Владислав Зубок - Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

• Название: Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева
• Автор: Владислав Зубок
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-8242-1543-1

Книга профессора истории Университета Темпл (США) Владислава Зубока посвящена изучению мотивов и интересов Советского Союза в холодной войне. На ее написание повлияли новые источники и методологические находки: автор использовал большой массив ранее не доступных архивных документов — от записей, сделанных на заседаниях Политбюро, шифротелеграмм, которыми обменивались руководители компартий, до мемуаров бывших коммунистических лидеров и интервью с их помощниками, дипломатами, разведчиками и военными.

Книга предназначена историкам, политологам, преподавателям и студентам, всем интересующимся историей международных отношений СССР.

---

26 мая 1961 г. на заседании Президиума ЦК Хрущев предложил поставить Кеннеди перед фактом: до исхода года Советский Союз подпишет мирный договор с ГДР, и после этого западные державы утрачивают свои оккупационные права на территории Восточной Германии, а Западный Берлин становится «вольным городом» на территории ГДР. Хрущев подчеркнул, что он не угрожает Западному Берлину блокадой, как Сталин. В то же время все авиарейсы и перевозки с территории «вольного города» должны будут контролироваться «суверенной» ГДР. Это в числе прочего положило бы конец продолжавшемуся бегству на Запад десятков тысяч восточных немцев. Хрущев хотел поставить Кеннеди перед выбором: либо отступить, либо готовиться к ядерной войне из-за «процедурных разногласий» по Западному Берлину. На Президиуме Хрущев признал, что нельзя полностью предсказать, как отреагирует американское правительство: попытка вторжения на Кубу показала, что в Белом доме «нет человека твердого», а решения там скорее «принимаются под влиянием отдельных групп и случайного сочетания явлений». Вместе с тем первый секретарь считал, что «риск, на который мы идем, оправдан». По его словам, вероятность того, что войны не будет, «больше чем 95%». Американцы не пойдут на войну, зная, что она неминуемо станет ракетно-ядерной. Члены Президиума, к этому времени все назначенцы и подпевалы Хрущева, не возражали ему. Брежнев, Суслов и Громыко выразили ему полную поддержку. Лишь осторожный Микоян заметил, что Соединенные Штаты «могут пойти на военные действия без применения атомного оружия». Но и он, не желая перечить Хрущеву, заявил, что угроза войны минимальна{553}. Вдохновленный таким показным единодушием, первый секретарь ЦК КПСС повел себя на встрече с Кеннеди, состоявшейся в Вене 3-4 июня 1961 г., самоуверенно и даже задиристо. Советский дипломат Георгий Корниенко был поражен, когда в неправленой записи беседы прочел реплику, брошенную Хрущевым американскому президенту: «Если вы развяжете войну из-за Берлина, то уж лучше пусть сейчас будет война, чем потом, когда появятся еще более страшные виды оружия». В ходе правки официальной записи беседы помощники Хрущева опустили эту залихватскую фразу{554}.

Многие американские исследователи Берлинского кризиса полагали, что только силовые контрмеры, предпринятые Кеннеди, удержали Хрущева от односторонних действий по Западному Берлину. В доказательство они ссылаются на речь Кеннеди 25 июля 1961 г. В ней президент США объявил о мобилизации резервистов и заявил, что западные союзники будут защищать свои права в Западном Берлине всеми доступными средствами. Историки приводят также речь министра обороны Росвелла Гилпатрика от 21 октября 1961 г., где он впервые авторитетно заявил об огромном преимуществе Соединенных Штатов над Советским Союзом по числу носителей ядерного оружия. «Наша страна обладает ядерными силами возмездия такой смертоносной мощи, — заявил Гилпатрик, — что любой шаг противника, который заставит ввести их в действие, станет для него самоубийственным. По этой причине мы уверены, что Советы не станут провоцировать крупный ядерный конфликт»{555}.

В самом деле, Хрущев так и не стал, вопреки угрозам и обещаниям, подписывать односторонний договор с ГДР, несмотря на то что ему хотелось поддержать режим и суверенитет этого непризнанного Западом государства. Советский лидер сделал это, исходя из собственных соображений. Хрущев по-своему истолковывал поведение американцев, совсем не так, как это хотелось бы Белому дому. Советская разведка неоднократно докладывала кремлевскому лидеру о том, что Пентагон, пользуясь преимуществом США в стратегических вооружениях/разрабатывает план нанесения упреждающего ядерного удара по Советскому Союзу. Но это лишь подогревало его азарт и желание довести игру до победы. Хрущева смущала не решимость Кеннеди, а, напротив, его слабость. В августе 1961 г., на закрытом заседании глав коммунистических партий стран Варшавского договора в Москве, Хрущев вновь пожаловался, что Кеннеди, в отличие от Эйзенхауэра и Даллеса, не может быть предсказуемым партнером в политической игре. Если Кеннеди отступит от края, как это не раз проделывал Даллес, дома «его будут называть трусом»{556}.

Но зачем тогда было провоцировать Кеннеди? Непоследовательность Хрущева начала беспокоить даже его союзников и подчиненных. Коммунистические лидеры из стран Варшавского договора, включая Вальтера Ульбрихта в ГДР и Георге Георгиу-Дежа в Румынии, и раньше были недовольны советским руководителем из-за проводимого им курса на десталинизацию. А теперь они начали роптать по поводу хрущевской непоследовательности во внешней политике. Зрело недовольство и среди военных. Олег Пеньковский, высокопоставленный сотрудник ГРУ, а с 1960 г. агент разведок Великобритании и США, сообщал в своих донесениях на Запад о том, что кое-кто из военных роптал: «Был бы жив Сталин, он бы все делал тихо. А этот дурень только грозится и своей болтовней вынуждает наших возможных противников наращивать военную мощь»{557}.

