Максим Маскаль - Пазл

• Название: Пазл
• Автор: Максим Маскаль
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-69793-9

Эта игра страшна и чудовищна по своей жестокости. И все же ее организатору удалось собрать команду добровольцев, которые очень нуждались в деньгах. А суть игры такова: каждый из игроков должен раздобыть одну часть человеческого тела, чтобы затем, соединив их вместе, собрать новое тело, этакий сатанинский Пазл. Если все фрагменты тел совпадут и Пазл соберется, победителя ждет щедрая награда. Старт дан, игра началась…

---

Видение было настолько глупым и абсурдным, особенно вытаращенные глаза Фомы, яростно сверкающие из влажной багровой середины фантасмагорического монстра… что я не выдержал и расхохотался. Смеялся долго, до икоты. До судорог.

Потом взял веник и подмел клочья шерсти, усеявшие кухонный пол. Кошки от стресса моментально линяют. А кроме того, существо не желало переваривать кошачью шерсть: ему хотелось только мяса, шерсть оно выплюнуло.

Мысль о том, что я навожу порядок в собственном кошмаре, привела меня в прекрасное расположение духа.

Хихикая, я взял тряпку и дополнительно замыл пол и стены кухни от крови. Следы, тянущиеся от постели, я тоже затер. После чего лег отдохнуть и поразмышлять о чем-нибудь приятном. Существо взобралось на кровать, привалилось к моему боку, согрело его, и мы заснули, прижавшись друг к другу.

А теперь я не знаю, что из всего этого было сном. Потому что наутро повязка моя оказалась на месте, сухая и чистая, а вот Фома исчез. Следов присутствия кого-то или чего-то постороннего в квартире я не обнаружил. Но мешок с мусором в помойном ведре… Он сейчас доверху набит пухом и кошачьей шерстью. Причем часть этой шерсти – мокрая от крови. И еще когти. Вырванные с корнем, похожие на кривые зубы Дракулы… Я не знаю, что делать.

Может, я сошел с ума?

Доктор Алексеев моему звонку явно не обрадовался. Но я настаивал, и он сдался.

– Хорошо, после двух приходите. У меня будет пятнадцать минут.

– Спасибо, доктор! Вы не представляете, как я вам благодарен! Обязан…

Алексеев буркнул что-то нелюбезное и швырнул трубку. Неважно. Он опытный врач, надеюсь, разберется в том, что со мной происходит. Я ничего не объяснял ему – просто просил осмотреть шрам, который меня беспокоит. Счастье, что он согласился!

На сборы я не потратил ни одной лишней минуты. Оделся, причесался, схватил ключи и кошелек. Могу поклясться, на дорогу до больницы ушло не более получаса. И все же я не успел.

Возле кабинета доктора столкнулся с фельдшерицей Горловой, и она в своей обычной равнодушной манере автоматического навигатора объявила: заведующий отделением позвал Сергея Владимировича ассистировать операцию у сложного больного.

Глаза у меня защипало от подступающих слез. Мне сделалось страшно. Какое-то новое ощущение возникло внутри – странной, тягучей пустоты в животе, как будто там расселась огромная холодная жаба, она разевает пасть, и от этого внутри у меня бурчит и ворочается что-то. Жаба хочет жрать.

– У вас какие-то проблемы? – поинтересовалась Горлова – маленькая, твердая и занозистая, как щепка, медицинская фурия. Ее железы вырабатывают касторку, а сердце набито антисептиками – и никакие чувства не преодолеют защиту: инфицировать этот организм эмоциями не удастся никому. Но даже Горлова что-то заметила.

– Пожалуйста, посмотрите – мне кажется, с моим шрамом что-то не так! – взмолился я, вцепившись в сухую горячую лапку медички. Она подозрительно глянула на меня сквозь гигантские окуляры, высвободила руку и сказала:

– Идите за мной. Процедурная свободна.

В процедурной – арктическая белизна и холод. Сияют лампы дневного света, стеклянные шкафы, эмалированные лотки с инструментами, искрится снежно-белый кафель на стенах и полу.

– Учтите, я не доктор! – предупредила Горлова.

У этой женщины не лицо, а надгробие. Каждый день ассистировать при операциях, ставить уколы, капельницы. Кровь, грязь, боль. Думаю, Горлова не страдает чувствительностью.

– Снимите верх, – скомандовала она. И добавила ворчливо: – Все болезни – это наши грехи.

Странное высказывание для медика. В лицо мне плеснуло жаром: вся кровь прилила к голове и запульсировала в висках. Желание почесать шрам просто раздирало руки. Торопясь, я стащил пиджак и рубашку, сорвал повязку с живота и, когда шрам показался, почувствовал облегчение.

По сверкающей комнате разнесся удушливый сладковатый запах. Горлова обернулась.

– Что… это?! – спросила она, отступив на шаг. В ее голосе появились типично женские интонации. – Ма… ма!

Меня прошиб пот.

Белый кафель, лампы дневного света, стеклянные витрины медицинских шкафов – все завертелось перед глазами, сливаясь в огромный бессмысленный комок. В голове шум. Я сдаюсь! Я закрыл глаза.

