Федор Щербина - История Кубанского казачьего войска

• Название: История Кубанского казачьего войска
• Автор: Федор Щербина
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4444-048

Книга знаменитого казачьего деятеля, исследователя и литератора Ф.А. Щербины расскажет читателям об истории Кубанского казачьего войска, о его быте, о схватках с горцами Кавказа, о том, как в течение столетий казачество выживало в непростых условиях. Вашему вниманию предлагается сокращенная версия прекрасного двухтомника, увидевшего свет накануне Первой мировой войны.

---

Через 8 дней после того князь Щербатов послал Мартынову длинный и дерзкий рапорт, доходящий до обвинения в бездеятельности казачьего генерала. По розыскам Щербатова выяснилось, что бежавшие в Подпольное казаки из полка Поздеева, в количестве 16 человек, хотели ехать прямо в Аксай, но Мартынов потребовал, чтобы они явились к нему. Казаки не послушали наказного атамана, и когда за ними была послана команда, то они, зарядивши ружья и пистолеты, угрожали стрелять в команду. «Хотя вы и извещаете меня, – рапортует далее в виде выговора по начальству князь Щербатов, – что никаких нарушающих спокойствие слухов до вас не доходило, но мне донесли, что в станице Михалковской и в других застарелые невежды и гнусные отступники от церкви читают темной толпе какие-то книги и одну из них называют книгой Святого Кириллы. По толкованиям этих начетчиков, в половине восьмой тысячи, – не знаю по какому исчислению, – прибавляет князь Щербатов, – опустеет Дон на семь лет и тогда будет конец века». Легенду эту князь связывает с волнениями казачества. Таким образом, судя по этой переписке двух генералов, во взглядах их на текущие события и в образе действий, связанных с этими событиями, замечалась существенная разница. Князь Щербатов стоял на точке сыска и деятельно занимался им, а генерал Мартынов находился на страже казачьих интересов, нарушенных непопулярной правительственной мерой о выселении донцов на Кубань.

Вообще казачьи генералы старались всячески успокоить высшее начальство, действуя со своими казаками по-своему. Вой-сковой атаман Иловайский поскакал в Петербург, чтобы защитить «казачьи привилегии» и отвратить переселение донцов на Кубань. Мартынов заботится, чтобы в прошение бунтовщика Белогорохова с товарищами попала веская аргументация в пользу претензий взволновавшегося казачества, Луковкин политично отговаривается перед казаками незнанием того, что творит с ними высшее начальство. Испытание на этом пути поставлено было и бригадиру Платову.

Платов в это время уже пользовался широкой популярностью у донских казаков. При первых же вестях о волнениях казаков на Кубани граф Гудович немедленно вызвал к себе из Черкасска Платова и поручил ему объехать все донские полки, расположенные на Кавказской линии, и повлиять на казаков увещаниями о повиновении начальству и о поддержании воинских порядков в полках. Со своей стороны, председатель Военной коллегии граф Салтыков поручил Платову сообщить казакам, что те из них, которые не участвовали в волнениях и остались на Линии, могут рассчитывать на освобождение от переселения и возвращение на Дон. Платов исполнил возложенные на него поручения и донес, что все у донцов обстоит благополучно, казаки, по его словам, «признали себя весьма довольными» обещанием правительства «и уверили меня, что других мыслей никаких не имеют, как только выполнять все должное по службе и повиноваться начальству».

Тогда же и Мартынов доносил Гудовичу, что оставшиеся на Линии казаки наверняка не уйдут на Дон, а находящихся на Дону беглецов старожилы и «порядочного состояния люди» всячески склоняют к тому, чтобы они возвратились в полки на Линию.

А между тем, несмотря на заботливое охранение донских казаков их высшими представителями, Донщина в глубине своих бытовых тайников глухо волновалась, обнаруживая два противоположных течения: одни стояли за открытый протест вместе с Белогороховым и его единомышленниками, другие за подчинение требованиям правительства, сулившего прощение за казачью покорность. Само правительство всячески старалось склонить казаков к возврату на места по Кубанской линии. Граф Салтыков приказал заранее объявить бежавшим казакам, что если они сами возвратятся обратно в свои полки, то будут прощены за побег и освобождены от переселения на Кубань. Но беглецы не поддавались никаким увещаниям. Одни под разными предлогами остались дома, другие опирались на приказы Иловайского, в силу которых они считали себя отбывшими на Линии службу, а третьи ожидали результатов поездки вой-скового атамана в Петербург.

