Джон Уоллер - Правда и ложь в истории великих открытий

• Название: Правда и ложь в истории великих открытий
• Автор: Джон Уоллер
• Издательство: КоЛибри
• Жанр: Научпоп
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01444-2

В истории науки множество мифов. Их герои, великие ученые. — настоящие рыцари чести, бескорыстные, благородные, жертвующие во имя науки всем, что у них есть. Но насколько мифы соответствуют истине? Известный английский историк науки Джон Уоллер (р. 1972 г.) рассказывает, основываясь на исследованиях современных ученых, о том, как на самом деле совершались великие открытия. Перед читателем разворачиваются человеческие драмы, полные борьбы идей, амбиций, честолюбий, и эти драмы не менее увлекательны, чем самые необыкновенные мифы.

---

В дрожжевом растворе, использованном Пастером, вряд ли были термостойкие бактерии, но в поташе и сене они вполне могли оказаться. На самом деле сено Пуше почти наверняка было заражено бактериями bacillis subtilis. Эти удивительные бактерии выдерживают исключительно высокие температуры и быстро размножаются в присутствии кислорода. Стерилизация, используемая и Пастером и Пуше, бессильна против столь жизнестойких организмов. Поэтому, если бы Пастер вернулся на ледник Мер де Гляс и использовал бы сенной настой вместо подслащенной дрожжевой воды, перед ним обязательно встала бы дилемма: публиковать результаты, которые доказывали бы правоту Пуше, либо объявить их ошибочными из-за непонятно откуда взявшегося загрязнения. Если бы Пастер, стремясь сохранить уважение к себе, принял результаты экспериментов Пуше и лишь затем высказал сногсшибательную идею о существовании термостойких бактерий, то, по всей вероятности, его бы осмеяли. Как бы там ни было, но до тех пор, пока суть явления оставалась непонятой, споры вокруг спонтанного размножения разрешить бы не удалось.

СПОНТАННОЕ РАЗМНОЖЕНИЕ РАВНО ЭВОЛЮЦИОНИЗМУ РАВНО ЕРЕСИ

Чтобы проникнуть еще глубже в суть вопроса о том, почему огромное количество французских ученых, формировавших общественное мнение, было заранее готово принять небезошибочную позицию Пастера, необходимо рассмотреть более широко социальную значимость спора между Пастером и Пуше. Ключ к пониманию находится в связях, возникших между теорией спонтанного размножения и другими идеями, которые, по мнению французского истеблишмента, должны были вызывать беспокойство. Это сегодня трудно представить, что ложная научная позиция может угрожать стабильности государства. Тем не менее такова была ситуация во Франции, когда Пастер и Пуше сошлись в поединке.

Далеко не все из тех, кто присутствовал на знаменитой лекции Пастера, состоявшейся в 1894 году в Сорбонне, явились на нее с невинным желанием узнать научную истину. В годы Просвещения идея спонтанного размножения всегда связывалась с идеей эволюции. Одним из первых эволюционистов был Жан-Батист Ламарк. В последние годы XVIII столетия Ламарк осмелился оспорить строчки Книги Бытия (2: 7): И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою. Вместо этого ученый утверждал, что новая жизнь возникает постоянно и спонтанно, пока не ступит на предопределенный путь развития от простейших монад до таких сложных форм жизни, как Homo sapiens. Таким образом, ламаркизм лишал Бога-Творца даже такой роли, как забота о мире. Однако в обществе, десятилетиями раздираемом революцией, где атеистические идеи использовались в борьбе среднего и нижних классов против монархии, аристократии и Церкви, не было ничего удивительного в том, что Ламарк был подвергнут остракизму, когда власть в очередной раз захватили силы реакции. В конце концов его карьера была намеренно разрушена усилиями Жоржа Кювье[3], архиконсервативного деятеля и величайшего натуралиста начала XIX века.

В 60-е годы XIX века французская Римско-католическая церковь вновь обрела духовную и политическую власть в стране (кстати, император Луи-Наполеон взошел на трон во многом благодаря Церкви) и вновь была готова восстать против ереси, а потому все нападки на Священное Писание могли неизбежно привести к политическим и религиозным бурям. Как отмечал современный Пастеру блестящий английский физиолог Ричард Оуэн, эксперименты Пастера «имели преимущество в том, что служили интересам „партии порядка“ и потребностям теологии». Хорошо это понимая, Пуше при всяком удобном случае старался отрицать атеистический смысл спонтанного размножения. Естественно, его усилия ни к чему не приводили. К 1858 году ассоциации между спонтанным размножением, эволюционизмом и атеизмом оказались настолько сильны, что разрушить их было совершенно невозможно. Для правящих кругов спонтанное размножение и атеизм были синонимами и звучали как призыв к мятежу. В таком контексте ни у Пуше, ни у Бастиана не было никаких шансов на беспристрастное отношение к себе и своим теориям.

