущего трудами рук тех, которых сословие это презирает.

17. Очень многие знают имена Ахилла, Одиссея... но не многим известен Протесилай. Если же смотреть на историю с точки зрения борьбы Востока с Западом, то имя Протесилая не может быть обойдено молчанием: это первая жертва войны Европы с Азией, он же первый ступил на азиатский берег, хотя и знал свою судьбу, ибо оракул предсказал ему смерть в этом походе, и он, только что вступивший в брак (с Лаодамиею), тем не менее оставляет свою жену и идет исполнить свой долг. Сказание представляет его образцом общественных и семейных добродетелей (и особенно семейных или даже брачных; боги по просьбе Лаодамии возвращают из Аида Протесилая на три часа, но Лаодамия уже не расстается с ним, т. е. умирает) в войне, начавшейся за похищение женщин. Над телом его, перевезенным на европейский берег, у мыса Сикея, лежащего против азиатского (троянского), воздвигли погребальный холм. Город, построенный у этого погребального холма, избрал Протесилая своим богом-покровителем. Христианство не требует от нового мира отречения от древнего, оно не отвергает, а искупляет древнее: Протесилай и для новой Европы есть первая жертва борьбы в истории как синодике.

18. Основание Халкидона и есть основание Константинополя; что теперь предместие, то было главным городом. Халкидон был основан в эпоху бронзового века; самое название Халкидона, как и острова Халки, а также множество старинных рудокопен доказывают, что основатели его не были слепы, выбрав богатое медью место для поселения научившихся от финикиян и кораблестроению, и вооружению. По древним преданиям, Византия и Халкидон представляются союзниками: Халкидон помогает Византии в борьбе с фракийцами. По смерти своего мифического основателя Византия избирает халкидонского вождя (Диниаса) своим правителем. Таким образом, Византия и Халкидон в первоначальном предании являются одним городом и вместе основывают колонии. Евреи при нападении на Ханаан (при Иисусе Навине) дали толчок ханаанскому (финикийскому) движению; греки же, отбросив финикиян от проливов, дали этому движению направление обходное. Потеряв же самостоятельность, евреи, при своем рассеянии, подготовили превращение ханаанского и всего семитического в магометанское объединение, заменившее персидское (прямое движение), и в союзе с туранским, превзойдя в объеме и самое персидское, оно стало беспощадным врагом хранителей памятников. Финикияне, столь прославленные светскою историею за распространение цивилизации (т. е. за «научите») и осужденные священною историею за развращение, весьма мало отличались по образу жизни от евреев после вавилонского плена и особенно после взятия Иерусалима римлянами. Евреи были таким же странствующим народом в древнем, как и в христианском мире: легенда Вечного Жида есть действительная история этого народа; земледелием, т. е. на счет природы, он жить уже не мог, да и не хотел, а полюбил жить на счет других, т. е. торговлею. Христианство по заповеди «шедше» подвигалось по следам евреев, останавливалось в их колониях, имея в виду примирить язычество и иудейство, но примирить их оно хотело только в мысли, в духе, а потому и примирение вышло мнимое. Христианство не предупредило борьбы между евреями и римлянами, как впоследствии не предупредило образования нового вооруженного иудейства – ислама, и не предупредило потому, что не вошло в жизнь, т. е. не признало тесной связи между коренным догматом Троице-Воскресением и жизнью земледельческою. Жить земледелием – значит жить на счет природы, а не на счет других, т. е. в земледельческом быту менее поводов к вражде и более поводов к соединению сил для одного действия, чем в жизни городской, если, конечно, земледелие не приняло еще промышленного характера и не сделалось доходной статьей. Жить земледелием – значит жить не только не на счет других, а на счет природы, но и жить, обращая мертвое (прах) в живое, как это делает земледелие, а не обращая живое (растения и животных) в мертвый фабрикат... Впрочем, пока ум человеческий работает преимущественно над обращением живого в мертвое, придавая ему только вид жизни, как это делается в мануфактурной промышленности и в искусстве, до тех пор и земледелие, покорное слепой силе природы, будет обращать прах предков не в то, чем он был и чем должен быть, по требованию нравственного закона и знания, а в продукты питания, одежды и т. п., т. е. хотя и на утонченную, но все же антропофагию. Христианство превращает естественное – от прироста населения и уменьшения средств жизни зависящее – движение в образовательное (т. е. в «научите»); но оно, конечно, не ограничивается педагогическим действием, а имеет главною целью обратить этот избыток сил вместо рождения на Воскрешение, это-то действие и совершается «во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа».

19. Из знающих Восток одни думают, что монголы не опасны, пока Россия и Китай будут в силе, другие же уверяют, что «воинственная Монголия не воскреснет и нашествие орд не угрожает уже Европе». Но когда эти знатоки вместе с тем описывают монголов как искусных, неутомимых всадников и не только мужчин, но и женщин способными к перенесению всяких нужд и лишений, когда, описывая их мужественные игры, борьбу, любуются их стальною мускулатурою, то невольно приходишь к другому заключению. Буддизм отучил будто бы монголов от охоты; но гораздо легче отучить людей от убийства животных, чем от войны.

Когда Византия стала Царьградом, то и этот царь городов был вечным мучеником и благодетелем, вознаграждавшимся за это равнодушием или завоеванием, под видом пособия, как во время 4-го крестового похода, когда франки, разграбив Константинополь, назвали себя самым великодушным народом, а греков самым коварным. Эти подвиги назывались Gesta Dei per Francos ; в настоящее же время подобные подвиги называются Gesta ideae 109.

