Вилли Мейнк - Пойманное солнце

• Название: Пойманное солнце
• Автор: Вилли Мейнк
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1974

Журналист ГДР рассказывает о современной Индии, и которой до сих пор кое-где соседствуют средневековье и современность. Читатель побывает вместе с автором в Гоа, во дворце президента Индии, на пестрых и шумных восточных базарах, в гостях у докеров и рыбаков. Описывая природу страны и ее замечательные архитектурные памятники, автор рассказывает также о социальных противоречиях и преобразованиях.

---

Он лежит на спине, раскинув ноги, и ни застывшие улыбки манекенов в витринах, ни голоса, ни шум, ни сирены автомобилей, ни звонки многочисленных велосипедов не могут нарушить его сон.

Ангел на куске фанеры, маленький бог, упавший на землю с индийского неба.

Я посмотрел через аркады на солнце над башнями и увидел, как наступает вечер. Хотя ветер стих, воздух казался подвижным, и люди на улице в своих развевающихся одеждах вдруг куда-то заспешили, как будто хотели убежать от темноты. Я остановился в тени. Молодая мать сидела на корточках на мостовой, и все краски вечера были ей безразличны; ей все было безразлично, пока ее малыш спал.

Солнце уже зашло. В колоннадах Коннаут-Плейс зажигались неоновые огни. Молодая мать укрыла мальчика, напомнившего мне легенду, тонким платком. Я чего-то ждал, но ничего особенного не произошло. Мимо меня спешили люди. Мои мысли были далеко, я пытался связать прошлое с настоящим.

Пятьдесят лет назад здесь не было ничего, кроме пыльной равнины, и мне казалось, что время не ушло вперед, несмотря на дома и колоннады, окружавшие широкие площади; несмотря на академии, лаборатории, фабрики и сталелитейные заводы, возведенные за последние двадцать лет; несмотря на атомный реактор, строительство которого завершалось в эти дни.

Улица в огнях реклам выглядела фантастически, и хотя на ней бурлила жизнь, она казалась мне воплощением классической индийской драмы с любовными приключениями и интригами богов и королей.

Я продолжал стоять на том же месте, когда увидел женщину в расшитом золотом сари, выходившую из магазина. На ней было колье из сверкающих бриллиантов, золотые подвески доходили до плеч. Проходя мимо своей темнокожей сестры, сидевшей на мостовой, она бросила беглый взгляд на спящего ребенка. Мальчик зашевелился, но женщина этого не заметила. Заметила мать и склонилась над своим ребенком.

В тени Шивы

Кхаджурахо — город, название которого каждый индиец произносит с благоговением. Он олицетворяет собой чудо индийской архитектуры и скульптурного искусства времен династии Чанделлов.

У меня был всего один день для знакомства с Кхаджурахо. И когда я увидел на карте авиационную линию Дели — Кхаджурахо — Дели, мне показалось невероятным, что я сумею за один-единственный короткий день пролететь восемьсот километров, проехать сто километров на автобусе, в желтых сумерках постоять в индусском храме перед тенями Кали и Шивы, а вечером снова вернуться в Дели и присутствовать на обеде у Шанкара Пиллаи, директора Издательства детской литературы.

В половине восьмого двухмоторный самолет поднялся в воздух и через два часа опустился на твердую почву аэродрома в Панна{15}. Итак, я очутился в самом сердце Индии, в четырехстах километрах юго-восточнее Дели. Солнце жгло немилосердно, воздух дрожал над раскинувшимися по обе стороны дороги полями с сочными темно-зелеными хлебами высотой до колена. Раскаленный ветер колыхал молодые колосья и задувал в открытые окна автобуса, на котором туристы приехали в Кхаджурахо. Низко склоненные ветви деревьев касались его крыши. Вдруг откуда-то появилась голова слона, и серое туловище чуждого светских манер великана потерлось складчатой кожей о корпус автобуса.

В Кхаджурахо, столице средневекового королевства десятого-одиннадцатого веков, царила деревенская тишина. Мы остановились на базарной площади с замершими в каком-то полусне лавочками, где продаются фотопленка, зеленый, красный и желтый лимонад, открытки н сувениры. Гид сообщил, что из пятидесяти восьми храмов в хорошем состоянии сохранились только двадцать два.

После гибели империи Чанделлов храмы были преданы забвению, и лишь во второй половине девятнадцатого века о них снова вспомнили.

Было одиннадцать часов, когда я в составе группы из пятидесяти туристов спускался по широкой улице к храмам, расположенным в западной части города.

