Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель

• Название: Гамсун. Мечтатель и завоеватель
• Автор: Ингар Коллоен
• Издательство: ОГИ, Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-94282-586-7

Великий норвежский писатель, лауреат Нобелевской премии Кнут Гамсун (1859–1952) был и остается одной из самых противоречивых и загадочных фигур в литературе XX века. Книга «Мечтатель и завоеватель» представляет собой новейшее биографическое исследование, посвященное жизни и творчеству Гамсуна, написанное известным норвежским журналистом и писателем. Биографию отличает фундаментальность и документированность, при этом она представляет собой увлекательное повествование, которое позволяет проследить перипетии долгого и сложного жизненного пути писателя, проникнуть в его внутренний мир и творческую лабораторию.

---

— Вы идиот! Разве вы не понимаете, что все это пустая болтовня! Война будет продолжаться еще долго, очень долго! Невозможно терпеть методы рейхскомиссара. И об этом необходимо было сказать без обиняков.

Находящийся на заднем сиденье Цюхнер продолжал вести записи и в них отметил, что крайне возмущенный Гамсун с трудом пытался подобрать нужное слово, которое могло бы наиболее полно охарактеризовать Тербовена, и наконец произнес:

— Этот человек никоим образом нас не устраивает. Он — невежда!

Когда на это Хольмбю возразил, что Гамсун не может так резко критиковать высокопоставленного чиновника, назначенного на свою должность самим фюрером, Гамсун пробормотал в слезах:

— И чем все это закончится?

Хольмбю ответил ему сакраментальной фразой, которую он уже слышал от самого Гитлера, а именно, что у норвежцев есть собственное правительство.

— Вы выступаете как адвокат другой стороны. У Дании тоже есть собственное правительство.

Хольмбю пытался объяснить Гамсуну, что норвежское правительство гораздо сильнее датского, и это при том, что норвежцы в отличие от другого братского скандинавского народа оказали сильное сопротивление немецкой армии. Ответная реплика Гамсуна была полна горечи, как свидетельствует Цюхнер:

— Да, собственное правительство, но при этом Тербовен совершенно не прислушивается к словам Квислинга. Только Тербовен все решает в Норвегии.

На что Хольмбю, как было зафиксировано тем же немцем, произнес со смесью боли и презрения:

— Квислинг — это человек, на языке которого вертится всего несколько слов. Он совершенно не умеет говорить.

После короткой паузы Гамсун снова воскликнул:

— И как это все закончится?

Вечером в субботу он прибыл в Берлин и вновь разместился в отеле «Адлон». Здесь его уже ждало сообщение, что, к сожалению, на следующий день Геббельс занят и не сможет принять Гамсуна, как это было условлено ранее. При этом Гамсуну, в связи с его отъездом, было прислано множество подарков. Их было столько, что он сказал оказавшемуся рядом норвежскому журналисту:

— С каждым днем у меня прибывает имущества[449].

Несмотря ни на что, чувство юмора не изменило ему. В воскресенье Гамсуна отвезли в Потсдам, где он осмотрел дворец Фридриха Великого Сан-Суси. Утром в понедельник Гамсун покинул Берлин и Германию.

Оставался ли Гамсун верным нацизму после пережитого им в южной Германии во время встречи с Гитлером? Все указывает на то, что да. Свою клятву верности он высказал фюреру: «Мы вам верим», — и это не было просто жестом вежливости. Он продолжал искренне верить в Гитлера и великую миссию Третьего рейха: создать новый лучший мир. Гамсун верил, хотя и был рассержен, чего не могла не заметить его дочь Виктория, когда он встретился с нею во время пересадки в Копенгагене. Он сказал ей, что из него сделали идиота. Верил, несмотря на то что в аэропорту Форнебю его встречал рейхскомиссар Йозеф Тербовен, и это было еще раз использовано в качестве пропагандистского трюка. Гамсун оставался верным нацизму, даже несмотря на то, что мог читать в газетах о том, какую пышную встречу устроил ему Гитлер, какое исключительное внимание якобы уделил ему Геббельс и как сердечно встретил его по возвращении на родину Тербовен. Даже несмотря на свое признание сыну Туре, что Гитлер не произвел на него приятного впечатления, слишком часто повторял «я», много ораторствовал, да и выглядел как какой-то подмастерье[450].

Расположившись в одном из отелей Осло, он начал сочинять письмо с извинениями, которое он хотел послать Гитлеру через Дитриха: «Я придаю большое значение этому письму. Дело в том, что пресс-атташе рейхсканцелярии разъяснил мне, что я недослышал первый ответ Гитлера. Я спросил о том, будет ли Норвегия занимать в будущем то высокое положение в Великом германском союзе, которое было ей обещано? Я не услышал, как Гитлер ответил: „natürlich“. Если бы я расслышал сразу, фюреру не пришлось бы произносить столь длинную речь»[451].