Подобно тому как и в наше время, та же Азия (турки) нашла себе союзников в Европе, прежде всего в лице французов, а потом англичан и других европейских народов, ибо измена, разъединение, иначе независимость личности, космополитизм, есть коренная черта Европы.

20. С греческими походами также связана заповедь «научите», и это есть то учение, которое позднее христиане называли эллинскою прелестью, афинейскими плетениями, а европейцы называют светлыми, гуманными и проч. воззрениями (это учение было наукою разъединения, спора, диалектикою)... Что для нас поэзия (поэмы Гомера), то для греков была религия, и потому назвать Илиаду библиею греков может казаться только остроумною мыслью, а между тем это – верная мысль. Гораздо ближе к истине считать язычниками европейцев, восхищающихся поэзиею греков, чем Гомера признавать поэтом в нашем смысле, думать, что и для древних греков он был только светским поэтом. По вере греков следует назвать гомерианцами. Религия Гомера – это религия общего предприятия, так же как и христианство может быть названо Религиею Всеобщего Предприятия. (Религия Гомера – религия общего предприятия, а религия Христа – религия Всеобщего предприятия, и если Фемистокл позволил себя бить, чтобы не рассорился союз спасения от общего врага, то Христос дозволил себя убить, лишить жизни, распять, чтобы состоялось соединение для возвращения жизни всем ее лишившимся. Греческая религия была языческая, т. е. народная, а христианская всеязыческая, всенародная). Греки позднейших времен, эпохи раздоров, не могли не обращаться с любовью к тому времени, когда и для них было возможно еще общее предприятие. Религия Гомера нашла своего исполнителя, мессию не в Греции, а в Македонии . Римляне были продолжателями македонского героя. Если и римляне, считавшие себя потомками троянцев, чтили Гомера, то тут нет противоречия, ибо Гомер не был врагом троянцев. Гомер рад бы был, если бы видел «день Константина», когда азиатский, т. е. троянский, берег, Илион, в лице Халкидона сблизился с европейским берегом, с греческим станом в лице Византии. Правда, тут не было еще действительного мира, а только превращение войны оружием в войну словесную; Троянский поход был только важнейшим актом в общем, колонизационном движении греков, происходившем под руководством оракулов пифий и сивилл. Подобное же отношение представляет и гомерическая поэзия к религиозной поэзии пифий или сивилл, а взятие Трои было священным событием; не поэма Гомера прославила, сделала известным место, напротив, важность события создала поэму, вызвала песнь. Взятие Трои было так же важно для Древнего мира, как взятие Константинополя для нового; взятием Трои греки закрыли проливы для финикиян, заставили их обратиться на Запад и Юг, и этим определили все дальнейшие открытия, пред собою же они открыли этим весь Восток; этим событием начинается борьба греков (т. е. Запада) с Востоком. Но торжество греков было далеко не полное; часть троянцев удалилась на Запад, откуда греки и должны были ожидать мщения. Конечно, сказание об Энее есть легенда, но не все в ней легенда. Распространяясь на Запад, греки должны были встретить народ, который, сопротивляясь им, признает в себе назначение бороться с ними, т. е. с гомерианцами, разорителями Трои, народ, который из борьбы с греками сделает себе миссию, а в троянцах, изгнанных греками, признает своих предков. С своей стороны и греки признали в римлянах троянцев в самое первое столкновение с ними. Пирр, потомок Эака, придавал своим походам, по Павсанию, именно такое значение, а Римский Сенат впоследствии принял под свою защиту акарнанцев на том основании, что они единственные из греков.не принимавшие участия в троянском разорении. Даже в позднейшее время Магомет II [50] говорил: «Мы не можем не удивляться и не скорбеть о том, что против нас ополчаются итальянцы, тогда как затаенная любовь побуждает нас любить их на том основании, что они и их старшие, и предки, произошли от крови троянцев, так как знаем, что прародители их (итальянцев) были действительно Антенор и Эней из крови Приама, вместо которого, согласно обетованиям Бога нашего, досталось нам владычество в частях Европы, которыми, как нам известно, владели отцы наши. И мы намерены даже восстановить великую Трою и отмстить за кровь Гектора и за разрушение Илиона подчинением греков своей власти...» Была и другая теория для объяснения происхождения Римского государства, теория греческая, как у нас норманнская; у Гесиода Латин и Агрей сыновья Одиссея и Киркеи (Гесиод, Теогония, 1011 – 1015). Для нынешнего времени христианство стало поэзиею, т. е. прекрасным, но не истинным. Такое отношение к религии лишает наше время возможности понимать прошлое. Для нашего времени Гомер – поэт, тогда как для древних Гомер был не поэтом, а пророком, поэмы его были не прекрасны только, они были истиною для своего времени; и служба страстных дней для нашего времени (т. е. для тех, в коих есть еще вера) то же самое, что для древних были, например, панафинеи, на которых читались поэмы (т. е. деяния предков) Гомера; песни Гомера пробуждали любовь к эллинизму и вражду к Востоку (находившемуся, в глазах греков, под покровительством Афродиты и отчасти Зевса, не всегда верного своей супруге), хотя в самом Гомере этой вражды и нет.