Казис Сая - Растяпа

• Название: Растяпа
• Автор: Казис Сая
• Жанр: Прочая детская литература

---

Нынче снова-здорово: куда деться одинокой вдове в такую смутную пору? И хоть шестой десяток ей давненько пошел, а нет-нет и ущипнет ее заглянувший в дом напиться солдат. Поди разбери, то ли просто заигрывает оттого, что мужика в доме не застал, то ли ждать от него каверзы...

И вот теперь Казюня, сменившая фамилию на Узнене, завела себе сторожа понадежнее Барбоса и так крепко держала обоих на поводу, что пес задохнулся, а Казимерелис на время куда-то сгинул, словно сквозь землю провалился.

Как-то, вырвавшись на минутку к соседям, Узнялис похвастался: у него теперь не жизнь, а малина - и обстиран, и накормлен, и похлебку на козьем молоке что ни день хлебает, чего же еще хотеть...

В другой раз он не больно-то радовался и все вздыхал:

- Правду говорят, у вдовы хлебом разживешься, зато сердцем изведешься...

А в третий раз притащился по прихваченной первым морозцем дороге в странном виде - одна нога в клумпе, другая в калоше - и со слезами на глазах стал умолять Раудиса принять его назад, потому как на чем свет стоит распекла его Казюня, клумпу в щепы разнесла. Хорошо еще, что об стенку. А ну как в голову бы угодила?..

Вечером он не наколол дровишек и не положил их за печку сушиться, а наутро сырые поленья шипят, гореть не хотят, дым валом валит. Печка у них растрескалась, глиной замазать нужно, только где ж эту глину раздобудешь в такую стужу? Да и дров сухих откуда взять? Чужого Казимерелис пальцем не тронет, а задаром кто же даст...

Не успел человек обогреться, душу излить, а за дверью уже шаги слышны - это Казюня приковыляла с жердиной в руках. Помянув у входа создателя нашего и не дождавшись ответа, принялась она честить своего мужа: и лоботряс, и растяпа, и дармоед он, и душевыматыватель... Казимерелис краской залился, а потом чмок супругу в одну ручку, чмок в другую. И все уговаривает:

- Что хочешь со мной делай, только не на людях, не при чужих, Казюнеля...

- А-а, правда глаза колет?! Так на кой черт приволокся сюда? А ну, живо домой! За работу!..

- Иду, Казюня, я мигом... Ты бы присела, передохнула....

- Кому говорят - вставай! Не тяни время и людям не мешай. А вы бы его не науськивали лучше! - с угрозой бросила она соседям. Взвалили мне крест на шею, сами от него избавились и радуются!..

И она, словно теленка с чужого огорода, вытолкала жердиной Казимерелиса за дверь. Костлявая, хромая, Некрасивая, с покрасневшими от дыма глазами... Надо же на ком-то злобу выместить, все свои беды на кого-то взвалить, а на кого же еще, как не на своего мужа, так называемую вторую половину?..

Не переставая переругиваться, дотянули они кое-как до вечера, а в сумерках огня не зажигали, чтобы не видеть друг друга, и уселись порознь под чуть теплой печкой. Посидели-посидели и почувствовали, что молчать больше невмоготу. Хотя бы на сон грядущий захотелось как-то загладить дневную размолвку, смиренно прочитать молитву и пожелать друг другу спокойной ночи. Вот почему Казимерелис, который страстно желал окончить дело миром, шмыгнув носом, решился наконец произнести:

- Вот мы здесь бранимся, кулаков не жалеем, а сверчки знай стрекочут! Наперебой, кто громче...

- Это ты их со своей рухлядью занес, - враждебно отозвалась Казюня. - До тебя в моем доме ни сверчка, ни жучка не было.

И, словно в подтверждение своего нового обвинения, она принялась скрести зудящую спину.

- Не трись о печку, спину измажешь, - сдержавшись, снова миролюбиво буркнул Узнялис. - Дай, я почешу...

Он протянул было руку, но жена сердито оттолкнула ее и проворчала:

- У себя почеши!..

Казимерелис вздохнул, громко засопел и, помолчав, снова завел разговор, уже издалека.

- Довелось мне услышать одну сказку, - застрекотал он, словно сверчок, не обращая внимания, слушают его или нет. - Жила на свете одна дружная пара. Как говорится, супруги божьей милостью... А нечистый, что на печи жил семь лет подряд, и так, и этак из кожи лез, чтобы рассорить их, да все напрасно. Подошла пора ему в пекло возвращаться, а он работу свою черную не сделал, как ответ будет держать?..

В этом месте Казимерелис почувствовал острое желание затянуться, но сдержался - как бы примолкшая на время Казюня не турнула его от печки.