Редкие трещины в его вере если и возникли, то тут же исчезли. Хотя никогда еще в своей жизни он не был так глубоко унижен. Но эти унижения воспринимались им как неизбежные личные жертвы на алтарь пангерманизма, сама идея которого оставалась святой. И сам Гамсун, и Квислинг со своими соратниками шли в ногу с нацистами, шатаясь и прогибаясь под бременем кровавой оккупационной политики.

При том что постепенно все большее и большее число людей по всей Европе начинали осознавать саму суть нацизма: его жестокость и бесчеловечность, готовность нацистов уничтожить на своем пути любые препятствия, мешающие осуществлению их преступных целей.

Крах

А сейчас между супругами в Нёрхольме шла своя война — война, которая в 1944 году приобрела особенно изнурительный характер для обоих. Ни один из супругов не желал покидать Нёрхольм. Когда Мария была дома, то она безраздельно царила на первом этаже, во внутреннем дворе и над воротами. В распоряжении Гамсуна находилась большая комната на втором этаже, где на стене висела огромная карта мира, на которой он отмечал ход военных действий, а большая столешница из красного дерева была завалена всевозможными газетными вырезками и бумажками с записями. Несколько раз Гамсун обращался к адвокату Сигрид Стрей по поводу возможности развода.

Из своей окруженной враждебной реальностью штаб-квартиры он наблюдал за приближением плачевного исхода войны. Пропаганда Третьего рейха была лживой, как никогда прежде. «Большие территориальные приобретения за два последних военных года позволяют германской армии вести войну таким образом, что никакие военные неожиданности не могут представлять для нее сколь бы то ни было серьезной опасности»[452].

Но лжец даже такого гигантского масштаба, как Геббельс, уже был не в состоянии скрыть всю правду.

Первого февраля 1944 года, когда прошел уже почти год со дня знаменательной встречи с Гитлером, Гамсун вновь начал выступать с политическими заявлениями. Он стал активно выступать в поддержку финнов, которые вместе с Германией воевали против Советского Союза. В марте Гамсун обратился к норвежским морякам, тем, кто воевал на стороне антигитлеровской коалиции. Он призвал их разорвать рабские путы, которыми они связаны с конвоями союзников. Тех, кто не хочет сделать этого, он заклеймил как изменников родины[453].

На своей большой карте Гамсун отмечал продвижение советских войск на запад. 6 января Красная армия пересекла предвоенную границу Польши. Комментарий Гамсуна в связи с этим содержался в письме к Туре: «немцы знают, что делают, хотя они не всегда ранее были такими разумными»[454]. В мае немцы покинули Крым.

Весной столь неколебимая ранее вера Гамсуна в победу Германии пошатнулась. Это настроение нашло свое отражение в письме от 3 июня к дочери Виктории: «Здесь у нас сейчас состояние краха, если только Германии не удастся спасти всех нас. Слава Богу, она обладает огромной силой, но, к сожалению, она вынуждена сражаться со всей Европой»[455]. В своем письме он несколько раз говорит о своем страхе, что Германия будет побеждена еще раз. Он молит Бога о том, чтобы этого не случилось, и просит Викторию научить своих сыновей молиться о том же.

Пока эти написанные Гамсуном слова были на пути к дочери, живущей в городке на северном побережье Франции, войска антигитлеровской коалиции заканчивали последние приготовления к высадке войск в Нормандии. Через три дня после того, как Гамсун высказал свое сомнение об исходе войны, этот печальный для нацистской Германии конец стал решительно приближаться: началась крупнейшая военная операция союзников. Более 5000 кораблей, 155 000 человек десанта, при поддержке 11 000 самолетов, сплошной тридцатикилометровой стеной подошли к французскому берегу в области, называемой «Крепость Европы», как раз неподалеку от тех мест, где жила Виктория Чарльссон.

Внезапно на газетных полосах вновь возник Гамсун:

«Подобно тому, как незыблемо стоит фронт на востоке, также незыблемо будет стоять и фронт на западе, и это не пустые мечтания, сейчас решается судьба Европы, происходит выбор между жизнью и смертью, и Европа выбирает жизнь. В эти дни, когда англосаксы своими действиями несут всем нам смерть, разрушение и гибель, хранители Европы, германцы, держат в своих руках надежду на ее спасение»[456].

Два года назад Йозеф Геббельс был в полном восторге от длинной пропагандистской статьи, написанной Гамсуном, в которой тот писал о бездушных большевиках, о нации мясников — англичанах и о предводителе евреев — Рузвельте. «Гамсун пишет очень умно, и эта статья необычайно острая <…>. Гамсун, несомненно, является одним из выдающихся интеллектуалов Европы, который всегда оставался верен знамени нового порядка» — так, захлебываясь от радости, расхваливал его Геббельс[457].