Андрей Щупов - Охота на волков

• Название: Охота на волков
• Автор: Андрей Щупов
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Крутой детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-227-00058-1

Тюремный «товар» не должен пропадать — таково решение спецслужб. Пожизненно заключенных и смертников, умеющих драться, выводят на ринг в качестве живой боксерской груши для тренировки агентов, ведущих бой на уничтожение противника; бывших уголовников вербуют в команду убийц, которая принимается за устранение «волков» преступного мира.

---

Пожалуй, Чапа был более силен и ленив, более неряшлив и недоброжелателен. Когда на лоб ему садилась муха, он ленился не то что взмахнуть рукой, но даже поморщиться. Шнурки он рвал не развязывая, любую обувь напяливал подобно галошам. Обожая жевать табак, плевался в газетные кулечки. Комкая последние, преспокойно складывал в собственный стол. Барин был совсем из иного теста. Плевался он редко, к одежде и обуви относился с бережным уважением. Не лень ему было и проявлять инициативу. Совершенно добровольно он разогревал для сокамерников чай, следил за чистотой и, ползая на карачках, сооружал какие-то диковинные ловушки для тюремных крыс. В отличие от Чапы Барин, а точнее — Баринов Геннадий Владимирович умел лукавить. Если не сказать жестче. Прямолинейность людей подобных Чапе он называл хорошеньким словом «комсомольство», а нежелание перехитрить судьбу — чахоточной дурью. Ругая других, с легкостью ругал и самого себя, «перехитрившего» судьбу около двух лет назад, когда обстоятельства засадили его на скамью подсудимых, а оттуда — в камеру смертников.

Валентин давно понял: людей легче воспринимать такими, какие они есть. В данном временном диапазоне и в данной географической точке. Прошлое нынешних соседей следовало забыть. Оно мешало относиться к ним по-человечески, вышибало из колеи, наполняло ощущением безысходности всего на свете. Человек вынужден любить окружающих, если надо, даже обманывать себя ради этой вынужденности. А иначе какую совместную жизнь можно представить с убийцами и насильниками? Подружка по имени Ненависть — черный, клубящийся смерч — всегда находилась в опасной близости. Отрекшихся от нелепого мира она немедленно заключала в объятия, иссушала ненасытными поцелуями, валила с ног. Это напоминало своеобразный театр. Актеры играли в людей, молчаливо сговорившись не вспоминать об истинном положении вещей.

— Это еще что за холера! — Барин, распластав крупные руки, метнулся в угол, со скрежетом отодвинул в сторону мусорный бак. — Опять мышь! И даже не мышь… — он шумно задышал, согнувшись в три погибели, попытался заглянуть в нору.

— Ну чего там? Крот, что ли?

— А? — Барин непонимающе оглянулся. — Какой еще крот?

— Сам говоришь, не мышь. Что же тогда? — Карпенко, носатый бугай, бывший дезертир и изменник родины, привстал на нарах.

— А хрен его знает! Только очень уж крупная для мыши. Вот такой хвостище! Как только пролезла в дыру?

— Эй, Хазрат! — носатый Карпенко поглядел на худосочного сокамерника, сидящего за столом. — Ты божился, что все норы заделал. А там тогда что?

Восточные щелочки Хазратовых глаз блаженно щурились. Он шумно прихлебывал из блюдечка чай, в паузах между глотками кидал в беззубый рот кусочки сахара. На реплику Карпенко он отреагировал своеобычно.

— Дурак, да?

— Караганда! — передразнил Карпенко. — Ползи к Барину, по ушам получишь. За халатность.

Топчущийся возле норы Барин озадаченно пробормотал.

— Я вот что не пойму. Как же они, суки, бетон грызут? Он ведь твердый, падла!

— Такой плохой турьма живем, — философски изрек Хазрат. — Хороший турьма — кругом камень, железо. Никто ничего не грызет. У нас — плохой турьма, старый.

— Ты бы лучше дырку заделал, чем болтать, — Карпенко с хрустом потянулся, зевая двинулся к столу. Ехидно посоветовал. — Слышь, Барин! А всандаль-ка туда башмак Хазратика. Как раз влезет.

— Твой нос тоже туда влезет, — Барин задвинул бак на место, поскреб в затылке. — Носки бы наши туда утрамбовать. Вот и наступил бы им мировой копец!

— Булыжник надо попросить у вертухая. Цемент для крыс — тьфу, а вот каменюгу вдолбить — черта-с-два справятся.

— Или керосинчику ленуть. С полведерка. А потом спичечкой.

— Вам же эта спичечка и аукнется, — подал голос Валентин. — Где-нибудь этажом ниже так полыхнет, что сгорим вместе с вашими грызунами.

Барин внимательно посмотрел на Валентина, медленно навел на него палец.

