Александр Поповский - Человеку жить долго

• Название: Человеку жить долго
• Автор: Александр Поповский
• Издательство: Советская Росиия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1963

«Повесть о хлорелле» автор раскрывает перед читателем судьбу семьи профессора Свиридова — столкновение мнений отца и сына — и одновременно повествует о значении и удивительных свойствах маленькой водоросли — хлореллы.

---

Свиридов предложил сыну отправиться на Кавказ и предотвратить там цветение бамбуков. Некоторое время спустя сын написал отцу о своих успехах, поведал об опытах, заведших его в тупик, о наблюдениях, опрокинувших основы ботаники, и о многом другом, поразившем его воображение. Как было не изумляться — вырезая куски корневища из бамбуков, созревших для цветения, и высаживая их в почву, он заметил, что из них развиваются такие же юные растения, как если бы они вышли из семян. Стебелек и кустарник развивались, чтобы создать корневище, точно у них его не было. Возможно ли, чтобы размножение корневищем взрослого растения напоминало семенное? Сын не догадывался, что отступление от правил знаменует собой событие в природе.

Свиридов сопоставил свои прежние опыты над гиацинтами, когда место пореза клубенька становилось чревом, откуда выходили детки-луковички, развивавшиеся, словно они вышли из семян, — сопоставил с тем, что увидел сын у бамбуков, и подумал, что в обоих случаях обновление организма возникало в результате ранения. Чтобы спасти зацветающую плантацию и вернуть ей утраченную юность, следует вырубить бамбуковый лес до цветения. Основой плантации станут быстро развивающиеся куски корневища. Прежние растения будут порукой, что лес станет юным, словно его растили из семян.

Свиридов написал об этом сыну, и тот выполнил указания отца. Он разработал и защитил на эту тему диссертацию и получил звание кандидата биологических наук. Исполнилась мечта одного и не осуществилась надежда другого. Напрасно ученый убеждал сына искать и своей работе тайну вечного обновления жизни, средство восстанавливать стареющие растения. Ничего вечного сын не открыл, диссертация для него была удачно выигранной партией, счастливым выходом из игры и ничем больше.

«Он все выхолостил, — думал Свиридов, — разменял большую идею на пустячки…»

* * *

Прежде чем уйти из ботанического сада, Самсон Данилович прошел в оранжерею субтропических растений, сел под развесистую веерообразную пальму, усадил возле себя молодого сотрудника в наглухо застегнутом халате, со сдержанной улыбкой на тонких губах, и, пожимая ему руку, сказал:

— Поздравляю. Аттестационная комиссия в Москве решила пересмотреть свое прежнее заключение о вашей диссертации… Они не посмели ее не утвердить.

Он недавно узнал, что комиссия отказалась утвердить работу научного сотрудника ботанического сада. В ней шла речь об эвкалиптах и средствах сохранения их в недостаточно теплом климате Кавказа. Предмет исследования далеко отстоял от круга интересов Свиридова, и все же он послал свои соображения в Москву. Вчера стало известно, что комиссия с ним согласилась. Растроганный сотрудник, весьма сдержанный молодой человек, долго не знал, что ответить, он густо покраснел, снял и тут же надел свои большие роговые очки, взъерошил и пригладил зачесанные на прямой пробор волосы и, не сдержавшись, обнял Свиридова. После ухода ученого диссертант вспомнил, что хотел передать ему журнал и, догнав Самсона Даниловича у ворот, сказал:

— В этом номере напечатано о ваших новых исследованиях, вам будет интересно прочитать.

Самсон Данилович поблагодарил, сунул журнал в боковой карман пиджака и продолжал свой путь.

С некоторых пор он обзавелся привычкой по дороге домой делать крюк и сворачивать в переулок, где множество голубей бродит по мостовой. Усевшись на скамейку у покосившейся ограды пустыря, Свиридов вынимает из кармана завернутые в бумагу семена и маленькими пригоршнями бросает их голубям. Отсюда он уходит с чувством облегчения. Ему кажется, что сердце перестало ныть и в голове водворился порядок.

Накормив своих питомцев, Свиридов вынул из кармана журнал, нашел статью, на которую указал ему сотрудник, и принялся читать. Ничего нового в ней не было, все обычно и знакомо: и манера сына писать, его самоуверенный пафос, и топорные фразы, и неправда в каждой строке. Вздор, что профессор Свиридов посвятил себя проблеме искусственного кормления рыб хлореллой, что «рыбная промышленность многим обязана консультациям профессора Свиридова». Он этим никогда не занимался и никому советов не давал. В такой же манере, о том же Петр говорил на заседаниях научных обществ, писал в городской и областной газетах. Было в этой статье и нечто такое, что глубоко уязвило ученого. Сын утверждал, будто отец убедился, что «долг ученого в наше время — не задаваясь далекими целями, думать прежде всего о текущих нуждах страны». Как можно противопоставлять «далекие цели» и «текущие нужды»? В какой невежественной голове могла родиться подобная мысль? Изыскания астрологов и астрономов столь же часто обогащали практическую мысль, как часто химия и физика решали задачи небес.