– Мя-аассо, – зашипело нечто в утробе.

Покачнувшись от внезапного рывка, я схватился рукой за притолоку, чтоб устоять на ногах.

Негромкая возня, толчки, удары, шипение – и мерзкое влажное хлюпанье в конце.

Это длилось недолго.

Я открыл глаза.

На арктическом полу валялись окровавленный белый халат, поношенные туфли с удобным низким каблуком, четыре-пять всклокоченных прядей крашеных волос да гигантские очки с увеличивающими линзами. Одна из линз выдавлена – она выпала и отлетела в сторону, а на ее месте внутри оправы крутился волчком круглый фарфоровый шарик. Когда он останавился и замер, я увидел, что это искусственный глаз. Так как же насчет грехов, Горлова? Протез на глазу. Надо же…

Дрожа и поскуливая от страха, я заправил рубашку в брюки, схватил пиджак и, приоткрыв дверь, выглянул в коридор.

В дальнем его конце санитарка, громыхая ведром, мыла пол, а какой-то ходячий больной заигрывал с ней, стоя рядом и наблюдая за движениями неохватного зада в белом халатике.

У выхода из отделения – никого. Тяжело дыша, я выскочил на лестницу. Спустя пять минут мне удалось покинуть проклятую больницу незамеченным.

Не знаю, что со мной творится. Да и… со мной ли?

Но даже если я не виноват в случившемся, уверен: большинство людей сочтет меня преступником.

Ведь я мог предупредить доктора Алексеева по телефону. Или заранее сказать Горловой, что…

Что такого я мог ей сказать?! Ведь я понятия не имел о том, что случится! Я всего лишь хотел, чтобы кто-то из медиков осмотрел мой шрам. Мясо… Нет!

А может быть, все они там, в больнице, сами и виноваты во всем?! Заразили меня какой-то дрянью. Инфекция в ране. Споры какого-то паразита… Или… Нет!

Подозрения, которые у меня были, – даже не подозрения, а так – смутные тени, обрывки странных мыслей…

Если бы я решился кому-то их высказать, меня без разговоров кинули бы в психушку. Вряд ли я добьюсь чего-то другого. Люди и раньше недолюбливали меня, а теперь я и вовсе сделался для них чужим.

Я заплакал. Слезы жгли мне глаза, шрам ныл и чесался под повязкой, и что-то с хлюпаньем ворочалось и толкалось в животе.

Прохожие на улице шарахались от меня во все стороны. Зареванный толстяк, придерживающий огромное, колышущееся на каждом шагу брюхо, не вызывал у них ни доверия, ни сочувствия. Разве что любопытство.

Боже! Даже представить не могу, что меня ждет теперь?

Какие-то средневековые фанатики с факелами в руках и зверски оскаленными лицами обступили меня в темноте, выкрикивая: «Сжечь его! Убить монстра! Запрем его в клетку!»

Именно так представляло дальнейшую судьбу мое подсознание.

– Валечка! Здравствуйте! Как ваш котик поживает? А я как раз хотела зайти, принести ему куриного мяска из супа… Что это с вами? Валентин?!

«Ммясссо…»

Я протиснулся мимо соседки в свою квартиру, на ходу бормоча какие-то извинения, и захлопнул дверь перед ее носом. На сегодня хватит экспериментов – общение с людьми отменяется.

Заперев замок, подумал и задвинул дверь шкафом, стоявшим в коридоре.

Эта самопальная баррикада оградит от мира меня… И то, что во мне сейчас находится.

До сих пор я даже не представляю, что это такое.

Неприятное холодное сосание в животе нарастало с каждой минутой. Прогулка от больницы пешком отняла слишком много энергии. Надо поесть.

В кухне пахло отвратительно: там все еще валялся пластиковый мешок с мусором, набитый тем, что осталось от несчастного Фомы. Торопясь в больницу, я забыл его выкинуть. Меня чуть не стошнило от душного, тепловатого запаха свернувшейся крови.

Однако есть все равно хотелось чудовищно. Превозмогая позывы рвоты, я сварил себе жидкой овсянки – в соответствии с диетой – и затолкал в рот несколько ложек. Лучше мне от этого не стало. Наоборот, в животе забулькало, заурчало, как в неисправном водопроводе, и что-то больно куснуло под сердцем. Я полез в аптечку за валидолом и вдруг услышал шепот:

– Мя-аассо… мя-аассо…

Я оглянулся по сторонам, не понимая, откуда доносятся слова, но то, что я их слышу, не вызывало сомнений. Это уже нельзя было списать на дурноту, шум в ушах или галлюцинации. Голос говорил вполне явственно:

– Мя-ассо… Хочччууу… Яссам…

Только звук был каким-то извращенным, неестественным, как будто говорящий испытывал затруднения с артикуляцией. Так говорят чревовещатели. Утробой.

Сердце мое колотилось где-то в горле, но я забыл про валидол. Никакие таблетки мне не помогут.

Прошел в ванную, тщательно вымыл зеркало, протер его салфеткой, добиваясь, чтоб отражение в стекле сделалось абсолютно ясным и четким. В животе у меня все время что-то билось и покалывало в районе пупка, но я старался не обращать на это внимания.