Барбара Картленд - Слушай, смотри, люби

• Название: Слушай, смотри, люби
• Автор: Барбара Картленд
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-57787-3

Юная художница Темпера Ротли отправляется во Францию вместе со своей мачехой, которую ждут на приеме в замке герцога Шевингемского. Красивейшие дамы съезжаются туда в надежде завоевать сердце одинокого аристократа. Мачеха Темперы преследует ту же цель, но вскоре увлекается другим мужчиной… Темпера коротает дни в замке, занимается живописью, и однажды герцог просит девушку написать для него несколько картин. Так начинается их удивительный роман.

---

Странно было среди оригиналов мировых шедевров видеть копию только одной фигуры с полотна Леонардо.

Впервые Темпера увидела «Мадонну в скалах» в Лувре, а вариант ее был и в Национальной галерее.

Ангел и там и там выглядел почти одинаково, разве что на полотне в Лувре краски были ярче и воздушнее, создавая эффект прозрачности, которого не было на варианте, хранившемся в Национальной галерее.

«Все-таки странно… очень странно… что герцог повесил его здесь», — подумала Темпера.

Она еще раз взглянула на работу ван Эйка и решила, что именно ее она должна описать мачехе и вложить в ее уста нужные слова для описания ее впечатления.

Она могла бы спросить у герцога: «Сказать вам, какая из ваших картин мне нравится больше всех?»

Тот, наверное, удивится, что она выбрала миниатюру, будучи сама довольно крупной и представлявшейся ему тициановской богиней.

Придумывая по дороге, что бы еще могла сказать мачеха, Темпера поднялась наверх, забрав платок, который был поводом сойти вниз.

Она решила, что не будет упускать ни минуты своего пребывания в замке, чтобы посмотреть картины, увидеть их, если такое возможно, глазами отца и послушать, что они могут ей рассказать.

«Всякая красота что-то говорит, — часто повторял сэр Фрэнсис. — Всем шедеврам живописи есть что сказать. Не только смотри на них, Темпера, но прислушивайся к тому, что говорят тебе твои чувства и что ты ощущаешь в душе».

«Вот чем я должна заняться, — сказала себе Темпера, — потому что другой такой возможности у меня не будет».

Завтракала она в полдень вместе с двумя другими камеристками в их маленькой гостиной.

Меню было и французское и английское, и если мисс Бриггс и мисс Смит фыркали на все незнакомое и казавшееся им странным, Темпера наслаждалась салатом из мидий и цыпленком по-провансальски.

— Я собираюсь прилечь, — сказала мисс Бриггс, когда завтрак закончился. — Я никогда не сплю в дороге, а от всего этого распаковывания и раскладывания я устала до бесчувствия.

— Я тоже намерена хорошенько вздремнуть, — отозвалась мисс Смит. — Ночью нам будет не до сна.

— А вы что, не ложитесь, пока не вернется хозяйка? — удивилась Темпера.

— Ну, конечно нет, — в унисон отвечали явно шокированные мисс Бриггс и мисс Смит.

— Уж не думаете ли вы, что ее милость могла бы сама раздеться? — презрительно заметила мисс Бриггс. — И ни одна уважающая себя камеристка не допустила бы горничную ей помогать.

— Последний раз, когда я была здесь, я до шести утра не ложилась, — добавила мисс Смит. — Ее милость всегда возвращалась на рассвете. Это в ее-то возрасте!

Мисс Бриггс засмеялась.

— Мою леди из казино не вытащишь, пока она не спустит последний пенни или двери не запрут.

— Должно быть, на следующий день вы просто с ног валитесь от усталости, — сочувственно заметила Темпера.

— Что и говорить! Вот поэтому, мисс Райли, послушайтесь моего совета, поспите днем, если представится такая возможность. Одно можно сказать об этом месте: постели здесь удобные!

— Мне нужен еще один стул в мою комнату, — сказала мисс Бриггс — Я уже просила об этом горничную-француженку, но она меня не поняла. Придется попросить мистера Бэйтса поговорить с полковником Анструзером Я не намерена мириться с неудобствами.

Темпера подумала, что особых неудобств ни у той, ни у другой нет. Когда обе удалились к себе, она вернулась в свою комнату, но только не затем, чтобы лечь спать.

В ее багаже были краски и холст в рамке, занимавшие очень мало места. Она любила заниматься живописью еще при жизни отца, и он поощрял ее, оплачивая уроки, с того момента, как только она смогла держать в руках кисть.

Темпера не имела никаких иллюзий относительно возможности стать великим художником, но живопись она очень любила и знала, что, изучив методы великих мастеров, она может создавать привлекательные и приятные для глаз картины.

Она решила, что должна увезти с собой хоть что-нибудь на память о южной Франции, и, надев широкополую шляпу, выскользнула из дома и отправилась осмотреть сад.

