Георгий Черчесов - Испытание

• Название: Испытание
• Автор: Георгий Черчесов
• Издательство: Ир
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

Новый роман развивает в какой-то мере сюжетные линии, образные связи романа «Заповедь», вышедшего в 1980 году, но это самостоятельное произведение, в котором автор рассказывает о современниках, одновременно обращаясь и к истории. О преемственности поколений, поиске истинной цели жизни, становлении личности, ее нравственном усовершенствовании повествует роман Георгия Черчесова «Испытание».

---

— Если вы меня спросите, когда я привез в дом свою жену, я едва ли отвечу, — сказал хозяин фермы. — Знаете, у меня в голове что-то такое творится… Точно открытые ворота загона: надо — не надо, все кони стремятся выскочить наружу. Мысли, как птицы: не поймать, хоть хвост и видишь…

Герта. Она и только она могла открыть тайну. Но она была в таком состоянии, когда трудно контролировать ход мысли. Рассказывая про жизнь на ферме, она вдруг начала обвинять себя в том, что произошло. Притл многозначительно посмотрел на своего бывшего ученика, мол, все-таки и здесь виновата женщина! Такой банальный вариант? Тонраду не верилось. И он задал ей вопрос напрямик:

— Не ссорились ли Фриц и Таймураз из-за вас? Она не стала отрицать:

— Фриц виноват. Он выговаривал мне за то, что я прибегаю на ферму и поглядываю, как Таймураз объезжает коней. А ка кие развлечения есть на ферме? Никаких. Вот и я управлюсь с обедом и спешу к загону. Однажды Таймураз не усидел в седле и упал. Я бросилась к нему. Это не понравилось Фрицу, и он закричал, чтоб я ушла. Как-то Таймураз заболел. Он лежал в своей комнате и не узнавал никого. Голова его была в жару, сам? он бредил. В эти дни отец, Вольфганг и Фриц ходили на участок и пололи картофель с утра до вечера — так велел им хозяин. Я носила Таймуразу еду. Я видела его всегда сильным и бодрым и подшучивала над ним, а теперь он лежал такой слабый, тихий и молчаливый… Я ставила еду на стул у постели… Но он стеснялся при мне есть. Я заботилась о больном — только и всего. Фриц был моим женихом, дело казалось решенным, и я ни о ком другом не думала. Но Фриц мне устроил скандал, приказав, чтоб я больше не приближалась к комнате, где лежал Таймураз. Я пообещала. Но как было усидеть, представив себе больного, которому, может быть, именно сейчас понадобилась помощь? И я подумала, а что плохого в том, что я отнесу обед ему?.. Он обрадовался мне. Улыбка у него такая — одними губами, а глаза остаются грустными. Он тронул меня за руку, сказал: «Данке шён!» И я почему-то заплакала. У него глаза сразу округлились. Он приподнялся в кровати, прижал руку к своей груди, будто извинялся. И так мне на душе стало хорошо…

Фриц опять ругался. Теперь он накричал и на отца, заявив ему, что этому дикарю мало укрощать за большие деньги диких лошадей, так он теперь хочет оседлать еще и его дочь. Отец страдал, мне было его жаль. Вольфганг успокоил Фрица, заявив, что теперь сам будет носить обеды горцу. И на следующий день он пришел пораньше и отправился к Таймуразу. Но горца не оказалось дома… Мне очень хотелось узнать, куда исчез горец, и когда все, пообедав, возвратились в поле, я отправилась на поиски…

Она его отыскала за холмами. Он сидел возле камня и смотрел на горы, что туманной россыпью покрыли горизонт. Герта незаметно подкралась к горцу и прикрыла его глаза ладонями:

— Попался, Таймураз!

Он засмеялся, оторвал ее ладони от своего лица:

— Герта, не надо так. Увидят твои — подумают плохо…

Это были слова, но глаза говорили о другом. Ему было приятно, что она нашла его. И Герта поняла не слова, а то, что увидела в его глазах, то, что сквозило в его смехе.

— Теперь я знаю, куда ты ходишь. И зачем — тоже. Скучаешь по дому. Я тоже. Все о своих думаю: и чем они занимаются, и куда пошли. Все так ясно представляю: и дом, и сестренку, и поля, и речку… А ты горы видишь? У вас такие же? Люблю, когда они под солнцем чистые-чистые стоят. В душу заглядывают, вот, мол, глядите, какие мы — откровенные, нараспашку, каждая ложбинка видна. А когда туманная дымка над ними курится, тогда они совсем другие — сердитые. Суровостью прельщают. И у вас такие?

— Ты говори, говори, у тебя голос хороший… Он мне напоминает голос тон, кого я обидел.

— Научись по-немецки — поговорить с тобой хочется. У вас луна есть? Горы, а сверху луна. Интересно! Сиди у обрыва и беседуй с луной. Ты, горец, ликом суров, Фриц ругается, а мне с тобой вольно, радостно… Усы у тебя пышные, — она провела пальцами по его усам.

Таймураз вздрогнул, оглянулся по сторонам.

— На копе такой мужественный, а со мной совсем другой, — засмеялась она и пристально посмотрела ему в глаза: — Пойми меня, горец. Ты правишься одной девушке. Очень нравишься. Хочешь — вези ее к себе в горы! Только вот приданого у псе нет. По я годик поработаю, и все, что мистер Роллинс заплатит, будет моим приданым. Вези меня к себе. Я дам тебе маленьких кавказцев. И все они будут такие же усатенькие. Пойми, Таймураз! Я, Герта, тебя, Таймураза, люблю! Люб-лю!