В середине XIX века для разрешения продолжительных научных споров Академия наук часто создавала официальную комиссию. Можно было не сомневаться, что собравшаяся в 1863 году такая комиссия сознательно выступит против несчастного руанского натуралиста. В 60–70-е годы клика консерваторов изо всех сил поддерживала Пастера. Как мы видим, это делалось тогда, когда позиция его противника выглядела убедительней всего, причем чем крепче она становилась, тем более предвзято вела себя комиссия. Получив, как ему казалось, дополнительные доказательства в пользу существования спонтанного размножения во время своих пиренейских экспериментов, в 1864 году Пуше добивается созыва второй академической комиссии. К сожалению к этому времени выводы комиссии почти полностью зависели от друзей Пастера. Более того, Луи Наполеон недавно назначил одного из главных сторонников Пастера в его споре с Пуше сенатором и министром сельского хозяйства. Оценив все происходящее и поняв, что объективного слушания не получится, Пуше отозвал свой вызов и покинул поле боя.

По случайному совпадению в это самое время комиссия делала все возможное, чтобы опровергнуть потенциально атеистические эволюционные идеи, появившиеся по ту сторону Ла-Манша, в книге Чарльза Дарвина «О происхождении видов». Связь между теориями спонтанного размножения и эволюции оказалась настолько сильной, что Пуше очутился в полном идейном одиночестве. К 1869 году обсуждение спонтанного размножения было запрещено даже в знаменитом Музее естественной истории в Париже. Когда сын Феликса Пуше, Жорж, работавший в этом музее, решил протестовать против такого решения, он тут же лишился своего места. Из-за верности отцовским идеям его карьера закончилась, не успев по-настоящему начаться.

Как правило, творцы исторических мифов не могут избежать соблазна — они заявляют, что их герои головы положили, бесстрашно сражаясь с невежеством и предрассудками, прежде чем их идеи обрели популярность. Биографы Пастера не являются исключением. Вот довольно типичная цитата, взятая из книги Фрэнка Ашалла «Замечательные открытия» (1995):

Встречая постоянное противодействие своим идеям, [Пастер] в конце концов убедил Французскую академию наук создать комитет, который бы смог повторить его эксперименты с целью проверки результатов. Он ни минуты не сомневался в полученных им данных, тогда как его противники самоустранились, очевидно, потому что недостаточно доверяли своим результатам. Спонтанное размножение было побеждено раз и навсегда.

В свете вышесказанного любому читателю совершенно очевидно, насколько Пастер не дотягивает до образцового «героя науки», изображенного Ашаллом. Однако одно дело утверждать, что Французская академия наук была ангажированным судьей, а другое дело — говорить, что сам Пастер был участником всех этих интриг. Мог ли он невинно, несознательно воспользоваться предрассудками других? Чтобы оценить такую возможность, необходимо более глубоко исследовать мировоззрение Пастера.

МИРОВОЗЗРЕНИЕ ЛУИ ПАСТЕРА

Отец Луи Пастера, Жан-Жозеф, отважно сражался на войне с Испанией. Во время службы в знаменитом наполеоновском Третьем полку он заслужил орден Почетного легиона и звание старшего сержанта. Хотя после войны Жан-Жозеф пошел по стопам своего отца и стал кожевником в Арбуа, он ностальгически вспоминал о днях наполеоновской славы и пытался привить своему сыну любовь к французскому милитаризму и сильной власти. Возможно, Жан-Жозеф хотел, с тоской вспоминая те дни, когда перед могуществом Франции склонялись все остальные страны Европы, чтобы в сыне реализовались его собственные амбиции. Поначалу, как это часто бывает, сын восставал против ценностей отца. В дни Реставрации Второй республики в 1848 году молодой Луи передал все свои сбережения на дело республики и вступил в Национальную гвардию. Пока его родители волновались в далеком Арбуа, их сын рисковал жизнью, сражаясь за идеалы, совершенно им чуждые.

Однако если рассматривать все в ретроспективе, то увлечение Пастера республиканскими идеями было больше похоже на юношескую влюбленность, после которой последовал вполне обдуманный брак. К 60-м годам XIX века он уже полностью разделял морально-политические воззрения мелкой буржуазии. Будучи знаменитым парижским ученым, он был безоговорочным консерватором и гордился своей верностью Луи Наполеону. Нельзя сказать, что его симпатии сформировались под воздействием военного поражения и отречения Наполеона III. Стремясь победить на выборах в сенат в своем родном городе в 1875 году, Пастер проводил кампанию, обещая «никогда не вступать ни в какие сделки с теми, кто стремится изменить порядок вещей». Этот манифест вряд ли возник как результат политического прагматизма, поскольку на выборах он потерпел сокрушительное поражение.