Мартынов предпринял целый ряд мер, чтобы убедить казаков возвратиться добровольно на Линию. С этой целью собирались сходы, посылались на них и по станицам особые лица от войска для увещания. С этой же целью есаулу Кондакову поручено было объехать ряд станиц. Кондаков побывал по Дону в станицах: Раздорской, Цымлянской, Быстрянской, Нижне-Каргалинской, Кумшацкой и по Донцу в Екатерининской, Быстрянской, Верхней и Нижней Кундрюченской и на хуторе, где жил Белогорохов. Казаки, по выражению Кондакова, «единогласно отказываются от возвращения». Были колеблющиеся. В некоторых случаях одни ссылались на других, давая тем понять, что за другими готовы были бы последовать и они. Но все безусловно боялись нарушить клятву, данную Белогорохову перед знаменами, которые они целовали. Сила клятвы была велика, а авторитет Белогорохова безграничен.

В частности, о Платове ходили слухи, что начальство отрешило его от командования прежними казаками и что поэтому он будто бы старается вызвать их на Линию и сделаться над ними атаманом. Остальные же казаки, не причастные к волнениям, боялись появления в станицах регулярных войск, и поэтому многие изъявляли готовность выслать силой беглецов на Линию, если прикажет Донское войско. Между беглецами и другими станичниками нередко возникали ссоры, беглецов упрекали в побеге, а беглецы, ссылаясь на атаманские приказы, не прочь были выйти из станиц, чтобы избавиться от утеснений.

Сам Белогорохов выехал 28 июня из дома для сбора денег на поездку в Петербург. Он действительно, собравши деньги, отправился вскорости в Петербург, чтобы подать там императрице прошение; но его схватили на дороге по распоряжению высшей петербургской администрации и посадили под арест. Оставшийся на месте руководителем Фока Сухоруков сгруппировал около себя около 150 человек и с ними переходил из станицы в станицу, всюду поддерживая энергично необходимость открытого протеста против выселения казаков на Линию. Когда же из Черкасска выслана была против него команда, то он оказал вооруженное сопротивление, был арестован и отправлен вместе с другими вожаками – Трофимом Штукаревым, Саввой Садчиковым, Иваном Подливалиным и Дмитрием Поповым – в Петербург.

Таким образом, главные виновники казачьих волнений находились в руках правительства под стражей и в следующем, 1793 году, были преданы суду особой комиссии, учрежденной при Государственной Военной Коллегии.

Белогорохов обвинен был в том, что он первый убедил казаков в незаконности выселения их без очереди, принял на себя главное начальство над бунтовщиками сначала в полку Поздеева, а потом над объединенной группой казачества трех полков, забрал знамена этих полков и отправился с взбунтовавшимися казаками к Черкасску, не подчиняясь никаким распоряжениям начальства. В самом Черкасске он «вынудил от войскового атамана приказы, а от гражданского правительства грамоты», обеспечившие за беглецами роспуск по домам и освобождение от службы. Затем по станицам он вел агитацию, собирал деньги и отправился на них в Петербург. В комиссии военного суда Белогорохов не только не раскаялся ни в чем, но, несмотря ни на какие увещания, не отвечал и на вопросы.

Фока Сухоруков изобличался в большинстве тех же проступков, что и Белогорохов, у которого он был главным помощником, а также в вооруженном сопротивлении властям.

Остальные подсудимые – Штукарев, Садчиков, Подливалин и Попов – обвинялись в том, что были старшими между бежавшими казаками, причем Штукарев был избран начальником в полку Поздеева, Садчиков состоял главным помощником у Сухорукова, предводителя толпы, а Попов способствовал посылке в Петербург Белогорохова. Но все они изъявили чистосердечное раскаяние.

В особую вину Белогорохову поставлено было то, что он не хотел подвергнуть себя никакому суду, кроме Ее Императорского Величества, не захотел отвечать на вопрос-ные пункты и остался непреклонным, несмотря на все увещания священника.

На этом основании комиссия военного суда признавала главных виновников мятежа подлежащими смертной казни, но ограничилась тем, что постановила, исключивши из войска Донского, наказать кнутом в крепости Святого Дмитрия в присутствии казаков, собранных от станиц. Белогорохова пятьюдесятью ударами, а Сухорукова тридцатью, вырезать им обе ноздри, наложить знаки и сослать в Нерчинск в каторжные работы. Остальных подсудимых, раскаявшихся и действовавших по легкомыслию, постановлено было наказать в той же крепости плетьми и назначить, по распоряжению Войскового Гражданского Правительства, на службу не в очередь.

Самое наказание осужденных было обставлено предосторожностями. Граф Салтыков в письме к Гудовичу от 26 июня 1793 года предложил, чтобы войска Кубанского егерского корпуса остались в Ростовской крепости до окончания экзекуции и чтобы, в случае отозвания их из крепости, остался хотя бы один батальон, «ввиду могущих быть беспорядков». Но опасения Салтыкова не оправдались. Экзекуция прошла при молчаливом отношении к ней казаков. Предводители и народные герои были низведены на степень преступников. Сила осталась силой, а народные права – пустым звуком.