— Отчаянная ты, Герта. Будто брат я тебе. Или муж. Нельзя так. Я не такой хороший, как кажется тебе. Знала бы ты, что я натворил в Осетии. Не льни ко мне. От тебя жаром отдает. Могу голову потерять. Не надо. Отец увидит…

— Люблю я тебя. Уже давно. Но и сама только сейчас догадалась. А у тебя там, в горах, нет девушки? Ну, признайся, есть? — она вдруг расплакалась.

— Ты что? — испугался он. — Я тебя обидел? Герта, Герта, твой плач — это когти барса. Знаешь, какие они у него острые? И вонзает их он в мою грудь и рвет, рвет! Не плачь. Ну, хочешь, трогай мои усы, раз тебе нравится, — он провел ее рукой по усам: — И мне это нравится.

Герта подняла голову, улыбнулась сквозь слезы:

— Руки у тебя огромные, шершавые, нежные. И весь ты большой, шершавый и нежный. Хочешь меня поцеловать?

— Вот и хорошо, улыбаться стала…

— Я сама тебя поцелую. Не веришь? — она зажмурилась, отчаянно прижалась губами к его усам и сорвалась с места…

— Герта, куда ты? — вскочил на ноги Таймураз. — Куда? Послушай. Ты это сделала. Теперь все. Я не хочу тайно! Я уважаю твоего отца, он — меня. Мы не станем обманывать его. Теперь ты и я — одно целое. Для Заремы я давно умер. Назад пути нет. Я женюсь на тебе и останусь тут. И никогда не брошу тебя. Что бы ни случилось. Ты слышишь? Я все скажу твоим землякам. И пусть теперь Фриц не смотрит на тебя! Не позволю!

…Таймураз появился под навесом, когда они ужинали. Приветствуя его, Вольфганг поднял руку и тут же опустил, озадаченный решительным видом горца. Петер и Фриц тоже уставились на Таймураза, который стоял у входа, положив руку на пояс и гордо выпрямившись. Дождавшись, когда немцы, прервав ужин, глянули на него, горец подошел к обомлевшей Герте и взял ее за руку. Девушка упиралась, а он настойчиво вел ее к столу. Таймураз опять был прежним, решительным горцем. Его не смутило и то, что Фриц весь напрягся, точно собирался прыгнуть на него, и сверлил его исподлобья взглядом, словно хотел своей ненавистью сжечь его дотла. Таймураз, показав на себя, а потом на Герту, вытянул перед собой два пальца, подвигал ими в воздухе и спросил:

— Фернштейн зи? — что (он твердо знал) по-немецки означало: «Понимаете?»

Петер, сощурившись, выжидающе посмотрел на Герту. Она, вся зардевшись, потупилась. И куда делась ее задиристость? Перед ними стояла смущенная девушка на выданье. Фриц оттолкнул от себя тарелку, спросил гневно:

— Чего ты молчишь, Петер? Ждешь, когда у тебя на коленях запрыгает чернявый внук?

В гнетущей тишине Таймураз заговорил, путая русские, осетинские, английские и немецкие слова. Он понимал, что, не прислав сватов, нарушает правила этикета и осетин, и немцев, но здесь нет у него близких. Но когда дело дойдет до свадьбы, то он непременно сделает все, что положено: будут и сваты, и калым, он забьет быка, зарежет овец. Все будет, как полагается, он не посрамит своего рода. А сейчас он просит Петера согласиться на помолвку дочери с ним. Он обязуется беречь Герту, уважать отца ее.

— Видишь, Петер, какое счастье привалило, — закричал Фриц. — Твой будущий зять — дикарь!

Тихий, стеснительный Вольфганг, видя, что еще миг — и Фриц, бросится на горца, понимая, что ни один, ни второй не отступятся, поспешно обратился к девушке:

— Герта, Таймураз сватает тебя. Но раньше такие же намерения высказал и Фриц. Что скажешь им?

Она смело взглянула на Фрица и Таймураза:

— Дайте сперва слово, что не станете мстить друг другу.

О, эта женская хитрость! Ею девушки одарены от рожденья. И годы дремлет она под оболочкой простодушия и наивности, чтоб в нужный момент вдруг разом проявить себя. Сколько трагедий избежало человечество, и сколько тайн сокрыто благодаря женской хитрости! Вот и Герта, нутром почуя грозную опасность, всячески оберегая и свою любовь, и благополучие, объявила, что ж один и второй достойные мужчины, с ними никого третьего юна сравнить не может, выбрать кого-то из них двоих должно сердце, а оно пока в смятении, и ему нужно время… Петер и Вольфганг закачали головами в знак одобрения слов девушки, и хотя горец и Фриц по-прежнему продолжали метать друг в друга гневными стрелами, напряженность исчезла. Герта, придвинув тарелку к Фрицу и усадив Таймураза между отцом и Вольгангом, залепетала, и певучий ее голос успокаивающе подействовал на рассерженных мужчин…

…Выслушав рассказ Герты, Притл заявил, что узнал причину ссоры. Ею была Герта Унцикер. Но Таймураз возразил: