Вилли Мейнк - Пойманное солнце

• Название: Пойманное солнце
• Автор: Вилли Мейнк
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1974

Журналист ГДР рассказывает о современной Индии, и которой до сих пор кое-где соседствуют средневековье и современность. Читатель побывает вместе с автором в Гоа, во дворце президента Индии, на пестрых и шумных восточных базарах, в гостях у докеров и рыбаков. Описывая природу страны и ее замечательные архитектурные памятники, автор рассказывает также о социальных противоречиях и преобразованиях.

---

Мохан Ранаде был схвачен солдатами 24 октября 1956 года, за пять лет до ухода португальцев из Гоа. Его бросили в тюрьму.

Португальские газеты трубили о взятии в плен гоанского борца за свободу как о большой победе. Мохана Ранаде, которого при аресте ранили, так же как и тысячи других патриотов, подвергли зверским пыткам.

29 сентября того же года он был осужден на двадцать шесть лет тюремного заключения, а через четыре года, когда господству португальцев пришел конец, его перевели в тюрьму в Алюбе, небольшом городке близ Лиссабона.

Протесты индийского правительства и несгибаемая воля самого пленника, который использовал все возможности борьбы — нелегальную передачу писем из тюрьмы: и голодовки, — вынудили через тринадцать лет освободить его.

Мохан Ранаде за несколько недель до моего приезда в Панаджи возвратился на родину. Я не имел возможности поговорить с ним, так как он надолго уехал в Бомбей, но в деревнях его родного округа слышал бесчисленные рассказы о подвигах патриота. Приукрашенные фантазией народа, они казались мне сказками, и я убежден, что и через сто лет их будут рассказывать в Гоа как легенду о давно минувшем времени, когда страна находилась под игом чужеземцев.

Одну рупию, ссиб!

Картина жизни Панаджи складывается из мелких незабываемых эпизодов. Я вновь научился находить время для наблюдений за людьми. Прежде всего мое внимание привлекли официанты в ресторане отеля «Мандави». Они были одеты во все белое, носили мягкую обувь и желтые тюрбаны, концы которых ниспадали на плечи. Их движения были настолько неслышны и осторожны, что исключали всякую мысль о том, что они могут что-нибудь пролить. Через несколько дней у меня сложились дружеские отношения с моим постоянным официантом, хотя мы говорили с ним только по делу. Мне казалось, что он радуется, когда я рано утром вхожу в ресторан, и, откровенно говоря, мне тоже было приятно его видеть.

Помимо моей воли у меня сложились также довольно фамильярные отношения с городской нищенкой. Это была красивая молодая женщина, собственно еще девочка, напоминавшая цыганку; я видел ее всегда с ребенком. В Панаджи мне не попадалось других нищих, и я был рад, что могу беспрепятственно бродить по улицам.

Она высмотрела меня на второй день. Очевидно, она каким-то образом, через своего рода тайную информационную службу узнала о моем прибытии, так как не вызывало никакого сомнения, что рано утром, когда я вышел из отеля, она ожидала именно меня. Нищая неожиданно оказалась рядом со мной и дернула меня за рукав. Я в первый раз услышал пронзительный свистящий звук «ссиб», сокращенное от «сахиб», и это слово преследовало меня повсюду, где бы я ни появлялся.

С любезной настойчивостью стояла она рядом со мной и улыбалась, словно речь шла об удачной шутке. В ней не было ни следа смирения или покорности, которые я обычно наблюдал у нищих в других городах.

— Одну рупию, ссиб!

Чтобы я правильно ее понял, она держала свой указательный палец перед моим носом.

— Одну рупию, ссиб!

«Смотри-ка, сразу рупию», — подумал я весело и одновременно немного раздосадованно. Я кивнул и незаметно пошарил в кармане. Я хотел дать ей двадцать или тридцать пайсов, самое большее пятьдесят, но никак не больше. Она, однако, так улыбалась, поднеся своего очень красивого ребенка прямо к моему лицу, что я все же дал рупию.

Нищая не теряла меня больше из виду; и так как ее участок находился в районе отеля «Мандави», то ускользнуть я не мог. Я был ее привилегированным клиентом, и она не успокаивалась до тех пор, пока не получала свою рупию в день. Даже когда я сидел на балконе бара на первом этаже и смотрел через перила, то все время видел внизу ее смеющееся лицо я слышал пронзительно свистящее «ссиб!», «ссиб!».

Water polished?[3]

На Авенида до Брация, улице, ведущей вдоль берега Мандави к пляжу Панаджи — Мира-Мар, я заметил, что мои ботинки запылились. Я решил довериться молодому чистильщику, так как по его оснащению можно было предположить, что он мастер своего дела. У чистильщика был ящик по меньшей мере с пятнадцатью бутылочками с различными смесями, четыре большие щетки, несколько зубных щеток, белые и зеленые тряпочки — шерстяные, льняные, хлопчатобумажные. Но еще большее впечатление произвело на меня его грязное лицо с узенькими внимательными глазками, от которых, казалось, ничто не ускользало.

