Монго Бети - Перпетуя, или Привычка к несчастью

• Название: Перпетуя, или Привычка к несчастью
• Автор: Монго Бети
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1978

Роман «Перпетуя, или Привычка к несчастью» принадлежит перу известного камерунского писателя. Сегодняшняя реальность вымышленной африканской страны раскрывается в процессе поисков героем книги причин гибели его сестры Перпетуи. Кого винить в ее смерти? Пытаясь дать ответ на этот вопрос, автор рисует многоплановую картину жизни страны с ее трудностями, трагизмом и надеждой.

---

— Ну вот! — усмехнулся верзила. — Теперь пиши пропало. — Его слова мужчины встретили одобрительными возгласами. — Если ты надеялся рассказать нам о своих злоключениях, сынок, — продолжал он, — то ничего из этого не выйдет. Немало времени пройдет, прежде чем они кончат эту катавасию.

Вскоре весь дом наполнился дымом — перед тем как предаться плачу, Мария развела под навесом сильный огонь, собираясь приготовить еду. Эссола задыхался, кашлял, глаза у него слезились, но у остальных мужчин они оставались сухими, а взгляд — твердым. Некоторое время Эссола обдумывал, каким образом приладить к потолку трубу, чтобы вытягивало дым. Ведь это совсем просто. И почему никто до сих пор не додумался до этого? Вот только нужно постараться убедить мать не трогать трубу во время его отсутствия, не то она вырвет ее и растопчет. Она терпеть не может никаких новшеств и упрямо твердит, что у нее нет необходимости менять что-либо в привычном образе жизни, провидение и так достаточно позаботилось о ней.

Амугу принес бутылки с «каркарой», решив доставить удовольствие мужской части почтенного собрания, — мужчины уже томились и шумно зевали. Эссола, который не знал, как ему следует вести себя со всеми этими людьми, почувствовал бесконечную признательность к своему двоюродному брату.

— Можно подумать, что у тебя неистощимые запасы «каркары»! — сказал он.

— Не беспокойся: если тебе понадобится принять гостей, можешь рассчитывать на меня.

— Я хотел бы расплатиться с тобой.

— Не выдумывай! — возмутился Амугу. — Если хочешь послушаться моего совета, дай лучше по стофранковой бумажке каждой плакальщице.

Стенания плакальщиц не давали мужчинам возможности начать расспросы о пребывании Эссолы в концентрационном лагере. И это было ему на руку — ему не хотелось придумывать какую-то версию насчет своей жизни в последние шесть лет. Ведь люди здесь очень суеверны и во всем усматривают знаки небесной кары, коей они опасаются сверх всякой меры. Их ничего не стоит запугать, любой пустяк их приводит в трепет. Что рассказать им? О чем умолчать? Например, стоит ли им показывать следы пыток, которые остались у него на спине? Чего доброго, односельчане станут его бояться и, может, даже избегать, если он продемонстрирует им следы, оставленные пыткой, именуемой «огонь джунглей»?

Таким образом, мужчинам пришлось удовольствоваться «каркарой». Они выпили ее вполне достаточно, чтобы покинуть дом в состоянии некоторого возбуждения, которое позволяло им оценить счастье жизни, не теряя при этом чувства реальности.

Благодаря мудрости Амугу встреча прошла как нельзя лучше. К концу вечера явился Норбер вместе со своими подручными. После весьма немногословной беседы с Амугу он, не проявив никакой подозрительности, вернулся к своему джипу, оставленному на шоссе, и даже не спросил документы у приезжего. Около восьми часов вечера гости разошлись, ушли даже те, кто жил по соседству и мог не торопиться домой, но дело в том, что после провозглашения независимости во всех южных провинциях строго соблюдался комендантский час.

Вопреки опасениям мужа, Катри привезла из города много вкусной еды, в том числе рис и вяленую рыбу, которые она приготовила согласно местным обычаям.

Эссола и его двоюродный брат уселись за стол, один принес блюда, приготовленные матерью, другой — своей женой. То было маленькое пиршество, тем более что Катри, хотя она и не подозревала о возвращении родственника, запаслась, кроме всего прочего, бутылкой настоящего вина, а это само по себе считалось праздником в любой деревенской семье. Мужчины настойчиво приглашали обеих хозяек, но, следуя обычаю, те подходили к столу лишь затем, чтобы, отведав то или иное блюдо, приготовленное соседкой, громко расхваливать ее стряпню, хотя на самом-то деле, быть может, были о ней совсем иного мнения. Эссола, хорошо знавший свою мать, не раз убеждался, что она редко говорила вслух то, что думала.

После трапезы он открыл деревянный чемодан и достал купленную в подарок двоюродному брату рубашку, его жене он привез несколько метров поплина. Все радовались, глядя на Катри, которая уверяла, что это самый прекрасный подарок, какой она получала когда-либо за всю свою жизнь. Наконец Амуту и его жена, попрощавшись, ушли.

