Цянь Чжуншу - Осажденная крепость

• Название: Осажденная крепость
• Автор: Цянь Чжуншу
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00707-2

Роман о бездуховной жизни «образованного» общества в гоминьдановском Китае 30-х годов нашего века, о неуверенности людей в завтрашнем дне, о скудности, мелочности их существования, об их одиночестве и разобщенности.

Рассказы писателя — тонкая сатира на китайскую интеллигенцию тех лет.

---

Действительно, летом в городе открыли авиационное училище, начали строить аэродром. Скоро народ привык видеть кувыркающиеся в небе отечественные самолеты. А где-то в сентябре Цайшу, придя с работы, объявил, что в городе появился еще один его знакомый, вернее сказать, родственник. Он пояснил, что речь идет о его двоюродном брате, который состоит здесь при авиационном училище, а сегодня приходил навестить его в контору. По словам Цайшу, брат всегда был озорником, учиться не хотел. За те шесть или семь лет, что они не виделись, он сильно вымахал, так что сразу его и не узнать было, но остался таким же озорным и смешливым. Прослышав, что Цайшу женат, он пообещал наведаться и «представиться» новообретенной родственнице.

— Может, пригласим его на домашний обед? — спросил как бы походя Цайшу.

Маньцянь не пришла в восторг от идеи.

— Ты знаешь, эти авиаторы всем избалованы, всего у них в достатке. Вряд ли мы удивим его нашим обедом; мы потратимся, а он не только не останется благодарен, но, чего доброго, еще и обидится. Так чего стараться? Чем звать на заведомо скромное угощение, лучше вообще не звать. К тому же он наверняка пообещал просто так, из вежливости. Вы повидались друг с другом — и хорошо. Станет он тратить время, тащиться куда-то!

Видя ее откровенное нежелание, Цайшу и сам поостыл, но все же добавил:

— Да-да, конечно, но все-таки он говорил, что придет, и адрес взял. Он еще пошутил, что, мол, наслышан о твоей красоте и учености, — как писали в старинных романах, «и наружность, и ум — само совершенство», а потому непременно хочет познакомиться.

— Ну, тогда лучше сказать ему, чтоб не приходил. Я постарела и подурнела, занимаюсь одним домашним хозяйством. Увидит — стыда не оберешься!

Цайшу погладил ее волосы и сказал ласково:

— Что ты на себя наговариваешь? Кстати, Тяньцзянь должен тебе понравиться. Парень он добрый и честный, любит поговорить и посмеяться, легко сходится с людьми…

Цайшу перевел разговор на другую тему, но про себя удивился — почему Маньцянь так болезненно восприняла сообщение о том, что кто-то назвал ее образованной и красивой. Однако Цайшу принадлежал к тем людям, которым на роду написано быть подчиненными и помощниками других, исполнять чужие приказания и не создавать никаких проблем. Коль скоро супруга не ссорилась с ним, не высказывала претензий и вела себя смирно, он считал, что с ней все в порядке, и не вникал в ее дела. И на сей раз он не высказал вслух своего удивления, быстро съел ужин и к разговору больше не возвращался.

Прошло два или три дня, наступило воскресенье. Накануне вечером Цайшу напомнил жене, что может пожаловать его брат. Было решено подкупить немного продуктов и приготовить обычный домашний обед, только более обильный, чем в будни: тогда Тяньцзянь — если он действительно придет — не подумает, будто к его визиту специально готовились. Кроме того, проследили, чтобы прислуга почище убрала в гостиной и на внутреннем дворике. Супруги посмеивались — вот, мол, стараемся, а гость-то не велика птица, да еще неизвестно, придет ли. Тем не менее Маньцянь надела ципао понаряднее, тщательно напудрилась и — чего раньше за ней не замечалось — подкрасила губы.

Миновал полдень, а Тяньцзянь все не показывался. Изголодавшаяся прислуга все порывалась подавать хозяевам на стол. Пришлось уступить: кушанья были поданы, и супруги начали обед, сидя друг против друга. Пребывавший, как всегда, в хорошем настроении Цайшу пошутил:

— Ведь он не сказал точно, в какое воскресенье придет, это мы поторопились! Хорошо еще, что не слишком потратились; будем считать, что мы даем обед в свою же честь. Кстати, наш дворик никогда не был таким ухоженным. Интересно, на что тратит целые дни наша прислуга!

— Дело не в деньгах, — сказала Маньцянь. — Обидно, что напрасно хлопотали, испортили себе все воскресенье. Сказал, что придешь, — приходи, не хотел идти — зачем было обещать? Он наверняка говорил просто так, для приличия, и вовсе не думал, что ради него будут стараться. Только такие недотепы, как ты, могут принять всерьез обычную вежливость.

Цайшу понял, что жена начинает заводиться, и поспешил успокоить ее:

— Если он потом и заявится, мы второй раз готовить угощенье не будем. Вообще-то он и в детстве был таким же легкомысленным. Давай-ка после обеда прогуляемся в парк — погода хорошая и ты уже одета!