Из моего опыта, приобретенного в Деля, Бомбее и Калькутте, я уже знал, что чистильщики — хорошие работники, которые в зависимости от способностей и настроения выполняют свою работу с большим или меньшим усердием.

Чистильщик на Авенида до Брация, как я сразу заметил, относился к мастерам своего дела.

— Water polished? — спросил он по-деловому.

Конечно же, water polished. С подобной тонкостью я еще не встречался. С большим интересом наблюдал я за ловкими движениями, обрабатывавшими мои ботинки, и при этом отметил, что чувствую себя в Гоа гораздо лучше, чем где-либо в другом месте на земле. «Принцесса на Мандави», как назвал Панаджи один поэт, неожиданно стала мне близкой, словно родной город. Вероятно, это объяснялось тем, что я приехал сюда из тех городов мира, где царила вечная спешка, за которой человек не был виден.

Я плохо понимал, отчего у меня возникло такое чувство, да и не хотел этого знать. Ведь это не так уж и важно.

— Отполировать водой!

— До совершенного блеска!

Жизнь в Панаджи казалась мне прекрасной и понятной, был ли я у чистильщика обуви или у парикмахера.

У парикмахера

Самые неумелые чистильщики не смогли бы причинить мне столько вреда, сколько парикмахер с боковой улицы у городского сада, которому я доверил свою голову перед приемом в резиденции главного министра; ведь голову носят вверху, каждый может ее видеть, да к тому же кроме функции представительства она имеет и другие назначения.

Это произошло в субботу после полудня. Я узнал, что как раз в это время в здании государственного секретариата заседает законодательное собрание Гоа и обсуждает вопрос об увеличении дневной порции риса{43}, которая составляла сто двадцать граммов, и о прекращении роста цен на рис. Прием у главного министра Бандодкера был перенесен на воскресное утро, и я решил привести себя в порядок по случаю этого события.

Как только я разбудил парикмахера, дремавшего в кресле, он немедленно взялся за дело, но я не был уверен, понял ли он, чего я хочу. То, что я видел в зеркале следя за работой его рук, меня немного обеспокоило, не я не решался заговорить с ним, пока он работает, так как по серьезному выражению его лица понял, что он с большой ответственностью относится к своей профессии. Я был у него единственным клиентом. Вероятно, моя вина заключалась в том, что я пришел в такое время, когда уважающие себя граждане предаются послеобеденному сну за спущенными шторами.

Когда по окончании процедуры я осмотрел свою голову, то мне показалось, что она стала меньше. Да, я действительно просил подстричь меня, но не до лысины же! Но тут он снял с меня накидку и потребовал такую низкую плату, что я был вынужден заплатить большие чаевые.

Я отдыхал на скамейке в городском саду, большом, хорошо ухоженном парке в центре города, без которого Панаджи казался бы несовершенным. Здесь круглый год цветут цветы, а после периода муссонных дождей парк так и сияет от свежей зелени. Утром и вечером звучат мелодии, исходящие из устрашающих громкоговорителей, а по праздникам играет настоящая музыкальная капелла. Как только солнце перестает немилосердно палить, мощеные площадки и дорожки между клумбами, с цветами заполняются людьми. А с наступлением сумерек, когда зажигаются желтые и белые шарообразные фонари, кругом начинают носиться дети. В это время их можно увидеть танцующими на подмостках павильонов.

Городской сад был сейчас пуст, и мне казалось, что я нахожусь в каком-то португальском городке. Перед кафе «Карпуцина» стоял грузовик, в ресторане «Казапинто» и в «Клубе Васко да Гамы» двери были заперты, а в «Каравелле», в порту, лодочники пили «Фени», крепкую водку из орехов кешью. Площадь окружали белые одноэтажные дома с красными черепичными крышами, со сводчатыми окнами в романском стиле над решетчатыми балконами. Может быть, как-нибудь ночью я стану свидетелем серенады, которую влюбленный поет своей красавице.

Я шел к церкви «Богоматери непорочного зачатия», которая стояла на холме в конце парка. Стоит мне увидеть лучезарное белое здание с большим куполом на центральной части, как я испытываю страх. Кажется, что оно поставлено специально для того, чтобы возвышаться над городом. Безукоризненная белизна геометрических сплетений ступенчатого строения, с верхней площадки которого смотрит маленький позолоченный образ улыбающейся богоматери, напоминает мне об испанских конкистадорах, которые при виде города ацтеков пришли в восхищение, так как приняли сверкающие на солнце дома и дворцы за здания из чистого серебра.