Самсон Данилович почувствовал себя нехорошо и хотел идти домой, но раздумал и отправился в филиал рыбного института к сыну. Пора с этим покончить, он должен оградить себя от его лживых измышлений. Или Петр откажется от своих утверждений, или придется что-нибудь предпринять.

Филиал института находился недалеко от центральных асфальтированных улиц города, на немощеной набережной грязной речушки. В конце длинного ряда деревянных домов с непомерно огромными окнами и приплюснутыми чердаками, в бывшем купеческом особняке, на верхнем этаже разместились лаборатории филиала института. Маленькие комнатки с тесными проходами и узенький коридор, заставленный шкафами с заспиртованными рыбами и моллюсками, производили убогое впечатление. Более просторно было на нижем этаже, где в двух небольших квартирах жили ихтиолог Лев Яковлевич Золотарев и рыбовод Андрей Прохорович Попов.

Сына своего в институте Самсон Данилович не застал. Петр незадолго уехал на рыбоводный завод.

— Поспешите на пристань, — посоветовала ему лаборантка, — он еще там.

Кто-то мягко взял ученого за руку и потянул к себе.

— Здравствуйте, Самсон Данилович! Пойдемте ко мне, нам надо поговорить.

Перед ним стоял Лев Яковлевич. В длинном белом халате с широкими отворотами он казался еще выше, а новый просторный костюм придавал ему полноту. Свиридов подумал, что рядом с ним маленькая Юлия выглядит ребенком. Удивительно, до чего они но подходят друг к другу. На нем был новенький синий галстук, пристегнутый к шелковой заграничной сорочке серебряной пряжечкой. Подстриженные черные усики и редеющие волосы на голове были надушены. «Франт», — подумал Свиридов и отвернулся.

Лев Яковлевич пропустил Свиридова в лабораторию, жестом предложил ему сесть и долго сам не садился.

— Не удивляйтесь, пожалуйста, что я вас задержал, — со свойственной ему непринужденностью, которую Самсон Данилович воспринимал как плохо скрытое высокомерие, проговорил он. — У меня к вам серьезное дело. Вы знаете, конечно, что меня назначили директором рыбоводного завода… Вы должны разрешить мои сомнения, — продолжал он, — я имею в виду предстоящую реконструкцию завода. Простите, если я скажу вам что-нибудь неприятное, как хотите судите, но против правды я не пойду, не уступлю, что бы со мной ни случилось.

Его мягкий, почти юношеский голос казался Свиридову приторным, а глаза, подернутые влагой, — масляными.

«Вот ему что надо, — с раздражением подумал Свиридов, — еще один ходатай в пользу сына». Этот тихоня никогда раньше не вмешивался в семейные дела. С сыном у них бывали какие-то разговоры, Петр в чем-то его убеждал, он как будто не соглашался. Споры эти, конечно, были пустяковыми, друзья скоро мирились и, должно быть, забывали, о чем был спор.

— Мне кажется, Самсон Данилович, что завод перестраивать не надо, хлорелле здесь не место, она тут ни при чем.

«Сын ратовал за другое. Они, видимо, в чем-то не столковались. Тем любопытнее, куда он гнет», — думал Свиридов.

— Вы должны отвлечься от вашего расположения к зеленой водоросли, — пытаясь скрыть свое смущение непринужденной улыбкой, сказал Лев Яковлевич, — должны во имя того, что выше наших личных симпатий, из чувства долга к тому делу, которое вверено нам.

— Позвольте, Лев Яковлевич, я что-то не понимаю вас, — обрадовался ученый случаю дать выход своему раздражению. — Почему я должен отказаться от собственных взглядов и во имя чего?

Сердитое выражение лица Свиридова и резкий, несвойственный ему тон еще больше смутили Льва Яковлевича. Он некоторое время молчал и, словно набравшись храбрости, выпалил:

— Не от взглядов вообще, а от вашего убеждения, что хлорелла в рыбоводстве везде одинаково нужна. Есть основания полагать, что рукав Волги, где находится наш завод, кишит планктоном и нет нужды хлореллой откармливать рачков, а рачками — рыб. В реке этого корма более чем достаточно. В другом месте или в другой реке эти расчеты, возможно, и правильны, только не здесь.

Разговор все больше раздражал Свиридова. Уж не вздумал ли этот мальчишка разыгрывать его? Когда и где он, Свиридов, утверждал, что хлорелла везде одинаково хороша, из чего видно, что это его убеждение?