Множились признаки того, что политика ракетно-ядерного шантажа себя исчерпала. Удерживать равновесие страхом Хрущеву можно было, лишь демонстрируя все более страшные последствия ядерной войны. А между тем советский ракетный арсенал оставался малочисленным, а строительство укрепленных ракетных шахт для межконтинентальных баллистических ракет обещало растянуться надолго, несмотря на лихорадочную спешку и громадные расходы. В октябре 1960 г. произошла трагедия: новая ракета Р-16 сгорела на стартовой площадке в казахстанском Тюра-Таме в результате самопроизвольного старта двигателей, но прежде всего из-за спешки и вопиющего нарушения техники безопасности. В адском огне погибло 74 человека — конструкторы, инженеры, военные и командующий РВСН маршал Митрофан Неделин. Кремль был готов на любые временные меры без надежного арсенала сдерживания. Генштаб и КГБ соперничали между собой, предлагая диверсии и саботаж против войск США и НАТО на случай начала ими военных действий{558}. 10 июля 1961 г. на совещании с руководителями атомного комплекса и учеными-ядерщиками Хрущев поставил их в известность о решении прервать мораторий на ядерные испытания, которого СССР придерживался с ноября 1958 г. (в ответ на мораторий американцев). Советский лидер с воодушевлением поддержал идею ученых-ядерщиков Андрея Дмитриевича Сахарова и Якова Борисовича Зельдовича испытать новое ядерное «изделие» мощностью в 100 мегатонн. По воспоминаниям Сахарова, Хрущев воскликнул: «Пусть это изделие висит над капиталистами, как дамоклов меч»{559}.

Провал переговоров Кеннеди и Хрущева породил в Восточной Германии новую волну слухов о закрытии границы между Западным и Восточным Берлином. Число беженцев в Западный Берлин и оттуда самолетами в ФРГ неудержимо росло. Положение в ГДР ухудшилось настолько, что Ульбрихт предъявил руководству СССР своего рода ультиматум. Он предупредил Хрущева, что если тот еще раз отложит подписание мирного договора и Западный Берлин останется открытым городом, то ситуация может выйти из-под контроля: Советский Союз и коммунистический блок могут «потерять» ГДР. Хрущев уже достаточно имел дело с Кеннеди, чтобы понять, что тот не собирается отказываться от Западного Берлина. В то же время подписание сепаратного договора с ГДР, как понимал советский руководитель, могло вызвать ответные меры со стороны Запада. Хрущев боялся не ядерного удара, а болезненных экономических санкций западных стран против ГДР. Кремлевский лидер имел основания считать, что в этом случае экономика Восточной Германии, во многом зависящая от поставок из Западной Германии, просто рухнет и СССР придется спасать своего сателлита ценой огромных затрат; по оценкам специалистов, помощь должна будет составить 400 т золота и по меньшей мере 2 млрд. рублей кредитами. Для Хрущева такие расходы были неприемлемы. В качестве выхода из создавшегося положения он решился на строительство стены вокруг Западного Берлина, чтобы остановить «кровопускание» у ГДР и начать восстановление ее экономики, подорванной массовой эмиграцией. 1 августа Хрущев встретился с Ульбрихтом, приехавшим в Москву на очередную встречу коммунистических лидеров, чтобы обсудить ситуацию вокруг Берлина. Глава ГДР сообщил, что в течение двух недель можно подготовиться «технически» к закрытию границы с Западным Берлином. «Проводите это, когда захотите, — дал разрешение Хрущев. — Мы можем пойти на это в любое время». Он добавил: «Если закрыть границу, то и американцы, и западные немцы будут довольны… Все будут довольны. И кроме того, они почувствуют власть».

13 августа 1961 г. весь Берлин был разделен колючей проволокой на две части, и начались работы по возведению постоянной стены из бетона. По мнению Хрущева, Берлинская стена стала своего рода «соломоновым решением». ГДР можно было набраться сил, подготовиться в возможной блокаде со стороны Запада. В то же время Хрущев все еще не отказывался от мысли подписать мирный договор и аннулировать оккупационные права западных держав в Берлине. Советский руководитель был убежден, что экономика Западного Берлина, обнесенного стеной, зачахнет. Он также полагал, что Западная Германия, лишившись своего бастиона на востоке, постепенно перейдет от политики конфронтации к переговорам и экономическому сотрудничеству с советским блоком{560}. Хрущев начал по различным каналам предлагать Кеннеди переговоры по Западному Берлину, одновременно продолжая для пущей убедительности бряцать ядерным оружием. В конце августа СССР прекратил соблюдать ядерный мораторий и начал серию испытаний — самых интенсивных в истории советского ядерного проекта. 30 октября, словно отвечая на речь Гилпатрика об американском стратегическом превосходстве, Советский Союз взорвал над Новой Землей за Северным полярным кругом супербомбу поистине чудовищной мощности — в 50 мегатонн. Ее создатели, кстати, были готовы к испытанию «устройства» вдвое большей силы, но возможные разрушения их остановили. Хрущев сообщил съезду партии: «Когда враги мира угрожают нам силой, им должна быть и будет противопоставлена сила, и притом более внушительная»{561}.