- Делать нечего, - продолжал рассказчик. - И вспомнил леший, что неподалеку живет одна баба языкастая. Обернулся он господским сынком и говорит ей: "Натравишь вон тех двух друг на друга, получишь башмаки на шнурках аж до самого колена..." - "Ладно", - отвечает баба. На том и порешили. Встретила вскоре она ту счастливицу и давай ей в глаза льстиво заглядывать, на все лады расхваливать, а потом и говорит: "Спору нет, муженек твой в тебе души не чает, но может еще крепче полюбить, если сделаешь ты, как я скажу... Есть у него под шеей пятно родимое, волосками покрытое... Стоит тебе улучить момент и состричь их, сама увидишь, как он с каждым разом сильнее к тебе привязываться станет". А мужу той женщины с глазу на глаз сказала так: "Третью ночь кряду один и тот же сон снится. Будто благоверная твоя шашни водит с кавалером, а тебя все с глоткой перерезанной вижу... Чем черт не шутит - притворись как-нибудь спящим, а сам потихоньку подгляди, что супруга твоя делать будет". Мужчина лишь плюнул в сердцах и пошел прочь. А болтовня эта никак из головы у него не выходила, не мог он заснуть - и все тут... И вот однажды прилег человек вздремнуть после обеда. Видит - жена потихоньку вытащила из-за притолоки бритву, подошла к нему на цыпочках и к шее его подбираться стала... Мужчина прыг с постели и давай кричать: "Ах, вот ты какая, змея подколодная!.." С того дня у них все кувырком пошло - даже черту жутко сделалось. А когда пришла пора отдавать той ведьме башмаки, нечистый нацепил их на шест и протянул бабе на другой берег речки: "На вот тебе, бери, что причитается, да знай - с тобой самому дьяволу не сравняться".

Довольный, что жена терпеливо дослушала его до конца, Казимерелис помолчал немного и произнес уже другим голосом:

- Вот я и думаю: а почему бы нам с тобой не сесть и не потолковать, какой это леший нашу жизнь так перековеркал, как по-твоему, а, Казюня?

- Языком трепать ты мастер, ничего не скажешь... почище той бабы, - подала голос жена. - Да только заруби себе на носу раз и навсегда: ты будешь болтать, по ночам шептунов пускать, а я тебя за это корми, одевай?

Проповедей я и в костеле наслушаюсь. Христарадников и на паперти хоть пруд пруди, дома мне еще такого не хватало. У меня-то полторы ноги всего, думала - мужика в дом впущу... С любовью - как уж бог пошлет, пусть хотя бы, думала, избенку подлатает, огород вспашет, козе корму заготовит... Куда там! Балтрамеюсу, ему, окаянному, тот черт башмаки должен подарить! Не было у бедной Стасюлене забот, еще одного захребетника на шею повесила!..

- Так мне что же, в плуг прикажешь впрячься? - не выдержав, воскликнул Казимерас дрогнувшим голосом. Горечь окончательно подточила цепь, которая сдерживала его ожесточение. - Отвык я от земли, не спорю. Не было ее у меня никогда, да и не нужна она мне вовсе!

- Ты не от земли, от работы любой отвык, - прошипела над ухом Казюня. - Лодырь, слюнтяй, растяпа ты, больше никто!

- Таков уж уродился. А только прежде никто мне в глаза не тыкал и куском хлеба не попрекал. А коли ни на что я не годен, нахлебник, так чего ради ты сегодня притащилась следом? Может, остался бы я у Раудиса...

- Как же! Сначала бы грязью меня полил, наплел им с три короба, а потом все равно домой приплелся бы. Покуда угла у тебя не было, и люди помалкивали, хотя всем давно известно, что такого нерадивого еще поискать...

- Шестьдесят лет я горя не знал! - выкрикнул глубоко уязвленный Казимерелис. - Слова плохого ни от кого не слышал. Ладил с людьми, не ссорился...

- Ладил, говоришь? А за что тогда тебя родной брат выгнал? Свою долю проел - можешь убираться!.. И правильно сделал. Настоящий хозяин дармоедов держать не будет.

- Эх ты, ворона, ворона! - отбивался, как мог, Казимерелис. Одного мужа до сроку загрызла, теперь на меня клыки точишь...

У Казюни передние зубы некрасиво выдавались вперед. Когда она хотела спрятать их, казалось, во рту у нее что-то невкусное, вроде лекарства, - ни проглотить, ни выплюнуть. Сейчас женщина держала в руке сосновое полено, от которого она собиралась отодрать щепку, чтобы поковырять в зубах. Вот почему упоминание о клыках пришлось так кстати, и оскорбленная женщина со злостью ударила в темноте этим поленом мужа по руке - табакерка разлетелась вдребезги, из нее высыпалась горстка табаку, подаренного Балтрамеюсом... Ну вот, теперь он не сможет даже свернуть самокрутку, даже этой маленькой радости одним взмахом полена лишила его Казюня... И от этой мысли Казимерелис всхлипнул, как ребенок.

Узнялис поднес к губам ноющую руку, провел по суставам пальцев языком, потом присел на корточки и стал на ощупь собирать на глиняном полу все, что вывалилось у него из рук. А Казюня не только не остыла, не пожалела о том, что слишком погорячилась, но и, наоборот, продолжала изливать свою ярость, бросая в лицо Казимерелису все новые обвинения. И характер-де у него хуже некуда, и привычки поганые, а уж о звуках и запахах, что он издает, и говорить не приходится...