Дмитрий Травин - Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара

• Название: Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара
• Автор: Дмитрий Травин
• Издательство: АСТ, Астрель, Terra Fantastica
• Жанр: Экономика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-074320-9 («ACT»), 978-5-271-35920-0 («Астрель»), 978-5-7921-0823-3 («Terra Fantastica»)

Новая книга Дмитрия Травина и Отара Маргания — это рассказ о государственных реформах через биографии людей, их осуществлявших. В коротких историях просто и доходчиво рассказывается о том, как и почему изменялся мир.

Книга охватывает громадный временной промежуток от эпохи английской королевы Елизаветы до российских реформаторов конца XX века. Географически книга представляет весь мир: в ней представлены все значимые мировые реформаторы Европы, Азии и Америки. И главное — внимание авторов уделено не только практикам государственного реформирования, но и великим ученым, без трудов которых трудно представить себе модернизацию.

---

Первый бой вышел для него не вполне удачным. Обстреляв из пушек британские корабли, капитан обнаружил, что одно из его орудий тут же взорвалось, тогда как вражеская флотилия осталась невредимой. Возможно, тогда он впервые задумался о том, что не может быть хорошей войны при плохой промышленности.

Зато один из последующих боев вышел на славу. Прямым попаданием он разрушил стену в Принстоне. И особое удовольствие доставило ему, по-видимому, не столько то, что за стеной этой сидели англичане, сколько падение колледжа, в который ранее его не приняли на учебу.

А затем было еще более прямое попадание. И не во врага, а в большую политику. К 22 годам подполковник Гамильтон стал адъютантом главнокомандующего — генерала Вашингтона. Это знакомство изменило всю его жизнь. Конечно, энергичный молодой человек взошел бы на вершины и без всякой протекции, но масштабы его последующего влияния на американскую политику наверняка оказались бы меньше, не обладай он доверием со стороны первого президента.

Не стоит и континентального доллара

Пока на фронте дела склонялись более-менее в пользу восставших колоний, экономическое положение Северной Америки становилось все хуже и хуже. Воевать было не на что, и лавина бумажных денег, с помощью которых отцы-основатели вынуждены были содержать армию, породила катастрофическую инфляцию. Хозяйственная система пока еще даже не созданной страны оказалась практически полностью разрушена.

Колонии, в которых полноценных металлических монет издавна не хватало, получили опыт бумажно-денежного обращения даже раньше, чем европейские государства. Уже перед войной более трети (а по другим данным — более двух третей) находящихся в обращении средств платежа приходилось на бумажные деньги. Когда же пробил грозный час, выяснилось, что не существует другого способа выживания, кроме как еще больше подналечь на эмиссию.

Централизованного налогообложения не имелось, и отдельные штаты не стремились предоставлять это право какой бы то ни было верховной власти. Поначалу они собирались вести войну в складчину, но не справились со своими обязательствами, поскольку не готовы были повышать налоги. Какие-то суммы, правда, удалось позаимствовать, а какие-то — выручить от продажи земель лоялистов (т.е. тех, кто оставался лоялен британской короне). Но все равно основная нагрузка пришлась на печатание бумажек — так называемых континентальных долларов, запущенных в оборот с 1775 г. Более того, помимо центра отдельные штаты вскоре также приналегли на эмиссию, что окончательно развалило денежную систему.

В народе появилась поговорка: «Не стоит и континентального доллара», соответствующая нашей русской: «Не стоит и ломаного гроша». За шесть лет такого денежного обращения 100 долларов превратились по рыночному курсу в 70 центов серебром. В мае 1781 г. континентальные доллары вышли из оборота, но новые бумажные купюры обесценились точно так же. А когда в 1782 г. прекратились выплаты процентов по облигациям государственного займа, они фактически тоже превратились в обычные, ничем не обеспеченные бумажки. В целом денежная масса возросла по сравнению с довоенным периодом в 20 раз.

Когда на обесценивающиеся деньги ничего нельзя купить, появляется желание вводить фиксированные цены, запрещать экспорт продукции и т.д. Америка прошла через все это, но такого рода попытки лишь усугубляли положение. «Наши соотечественники щедро наделены глупостью ослов и вялостью овец», — заметил как-то раз «друг народа» Александр Гамильтон.

Заметил он это не случайно, поскольку активно размышлял над создавшимся положением и приходил к выводу о том, что при такой демократии страну ожидает нищета. Сохранение самостоятельности штатов в вопросах денежной эмиссии и отсутствие у центра прав на взимание налогов порождают в экономике хаос. А, кроме того, отдельные штаты даже облагают товары соседей пошлинами, что подрывает конкурентоспособность. Глядя на все это, Гамильтон сформировался как убежденный федералист, стремящийся наделить центр максимально возможной властью. Шаткой конфедерации штатов он абсолютно не принимал.

