Ирена Гарда - Мессалина. Трагедия императрицы

• Название: Мессалина. Трагедия императрицы
• Автор: Ирена Гарда
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-66204-3

Эта женщина была истинной дочерью своего времени — эпохи полусумасшедших императоров и любовных безумств, невиданной роскоши и неслыханного разврата, переворотов, доносов и казней. Само имя Мессалины стало нарицательным, войдя в историю как символ сладострастия и порока. Наложница кровавого Калигулы и жена безвольного императора Клавдия, она была ославлена как величайшая грешница и интриганка, которая якобы посещала публичные дома, отдаваясь за плату всем желающим, и собиралась свергнуть мужа, чтобы самой править Римом, — за что и поплатилась жизнью, когда ее заговор был раскрыт…

Что в этих обвинениях правда, а что — пустые наветы на потеху охочей до грязных сплетен толпе? Была ли Мессалина «чудовищем разврата» и преступной злоумышленницей — или несчастной жертвой мужчин и обстоятельств, которая мечтала обрести любовь и покой в замужестве, родила императору сына и пыталась вести праведный образ жизни — но была покинута супругом, предана всеми, кого любила, и брошена в кровавый водоворот дворцовых козней и погибельных страстей, из которого не было спасения…

---

Кокетничая, она не торопилась с ответом, глядя на него бездонными синими глазами, в которых светилась любовь.

— Ждала будущего властителя Рима, чтобы пожелать ему счастливого пути. Мне сказали, что ты сегодня отправляешься на Капри.

— Кто тебе сказал? Ах да, Макрон. По-моему, этот старый осел слишком разговорчив для доверенного лица моего дяди. Значит, верно болтают, что он твой любовник. Ну и как он в постели? Может, мы пойдем вон на ту полянку, и я предоставлю тебе возможность сравнить наши силы?

Его рука легла на высокую девичью грудь, сжав ее с такой силой, что Мессалина застонала от боли. Неизвестно, чем бы закончилась эта встреча, если бы на дорожку позади Калигулы не выпорхнула из-за кустов рыжеволосая девичья фигурка, в которой Мессалина без труда узнала ненавистную Агриппину. При виде брата и знакомой брюнетки она чуть замешкалась и, уже не торопясь, подошла к брату, который даже не подумал убрать свою руку с груди девушки.

— Привет, Мессалина, что-то ты рановато сегодня.

— Я часто гуляю здесь на рассвете. По утрам в саду мало народа и воздух свеж, — не растерялась девушка.

— Угу… — сквозь зубы процедила Агриппина, внимательно оглядывая свою собеседницу с головы до ног. — И была так добра, что позволила моему брату отогреть замерзшие руки…Ну, прощай, нам пора. Пойдем, Гай Цезарь, у нас еще много дел, и если уж тебе пришла блажь тискать чью-то грудь, то тискай лучше мою. Она гораздо красивее.

С этими словами она игриво шлепнула ладонью по ягодицам брата и понеслась по дорожке, не оглядываясь назад. Калигула припустил за ней, но перед тем, как броситься бежать, он скользнул руками по телу Мессалины, словно прикидывая его удобство для ласк, после чего небрежно бросил, не глядя девушке в глаза:

— Не смей ни с кем спать в мое отсутствие. Приеду — будешь моей. — И сорвался с места, догоняя сестру, оставив Мессалину раздумывать над вопросом: добилась ли она чего хотела или нет?

Часть 2. Калигула

В пиршественном зале императорского дворца стоял гул пьяных голосов, прерываемый изредка женским визгом. Кого-то рвало от обжорства или с перепою, и перед гулякой стояла миловидная рабыня, держа серебряный таз, куда потоком лилось то, что только что было деликатесами, приготовленными поварами для празднества по случаю дня рождения Юлии Друзиллы, любимой сестры императора.

Сам Калигула, лежа на возвышении, налитыми кровью глазами обводил пирующих, высматривая очередную жертву. Рядом с ним, грустно улыбаясь, сидела виновница торжества, в честь которой собрались те, чье присутствие Калигула посчитал достойным праздничного ужина. С другой стороны от нее пристроилась вторая сестра, Агриппина, с презрительной миной разглядывавшая лица и одеяния допущенных на пир женщин. Ниже Калигулы топил в неразбавленном вине свою гордость муж Друзиллы, Марк Эмилий Лепид. Давно уже ни для кого не было тайной, что его супруга чаще делила ложе с венценосным братом, чем с собственным мужем, а сей недостойный представитель одного из лучших родов Рима, в свою очередь, развлекался с Агриппиной, хотя не обходил своим вниманием и третью сестру императора Ливиллу. Во дворце шептались, что и сам Калигула, спасаясь от бессонницы, заглядывал к нему жаркими летними ночами. Говорить громче уже давно опасались — даже за самое невинное замечание можно было угодить вместо гладиатора на арену, набитую под завязку львами или крокодилами, а то и просто быть зарезанным на глазах собственной семьи. Отвратительное убийство Эзия Прокула, виновного только в том, что молодой мужчина был высок ростом и хорош собой, отрезвило многих, заставив прикусить язык.

