Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель

• Название: Гамсун. Мечтатель и завоеватель
• Автор: Ингар Коллоен
• Издательство: ОГИ, Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-94282-586-7

Великий норвежский писатель, лауреат Нобелевской премии Кнут Гамсун (1859–1952) был и остается одной из самых противоречивых и загадочных фигур в литературе XX века. Книга «Мечтатель и завоеватель» представляет собой новейшее биографическое исследование, посвященное жизни и творчеству Гамсуна, написанное известным норвежским журналистом и писателем. Биографию отличает фундаментальность и документированность, при этом она представляет собой увлекательное повествование, которое позволяет проследить перипетии долгого и сложного жизненного пути писателя, проникнуть в его внутренний мир и творческую лабораторию.

---

Это платье она приглядела себе в Кристиании, в Доме шелка. Возвратившись в Нёрхольм, она с радостью и гордостью показала мужу образец материала, из которого было сшито платье. Сын портного кивнул с пониманием, совершенно не интересуясь ценой. Не каждый день у него бывает возможность продемонстрировать шведской знати, какая у него красивая жена.

С восторгом она приобрела приглянувшееся ей платье[285].

Самое красивое платье, которое ей довелось надевать в течение всех своих 39 лет. По правде сказать, самое лучшее платье, которое она видела в своей жизни. Подол был из тафты в сборку. Сияющая Мария поворачивалась перед Гамсуном до тех пор, пока не заметила страшную ярость на его лице.

Как будто бы он сам не участвовал в покупке этого платья!

Неужели она в самом деле намерена появиться в таком глубоком декольте в Стокгольме? Ведь, по правде говоря, и демонстрировать-то нечего, разве если только что-то может выпасть…

Она пыталась объяснить ему, что это просто модный фасон. И вырез, может быть, лишь чуточку излишне глубок.

А почему она считает допустимым, чтобы вырез был таким глубоким, то есть непристойным?

И вот теперь в роскошном номере стокгольмского отеля «Гранд Рояль», после состоявшегося празднования, Мария спрятала подальше свое модное платье, которое стоило больше, чем месячное жалованье рабочего. Платье, которое переделал по своему усмотрению сын портного, после того как она привезла дополнительно купленную в Гримстаде материю — темный тюль. В нем она стала похожа на глупышку, после того как Гамсун трясущейся правой рукой подшил кусок тюля, подобрав пальцами материал, и, уменьшив вырез, приколол внизу большую алую розу.

Но она надела это платье, скорее из-за гордого самоуничижения, нежели из-за послушания.

Перед Новым годом Мария получила привет и рисунок на память о последней встрече от Альберта Энгстрёма: на нем мужчина, который с тоской смотрит на рюмку со спиртным, а рядом с ним — мощная фигура домашнего тирана, Марии.

Отодвинуть старость

Кнут Гамсун вернулся в Нёрхольм к своему письменному столу только перед самым Рождеством 1920 года. Возможно, на какое-то мгновение он и в самом деле вообразил, что сможет сдержать обещание, данное им в письме Марии, что «Женщины у колодца» будут его последней книгой. Теперь это было уже невозможно. Если бы он закончил писать после получения Нобелевской премии, то это стало бы подтверждением его собственного тезиса, что воздаяние почестей старикам — это преклонение перед смертью. И посему у него не оставалось иного выхода, кроме как продолжать писать.

В начале своего творчества он высмеивал старость. Потом кокетничал по поводу того, что состарился сам. В «Местечке Сегельфосс» он изобразил старость безобразной как никогда ранее. А все для того, чтобы отогнать собственную мысль о смерти.

И вот теперь писатель, которому уже шел шестьдесят первый год, задумал новую книгу, где намеревался защитить право смерти на свою жатву. А сам он рассчитывал на долгую жизнь.

С нарастающим интересом следил Кнут Гамсун за деятельностью врача Эжена Стейнаха{63}. Этот австрийский врач проводил весьма масштабные исследования влияния половых гормонов на процесс старения. Он утверждал, что нашел метод, благодаря которому процесс старения можно замедлить, а в некоторых случаях даже обратить вспять. Из статей, которые Гамсун получил, в том числе и от Кристиана Кёнига, работавшего в норвежском филиале «Гюльдендаля», ему стало известно, что врач предлагает своим пациентам для борьбы со старостью несложную и почти безболезненную операцию. После такого оперативного вмешательства, согласно мнению врача, пациент становится стерильным, бесплодным, однако половые гормоны будут продолжать вырабатываться и поступать в кровь.

Для Гамсуна стать бесплодным было положительным фактором, так как у него было уже вполне достаточно детей, и тем более облегчением для Марии: она родила четверых детей менее чем за шесть лет.