Я увидел освещенные солнцем силуэты башен мощного сооружения, закрывавшего небо. Впечатление было настолько сильным, что разговоры мгновенно смолкли. Молча направились мы к храму, слушая гида, который пояснял, что храм Кандарья Махадео был построен в десятом веке в честь бога Шивы. Сооружение возвышается над каменной террасой. Издали мне показалось, что оно высечено из черного гранита, но по мере того как я к нему приближался, темный силуэт постепенно светлел, приобретая цвет желтоватой кожи. В конце концов я понял, что храм построен из песчаника.

Перед западной стеной Кандарья Махадео я остановился; в полуденном зное, нависшем над равниной, слышался шепот и медленно удаляющиеся шаги туристов. Наконец я один. Восхищенно рассматриваю камень, превращенный в скульптуру, равной которой по выразительности я еще не видел в своей жизни. Свободного пространства на стенах не осталось, плотно друг к другу стояли фигуры танцовщиц, придворных дам, музыкантов, порхающих нимф; вселяющие ужас крокодилы, влюбленные пары, князья, воины, цветочные орнаменты — все это воплощало индусский идеал красоты. Здесь были и пышногрудые женщины — только что пробудившиеся ото сна, купающиеся, танцующие, вытаскивающие из пятки занозу или лежащие в страстных объятиях, предаваясь индусскому искусству любви по «Кама сутре»{16}.

Время летело, солнце уже стояло в зените, и свет вырывал из тени мир загадочно улыбающихся куртизанок. При ярком свете кое-где стали заметны разрушительные следы времени, однако скульптуры и теперь не казались застывшими или безжизненными. Я любовался великолепной картиной, изображающей пиршество в королевском дворце с присутствующими на нем куртизанками, этими нежными повелительницами богов и королей.

Вновь послышался шепот. Я увидел прямо над собой в нише худого мужчину, терпеливо меня ожидавшего. Повинуясь зовущему жесту, я вошел в храм, и, когда немного привык к сумраку, он показал возвышение, с которого можно было поближе рассмотреть особенно характерное и знаменитое изображение на темы «Кама сутры».

Я положил монету в протянутую руку мужчины. Выражение его лица не изменилось, хотя он прождал несколько часов, чтобы получить вознаграждение, за которое рабочему-строителю пришлось бы работать полдня. Прежде чем снова занять свой наблюдательный пост, мой гид возложил гирлянду цветов к ногам Шивы, торжественно восседающего в таинственном мраке святости.

Стены Кандарья Махадео украшены девятьюстами скульптурами; не менее пышно отделаны и маленькие храмы, а если мысленно прибавить к ним руины разрушившихся храмов, то получится почти бесконечный фриз, созданный скульпторами четырех поколений.

В храмах Кхаджурахо меня больше всего поразило строгое единство манеры изображения; казалось, все скульптуры задуманы, прочувствованы и высечены из камня одним-единственным художником.

На обочине взлетной площадки аэродрома в Панна сидела на корточках группа мусульманок и индусок. Когда мы подошли поближе, мусульманки закрыли лица чадрой, а индуски безразлично уставились перед собой в одну точку; маленький ребенок заплакал. Никто, включая стюардессу, не знал, почему сидели женщины на этой земле цвета охры. Они не покидали своего места, и мне казалось, что их глаза беспрестанно следят за каждым движением пассажиров. Самолет уже поднялся в воздух и кружил над аэродромом, а я все еще их видел. Они были как бы частью ландшафта с его холмами, полями и храмами Кхаджурахо.

Намасте!

Впервые мы встретились в коридоре Сахитья академи{17}. Доцент, сопровождавший меня до актового зала, рассказывал, что Академия осуществляет переводы индийской литературы с шестнадцати языков на санскрит, а также переводы на санскрит «Фауста» и «Вильгельма Майстера» Гёте. В это время мимо нас прошел стройный молодой человек, аскетическое лицо которого привлекло мое внимание.

Несколькими часами позже, во время посещения Сангит натак академи{18} — института музыки, ганца и драматического искусства, я второй раз встретил его в ателье сценических декораций.

Третья наша встреча состоялась в кинотеатре, близ Коннаут-Плейс. Он сидел неподалеку и, заметив меня, поздоровался. Фильм шел на языке хинди, и я не понимал ни слова, но тем не менее было интересно следить за мельканием ярких кадров на экране.

Молодой человек, назвавшийся Рамешом Г., ждал меня у входа. Мы поехали на Чандни-Чоук, ели курицу — тандури чикен{19}, потом Рамеш показал мне в одном из переулков старого Дели дом, в котором он родился. Рамеш был поэтом, журналистом и издателем журнала на хинди, верил в этические принципы своей религии. Его сокровенным желанием было создать поэму, которая привела бы в изумление мир. Благодаря своей журналистской деятельности, которой он зарабатывал на хлеб для семьи, Рамеш так же хорошо знал нужды своего народа, как и любой индиец, родившийся в одном из переулков квартала Чандни-Чоук.