Поблизости от Гая Цезаря сидели и валялись на ложах остальные члены клана Юлиев-Клавдиев, лениво измываясь над дядюшкой принцепса глуповатым Клавдием. Сегодня темой шуток была недавно законченная им многотомная история этрусков, и все наперебой старались сказать о ней какую-нибудь гадость. Клавдий привычно морщил нос и плаксиво отбрехивался от нападок родственников, втягивая голову в плечи и глупо хихикая.

Из всей императорской родни не было только захворавшей Ливиллы и юного Гемела, назначенного Тиберием в соправители Гаю Цезарю. Впрочем, никто серьезно не относился к его правам на власть в Риме, разве только он сам.

Огромное помещение было залито светом сотен масляных светильников, с потолка сыпались цветы, столы ломились от яств, головы гостей украшали венки из роз и фиалок. Десятки слуг суетились вокруг сливок римского общества, пытаясь угодить высокопоставленным особам. Но все это великолепие не вызывало желания примкнуть к судорожному веселью. Может быть, тому виной были опасливые взгляды, которые благородные патриции бросали на своего принцепса. Для каждого, независимо от родовитости и заслуг перед Римом и самим Калигулой, это застолье могло стать последним.

Слишком много странностей успел совершить Гай Цезарь, о котором проницательный Тиберий заметил когда-то, что в своем племяннике он вскармливает ехидну для римского народа. В городе начали шептаться, что Калигула сошел с ума, и его поведение стало слишком распутным и жестоким даже по меркам Рима, не успевшего прийти в себя после потоков крови и диких оргий, устраиваемых Тиберием. Особенно заметно изменился принцепс после перенесенной тяжелой болезни, в результате которой относительно невинные чудачества Гая Цезаря стали принимать все более зловещие формы. Уже никто не вспоминал, с каким восторгом город встречал нового императора, сына обожаемого всеми Германика, подарившего исстрадавшимся от страшных вестей римлянам надежду на спокойную жизнь.

Когда поползли первые слухи, будто Калигула причастен к безвременной кончине своего дяди и, не дождавшись смерти принцепса, сорвал с пальца агонизирующего старца императорский перстень, никто сначала этому не поверил, но поступки нового правителя Рима говорили сами за себя.

Особенно потрясла горожан выходка Калигулы на свадьбе Гая Кальпурния Пизона и юной Ливии Орестиллы. Сидевшая неподалеку от императорского ложа Мессалина вспомнила о событиях того дня и криво улыбнулась. Нет, она не любила красавицу Орестиллу (да и какая женщина любит красивых женщин!), но то, что сотворил Калигула, далеко выходило за рамки приличий. Она сама присутствовала на злосчастной свадьбе и видела, как явившийся на свадебный пир принцепс сначала долго пожирал глазами очаровательную невесту, а затем под каким-то предлогом удалился с молодыми из зала.

Пир продолжался своим чередом. Гости поднимали кубки за молодых и пели похабные песенки, как принято в Риме со времен Ромула.

Помнится, Луций Сенека как раз начал длинную речь во славу отсутствующих молодоженов, как вдруг появился торжествующий Калигула, ведя за руку заплаканную Орестиллу, за которой брел потерянный жених. Сбившийся с мысли оратор чуть помедлил, вспоминая, на чем остановился, и продолжил тост, но принцепс повелительно махнул рукой, приказывая ему замолчать. В зале повисла тишина.

— Ты, верно, пьян, — усмехнулся Калигула, прижимая к себе безвольно стоявшую рядом девушку, лицо которой до неузнаваемости изменила безобразно размазанная косметика. — При чем здесь Пизон? Это моя невеста. Это я женюсь на Орестилле, или тебе что-то непонятно, Сенека?

Такой поворот событий оказался слишком крутым даже для прославленного оратора, и он, пробормотав что-то о долгих летах жизни для молодоженов, плюхнулся на свое место, изумленно вертя головой. Остальные приглашенные обладали еще меньшей гибкостью, поэтому, нестройно подняв кубки, принялись набивать рты свадебными лакомствами, а отставленный жених мялся за спиной усевшегося на его место Калигулы, не зная, куда приткнуться, чтобы не рассердить принцепса.

Но даже не эта странная свадьба удивила своим цинизмом римлян. Гораздо большее потрясение ждало их на следующий день, когда поутру они увидели потеряно бродившую вокруг дворца Орестиллу. После долгих расспросов выяснилось, что Калигула, переспав с юной девушкой, выкинул дочь претора седьмого года из палатинского дворца, дав ей развод. Когда же Пизон захотел, невзирая ни на что, жениться на обесчещенной подруге, император категорически запретил ему близко подходить к бывшей невесте, а той — встречаться с какими-либо мужчинами…

От размышлений Мессалину отвлек шум, раздавшийся со стороны императорского возвышения: это Калигула объявил, что с этого дня переименовывает месяц сентябрь в германик, и все дружно подняли кубки в память его отца, наперебой вознося хвалу его добродетелям. В хриплых выкриках девушке послышалась не только любовь граждан к одному из достойнейших граждан Рима, но и упрек принцепсу в том, что тот не унаследовал отцовских черт. Что ж, бывает, что яблочко от яблоньки откатывается очень далеко.