И еще один важный момент отличал его от многих других деятелей революции. В ходе предстоящих реформ никак нельзя было ущемлять богатую, предприимчивую часть общества, поскольку именно с ней Гамильтон связывал будущий успех американской экономики.

Таким образом, на повестке дня стояла сложнейшая задача. Американскому реформатору в отличие, скажем, от француза Тюрго предстояло не ограничивать деятельность государства в экономике, а фактически создавать это самое государство с нуля, поскольку без правильно организованной денежной эмиссии и эффективно функционирующей налоговой системы никакое хозяйство (по крайней мере, со времен промышленной революции XVIII столетия) развиваться не может.

«Великий человек, но не великий американец»

Столь парадоксальным образом охарактеризовал Гамильтона более чем через сто лет после его смерти президент Вудро Вильсон. И вправду Гамильтон всеми силами боролся за то, что считал важным для государства, в значительной мере пренебрегая при этом демократическими началами, столь близкими сердцу американских отцов-основателей.

Армию он покинул прямо-таки курьезным образом. Как-то раз главнокомандующий ждал своего адъютанта. А тот в это время трепался с приятелем — маркизом Лафайетом. Когда Гамильтон все же добрался до кабинета Вашингтона, тот сделал ему замечание. На что сразу последовало прошение об отставке. На «гражданке» отставник занялся юридической практикой. Но не испортил при этом отношений со своим бывшим шефом.

А вот с гражданскими лицами — постепенно испортил. Гамильтон предлагал ограничивать демократию всеми возможными способами. Он не был монархистом, как порой про него говорили, но с большой симпатией смотрел на британскую систему власти, где чернь не имела возможности влиять на принятие решений. Механизм больших имущественных цензов и ступенчатость выборов президента, а также сената должны были, с его точки зрения, сконцентрировать демократическую власть в руках одной лишь ответственной части общества.

Другие отцы-основатели американского государства смотрели на демократию с гораздо большей симпатией. Поэтому они (особенно Джефферсон) по сей день являются символами этой страны, столь любящей акцентировать внимание на мифологических сюжетах своего прошлого. Из Гамильтона правильный отец-основатель не вышел. Зато вышел отец доллара. Это свое любимое дитя он холил, лелеял, оберегал от всяческих покушений со стороны и усиленно подкармливал ради быстрого роста.

Если быть точным, то стабильный доллар родил все же не Гамильтон, а Роберт Моррис. Инфляция в основном была приостановлена им еще до вхождения Гамильтона в министерскую должность. Моррис жестко сокращал общественные расходы, но имел при этом слабость энергично повышать собственные доходы. По сей причине славы великого государственного деятеля он не снискал.

Тем не менее Континентальный конгресс в 1786 г. основал новую денежную систему на базе успехов стабилизационной политики Морриса. Впрочем, система эта не могла бы стать по-настоящему прочной без тех мер, на которых настаивал Гамильтон, будучи еще простым депутатом от Нью-Йорка. И тем более без тех мер, которые он стал с 1789 г. осуществлять как министр. Поэтому не случайно в 1792 г., т.е. именно при Гамильтоне, был принят так называемый Coinage Act, в соответствии с которым именно доллар становился основной денежной единицей Соединенных Штатов.

Первое, на чем 35-летний министр настоял ради достижения стабильности экономики, это на том, чтобы весь накопленный в ходе войны государственный долг был признан и оплачивался государством с помощью стабильных, не обесценивающихся денег. Отвергнуты были как вариант экспроприации ценных бумаг, накопленных спекулянтами, так и вариант оплаты государственных обязательств очередными свеженапечатанными и быстро обесценивающимися бумажками.

Источник средств для погашения долга Гамильтон видел в федеральной системе налогообложения, право на которую постепенно «выбивалось» у штатов. В основу такой системы были положены таможенные пошлины и акциз на спиртное.

Последнего, казалось, свободолюбивый американский фермер никогда не перенесет. Но как только в одном из штатов возникли волнения, на их подавление была пущена мощная вооруженная сила. «Виски бойс» быстро разбежались, и над «победоносным» Гамильтоном, преувеличившим степень опасности, долго после этого посмеивались. Однако дело оказалось сделано — американский выпивоха с тех пор постоянно отдает часть своих денег на пополнение госбюджета.

Но все же аккумулирования средств посредством одного лишь сбора налогов было недостаточно. Второе, на чем настоял Гамильтон, — это на создании Национального банка. Хотя государство тоже вкладывало в него свои средства, но все же на четыре пятых он становился частным. Акционеры приобретали бумаги банка и формировали четыре пятых его правления.