Темпера и вообразить себе не могла, что может существовать нечто настолько прекрасное и изысканное, но впоследствии она узнала, что старый герцог, вынужденный по состоянию здоровья провести остаток дней на юге Франции, распорядился доставлять ему цветы со всех концов света.

Тут были и азалии с Гималаев, и лилии из Вест-Индии, и орхидеи из Малайи, не говоря уже о массе английских цветов. Эти последние, особенно розы, в полутропическом климате приобрели особую экзотическую пышность.

Так как сад находился на склоне холма, водопады наполняли бассейны с водяными лилиями и золотыми рыбками, а оттуда вода стекала дальше вниз, образуя декоративные пруды с поросшими папоротником берегами.

Аллеи сада охраняли, как часовые, темные кипарисы, и неожиданно то тут, то там мелькали мраморные статуи, белея на фоне темных деревьев и напоминая Древнюю Грецию.

Темпера бродила как во сне. Иногда ей встречались садовники, занятые прополкой или пересаживанием растений. «Bonjour, Mademoiselle», — бормотали они, и она отвечала им на их родном языке.

Затем, когда она отошла от замка уже довольно далеко, она оказалась в небольшом цветнике, где вдоль каменной стены, увитой плющом, тянулся цветочный бордюр.

Цветы манили к себе бабочек и пчел, и все вместе они представляли собой столь прелестную картину, что Темпера, присев на мраморную скамью, почувствовала, будто перенеслась в какой-то волшебный мир. Только отец понял бы ее ощущения.

Она смотрела на цветы и вдруг поняла, что непременно должна их нарисовать. Тут были и лилии, и розы, такие пышные, что чем-то напоминали ей мачеху.

Были здесь и изящные маленькие цветочки в форме колокольчиков, название которых было ей неизвестно, отличавшиеся фантастической легкостью.

Темпера открыла коробку с красками и взялась за кисть. Ей бы хотелось иметь мольберт, но приходилось держать холст на коленях.

Она начала писать.

Начала она с лилий, потом добавила к ним розы, а затем и другие цветы.

Как и другие художники, писавшие цветы, она изобразила и бабочек, и пчел, и капельки росы на бархатных лепестках.

Сосредоточившись на работе, которую она так любила, стараясь воспроизвести на полотне окружавшую ее красоту, она забыла обо всем, даже о времени.

Сидя в тени, она сняла шляпу, а так как было очень тепло, она расстегнула воротничок своего сурового платья, чтобы с большей свободой отдаться работе.

Прошло, наверно, часа три, а может, и больше, когда она услышала рядом с собой голос:

— Очень хорошо.

Темпера вздрогнула и обернулась. Это было так неожиданно, что на мгновение она забыла, где находится и кто бы мог с ней говорить.

Перед ней стоял человек с непокрытой головой, в белом костюме и странным выражением на лице.

Он был очень хорош собой, и в то же время в нем было что-то, отличавшее его от всех мужчин, которых она когда-либо видела.

Темпера не смогла бы выразить, что именно.

Она смотрела на него, не в силах заговорить, чувствуя, что он как будто вернул ее на землю с высот, где ощущала себя почти в ином мире.

Они довольно долго смотрели друг на друга, пока незнакомец не сказал:

— Позвольте мне взглянуть на вашу работу, это явно что-то в манере де Хема или Босшерта.

— Я бы не осмелилась претендовать… претендовать на столь высокие сравнения, — отвечала Темпера не понимая, почему голос ей изменяет. — Это только… «как могу… но не так, как хотелось бы».

Слова эти сорвались с ее уст невольно, так как перед глазами у нее все еще стояла картина ван Эйка. Увидев удивление на лице незнакомца, Темпера вспомнила, кого она должна из себя представлять.

— Простите, — сказала она тихо, — мне, наверно, даже и не подобает здесь быть.

— Кто вы?

— Я… я камеристка леди Ротли.

— Значит, и вы моя гостья. И позвольте заметить, что я восторге, что вы пожелали написать мои цветы.

Темпера широко раскрыла глаза.

Стало быть, это герцог! Сам герцог — и она даже не догадалась!

Она встала и проговорила не совсем внятно:

— Прошу прощения у вашей светлости… но я не знала, кто вы.

— Вам и незачем было знать, — возразил герцог. — Но я признаюсь, надеясь не показаться невежливым, что у вас несколько необычный талант для камеристки.

Он взглянул на картину и взял ее из ее рук.

— Я рисую для развлечения, ваша светлость.

Темпера закрыла коробку с красками и взяла со скамейки шляпу.

— Вы, несомненно, должны продолжать, — сказал герцог. — Я приятно удивлен, что вы предпочли обессмертить мои цветы. Большинство художников приезжают сюда писать пейзажи.

— Цветы, разумеется… легче, — слегка улыбнулась Темпера.

— Подозреваю, вы предпочли их не по этой причине.