Дрожание правой руки у него усилилось. Могла ли операция помочь и в этом отношении? Со времен юности он привык считать, что эта дрожь связана с перенапряжением. Ведь он так много писал, а в порыве вдохновения — зверски много, и при этом он слишком сильно давил на карандаш, почти всю свою жизнь он писал исключительно карандашом. Постепенно он выработал особую технологию письма, поддерживая правую руку левой. Он приспособился также удерживать лист бумаги на месте, когда обе руки заняты. Он надевал на карандаш некое подобие металлического набалдашника, чтобы сделать его тяжелее, и все равно ему приходилось поддерживать правую руку левой. Таким образом он выводил строчку за строчкой, передвигая обе руки одну за другой вниз.

В конце 1921 года Гамсун под вымышленным именем поселился в одном из столичных отелей. Тех, с кем он в это время переписывался, он настоятельно просил сжигать все полученные от него письма и хранить молчание относительно факта его пребывания в городе. Он объяснял это тем, что болен и ему не нужна никакая шумиха вокруг его имени.

Правда заключалась в том, что никто не должен был знать о том, что он решился на весьма своеобразную операцию.

Перед самым Новым годом он приехал в Кристианию, а потом направился далее в Данию. Первоначально он намеревался лечь в клинику Стейнаха в Вене, но убоялся слишком долгого путешествия и остановился в Копенгагене. Здесь практиковал один из учеников Стейнаха. Врачу предстояло, в соответствии с методикой своего учителя, зашить семенной канатик пациента.

18 января Гамсуна положили в Муниципальный госпиталь Копенгагена. На другой день его прооперировали[286].

Через несколько дней он на пароходе приплыл в Кристианию и потом какое-то время жил в отеле, окончательно приходя в себя.

Все это было предпринято, чтобы отдалить старость.

На рубеже 1920–1921 годов Гамсун произвел самые приятные подсчеты в своей жизни.

Прохладное отношение некоторых рецензентов никак не повлияло на объем продаж романа «Женщины у колодца». Менее чем за две недели после его выхода было продано 24 000 экземпляров. Доходы от продаж только в Норвегии превысили сумму в 110 000 крон. Это соответствовало годовому жалованью двух десятков высокооплачиваемых чиновников.

Находящееся в Нью-Йорке издательство «Альфред Кнопф» сообщило, что «Плоды земли» вызвали такой интерес в Америке, что теперь здесь готовы издать большинство его произведений. Со всего мира в Нёрхольм поступали экземпляры книг Гамсуна, переведенные на разные языки. Из Стокгольма пришло известие, что его Нобелевская премия составила 179 023,86 кроны.

Из Мюнхена пришло сообщение, что немцы буквально не могут насытиться его книгами. Они так чествовали, так поздравляли Гамсуна, как будто он был их соотечественник. Из Дармштадта и Брюннена пришли сообщения об успехе «Царицы Тамары». Ожидались и новые проекты. Издательство «Ланген» планировало новое издание собрания сочинений в 14 томах. Уже весной должна была начаться рекламная кампания. «Просто невероятно, совершенно непостижимо, — благодарил он и добавлял: — и это в то время, когда Антанта пытается уничтожить всю жизнь, все существующие ценности в Вашей стране»[287].

Вскоре он узнал, какой именно счет предъявили Германии страны-победительницы: 132 миллиарда золотых марок плюс ежегодные проценты, равные 2 миллиардам. Германия обязана выплатить эту сумму до 1960 года. Весь немецкий экспорт облагался штрафной пошлиной в 26 % от стоимости товара. Но наибольшую горечь у немцев вызвала статья 231 мирного договора. Выходило, что вся ответственность за развязывание Первой мировой войны лежит исключительно на Германии.

Возмущение Кнута Гамсуна не знало границ. Гамсун был обижен за немецкий народ.

Такой чувствительный и такой властный

В конце весны — начале лета 1921 года Гамсун пытался настроиться на создание нового романа, что было весьма важно для него после получения Нобелевской премии. Он ходил по комнате между стопками заметок и ворохом бумаг для новой книги, обдумывал ее в своей писательской хижине, то прогуливаясь по лесу, то сидя в номерах отелей близлежащих городков. Управлять своими героями становилось все труднее. И тем не менее легче, нежели управлять собственной жизнью.

Он, например, расстраивался из-за того, что накричал на младшего сына Арилда, который не закрыл за собой дверь в столовую как раз в тот момент, когда отец собрался уйти из дома. «Нельзя мне быть таким уж чересчур ранимым по отношению ко всем вам», — сетовал он в письме к Марии[288].

Правда, его раскаяние было не очень уж глубоким: оно не пошло далее совета Марии следить за тем, чтобы подобные коллизии не возникали. Она должна приучить семилетнего Арилда тихо вести себя, когда отец дома.