Маньцянь выразила согласие, а в душе вынесла приговор Тяньцзяню: «Какой противный!»

Прошла еще неделя: Тяньцзянь не подавал признаков жизни. Но однажды Цайшу, вернувшись домой, сообщил, что встретил на улице Тяньцзяня с какой-то молодой особой.

— Он даже нас не познакомил как следует, промычал что-то невнятное. Небось новую подружку себе завел, опять пустился в разгул! А девица на вид ничего, только уж очень расфуфырена — сразу видно, что из приезжих. Тяньцзянь, когда узнал, что мы его ждали, бросился извиняться: мол, собирался быть, да дела задержали. Уверял, что непременно придет через несколько дней, а пока что просил передать тебе самые искренние извинения.

— Гм, через несколько дней… Это через сколько? — спросила Маньцянь ледяным тоном.

— Через сколько бы ни пришел, мы все равно специально готовиться не станем. Тем более мы родственники, и всякие там церемонии ни к чему. Я полагаю, что сейчас он по уши залез в свои амурные дела и вряд ли скоро выберется к нам. А мы с тобой, видать, стареем! Я теперь гляжу на влюбленные пары и вовсе им не завидую. Почему-то больше думаю о том, какие они еще зеленые, наивные, сколько им предстоит испытать встреч и разлук, какие шутки сыграет с ними судьба… Нам, женатикам, куда спокойнее — мы как корабли, укрывшиеся в гавани от ветров. Подумать только, всего два года, как свадьбу сыграли, а уже можем считаться старой супружеской парой!

— Ты не мыкай, ты про себя говори! — Маньцянь, улыбнувшись, ответила репликой Тринадцатой сестрицы из «Новых героев и героинь»[168] (супруги лишь недавно прочли этот шедевр и теперь то и дело цитировали его). Видя жену в добром расположении духа, Цайшу стал добиваться от нее поцелуев; ослепленный своим чувственным порывом, он не почувствовал ее холодности.

В ту ночь Маньцянь почти не спала. Было слышно, как сладко похрапывал утомленный Цайшу, долго не проходила сковавшая все тело напряженность, томило какое-то беспокойство. Она тихо лежала и удивлялась — отчего она, такая молодая, уже пресытилась любовью? И не только любовью, все вокруг оставляет ее равнодушной, не вызывает никакого интереса. Всего два года длится ее замужняя жизнь, а уже кажется такой рутиной, набившей оскомину, будто она провела с Цайшу весь свой век.

Да, как сказал Цайшу, «нам спокойнее». Но она и не испытывала никакого смятения чувств с того самого дня, как познакомилась с будущим мужем. Конечно, она боялась, как бы внешние силы не помешали их роману, но к самому Цайшу питала абсолютное доверие и полностью на него полагалась. Она не ведала, что такое тайные сомнения, нарочитые недоразумения и прочие утонченные мучительства влюбленных. Ни горечи, ни остроты, ни кислоты — всегда один и тот же вкус чая без сахара. Сегодня чуть покрепче, завтра послабее — а дни шли и шли, не отмеченные никакими событиями, не имеющие к ней никакого отношения. Могло показаться, что их прожил кто-то другой.

Не успеешь моргнуть, и уже тридцать лет. Что ни говори, обидно приближаться к старости таким вот образом. Наверное, лучше было бы родить ребенка, заполнить им пустоту бытия и постараться стать хорошей матерью. Но сначала были какие-то неопределенные стремления, хотелось сделать что-то полезное, поработать для общества и не уподобляться большинству женщин ее круга, которые после замужества замыкаются в семье. А еще были опасения, что ребенок помешает любви, и не стоит торопиться… А теперь непонятно, хочет ли Цайшу прибавления в семье, сможет ли он вынести дополнительные расходы. И когда кончится эта проклятая война!

Маньцянь поднялась с постели очень поздно, когда Цайшу уже отправился на работу. Голова была тяжелой от бессонницы, вспухшие веки еле поднимались. Мельком увидев в зеркале свое бледно-желтое продолговатое лицо, она не решилась всмотреться попристальнее. Заниматься косметикой тоже не хотелось — все равно до обеда никто не заявится. Умывшись, почистив зубы и полежав немного, она почувствовала себя лучше. Когда прислуга вернулась с рынка, Маньцянь надела синюю холщовую куртку, пошла на кухню и стала помогать ей готовить обед.

В разгар их работы раздался стук в ворота. Кто бы это мог быть? Служанка побежала открывать засов. Маньцянь не сразу сообразила, что она не причесана, не подкрашена, вся пропахла кухней и никак не может принимать гостей; сообразив же, пожалела, что не успела предупредить прислугу. А та уже бежала обратно в кухню с криком: «Хозяйка!» Оказывается, пришел тот самый Чжао, который приходится хозяину родственником, и сказал, что хочет видеть хозяина и хозяйку. Он стоит у входа — так надо ли приглашать его в дом?