Эссола ждал, пока его мать шумно хлопотала в доме, прибирала и переставляла какие-то предметы, закрывала окна, двери. Он надеялся, что она заговорит первая. Но так и не дождавшись ее, начал сам.

— Ты видела своего сына? — спросил он ее тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

— Какого сына? — бесстрастно отозвалась она.

— Мартина, конечно.

— А что?

— Тебе известно, что нам пришлось выуживать его из канавы? Да-да, он лежал в канаве. Просто удивительно, как он не свернул себе шею.

— В чем же ты меня упрекаешь? Выходит, я должна бегать за ним и следить, чтобы он не пил и не падал в канавы? В каком же возрасте, по-твоему, мать может наконец оставить без присмотра своих детей?

— Вероятно, в том самом, в каком ты бросила Перпетую на произвол судьбы.

И тут в дверь постучал Амугу. По его словам, он явился распить с Эссолой еще одну бутылочку доброго вина, привезенную его женой, но на самом деле ему хотелось как-то предотвратить пылкое объяснение своего двоюродного брата с матерью. Однако его появление не остановило Марию, которую подстегнули колкие слова сына.

— Незачем трогать мертвых и впутывать их в наши ссоры, — заявила она. — Память усопших священна. Любая женщина так или иначе должна выйти замуж, это закон природы, и против него не пойдешь. Клянусь, что, выдавая замуж Перпетую, я думала только о том, чтобы сделать ее счастливой и соблюсти волю божью. Я нашла для дочери человека, к которому она отнеслась благосклонно, потому что он подошел ей и они понравились друг другу. Они соединились, как того желал господь бог, и он благословил их, послав им двоих детей, прежде чем разлучить их и призвать к себе мою Перпетую (она говорила: Перпетву). Отчего она умерла? Такой вопрос может задать только нечестивец. Как она ушла из жизни? Кто был возле нее, когда она закрыла глаза? Да и был ли кто-нибудь у ее смертного ложа? Я ничего об этом не знаю. И никто об этом ничего не знает, тебе же сказали. Нам никто ничего не сказал. Меня, конечно, мучают угрызения совести: я все думаю, что моей Перпетве, наверное, хотелось, чтобы в последние минуты я была рядом с нею, это ее утешило бы. Я жалею, что меня не было с нею в этот страшный день. Но жалею я только об этом и ни о чем другом. В остальном же я была примерная мать и следовала воле божьей…

Эссола слушал ее, не перебивая, а потом вдруг нанес жестокий удар.

— Видишь ли, — сказал он ей, — с тех пор как я узнал о замужестве и о смерти Перпетуи, не было ни одной ночи, чтобы я не обдумывал, лежа без сна, случившееся. И знаешь, мама, я нашел только одну причину этой ужасной драмы: когда со мной случилась беда, когда меня осудили и сослали, ты обрадовалась. Это скверно, мама, такого не должно быть. Ты хоть понимаешь, насколько это ужасно? Вряд ли господу богу может понравиться, что мать обрадовалась несчастьям собственного сына. Да, да, ты обрадовалась, потому что решила, что с этой минуты у тебя развязаны руки. Ведь я поклялся, что Перпетуя выйдет замуж только за человека, который придется ей по душе, и тебе это было прекрасно известно, мама. А главное, я поклялся, что Перпетуя не будет продана, что никто не посмеет заработать на ней ни гроша, что она станет женой только по своей воле. Ты ведь и об этом знала, мама! Так вот, после того как меня сослали, ты считала, что у тебя развязаны руки, а с другой стороны, тебе хотелось найти жену для твоего сына Мартина, этого ничтожества, этого короля бездельников. Вот тут-то ты и решила, что настал подходящий момент продать мою маленькую Перпетую. И в конце концов ты ее продала во имя интересов своего любимого сыночка. В этом и заключается твое преступление, и оно-то послужило причиной трагедии. А потому, мама, я хочу сказать тебе следующее: раз ты продала Перпетую, значит, ты и есть ее убийца…

Как только Эссола заговорил о продаже, мать заголосила, закружилась по комнате, воздевая руки к небу и ударяя себя по лбу, словно в приступе безумия. Она призывала в свидетели, как это обычно делают пожилые женщины, Иисуса и Деву Марию, Иосифа и всех святых.

— Все пропало, — шепнул на ухо Эссоле Амугу. — Ты ничего не вытянешь из нее ни сегодня, ни завтра, да и вообще никогда. Говорил же я тебе…

— Поклянись, что ты ничего не получила за Перпетую, — громко крикнул Эссола. — Поклянись, если осмелишься. Поклянись памятью покойного отца.

Мария вопила что было мочи, уверяя, что не получала за свою обожаемую дочь никаких денег, однако она не осмелилась упомянуть имени покойного мужа. Она изливала неудержимый поток бессвязных слов, которые вызвали скорее растерянность, чем возмущение Эссолы, он испытывал сейчас лишь бесконечную усталость и горькое разочарование.