— Мысля-то стоящая! А, братаны?… Льем, стало быть, поджигаем, ждем вселенского шухера и смываемся. Поначалу-то все равно загорит не у нас, — он довольно улыбнулся, присел за стол. — А что! Я эту керосиновую идею толкану кому-нибудь! Тому же Мустафе, к примеру. Он до таких планов ба-альшой охотник.

— Баклан он, твой Мустафа, а не охотник. Только прикидывается живчиком.

— Баклан, не баклан, а сахарку подкинет. Вон у нас как Хазрат его подметает.

— Наш Хазрат — удалой… — запел было Карпенко но, выпучив глаза, тут же полетел на пол. Хазрат ударом ноги вышиб из-под него табурет. При этом он даже не поставил на стол блюдечка.

— Класс! — Барин утробно захохотал. — Что, Карп? Умылся?

Носатый Карпенко зло осматривал табурет.

— А если бы поломал, гад? Это ж мебель! Казенная!

— Умэю учить, — сладко произнес Хазрат.

— Шаолинец долбанный!

— Дурак, да?

Барин, похохатывая, делил хлеб.

— Вальке и мне — норму. Хазрату сегодня дадим порцию побольше. Заслужил.

— Куда еще больше? — возмутился Карпенко. — От горшка два вершка!

— Вот и пусть растет! На страх врагу! — Барин подмигнул Валентину. — Хорошо сидим, точно? Еще бы телевизор с холодильником — и давай мне какой угодно срок!

— Холодильник — что! Бабешек бы пару! Поядренее да поласковее. И чтобы обязательно — брюнетки! Я таких, страсть, как люблю!… — Карпенко вновь присел за стол. Выяснять отношения с Хазратом он не собирался. В этом месте каждый абсолютно точно знал свою силу. Носатый увалень Карпенко против щуплого Хазрата не устоял бы и полминуты.

Набив рот сахаром и хлебом, Барин рассказывал:

— …Парень я тогда был технически подкованный, ПТУ закончил. Во всяком случае не вякнул бы, как некоторые из фантастов: «его гвоздануло током в двести вольт…» В общем решил извести крыс при помощи науки. Во всей, понимаешь, общаге. Набросал им соленого хлебушка, а в уголке соорудил этакую автопоилку. Металлическое блюдечко с водой — плюс, а жестяная полоска вокруг блюдца — минус. То есть пару деньков, разумеется, напряжение не включал, чтоб попривыкли. А потом взял и врубил. Надо было глядеть, как их скручивало. Хлоп — и нету, хлоп — и на бочок, родимая! Одна поганка — паленым в общаге стало вонять. Комендантша взъярилась, стала доискиваться. Кто-то, понятно, ей стукнул, — вот и выписала, стерва.

— Не противно было? — Валентин болтал ложечкой в кружке. Есть сахар вприкуску он так и не привык. — Крыс-то поджаривать?

— А чего тут противного? Главное — эффект мощный! Капканами-то я и за десять лет их не вывел бы. А так — неделька вони, и аллес!…

— Хазрат уже третью кружку выдувает, — неизвестно кому сообщил Карпенко.

— Способный парень! — Барин, вздрогнув, обернулся на скрежет отпираемого замка, свирепо шепнул: — Атас, хоботы! Вохры чаевничать пожаловали.

Вороватым движением Карпенко сгреб со стола оставшиеся кубики сахара, проворно спрятал в карман.

На пороге стояло двое. Дежурный вертухай и незнакомый сержант.

— Поели? — сержант плоско улыбнулся. — Кто тут Лужин?

Валентин нехотя поднялся.

— На выход! — сержант качнул головой.

— Это куда же его? — поинтересовался Барин.

— В зал к клиентам, — сержант хмыкнул.

— Поимей совесть, начальник! Мы только что пожрали!

— Хочешь пойти с ним?

Барин обезоруживающе поднял руки.

— Виноват, молчу!

— Вот и сиди, виноватый, не вякай.

* * *

Уже в коридоре вертухай посоветовал:

— Не дергайся. Это не поединок, всего-навсего — допрос.

— Точно, — сержант, шагающий сзади, с силой ударил Валентина по затылку. Не то дубинкой, не то мешочком с песком. Ударил умело. Ноги у Валентина подкосились, и, рухнув на колени, он плечом прислонился к стене. Перед глазами все поплыло, воздух стал пресен. Он не утолял кислородного голода. Хотелось склониться еще ниже, прилечь на серую твердь бетона.

— Ну? Чего заскучал? Поднимайся!… — кто-то из сопровождающих дернул его за ворот.

— Отдохнул, и будя! Майор долго ждать не будет.

Майор… Все встало на свои места. Месяцев шесть назад его допрашивали чуть ли не ежедневно. Допрашивали самые разные люди, прибегая к известной методике контрастов. Одни били, другие сладкоречиво уговаривали. Майор, если это был, конечно, тот майор, принадлежал к разряду активных следователей. Он предпочитал бить. Или же позволял работать кулаками своим замам. Только один-единственный раз Валентину повезло. Он исхитрился достать ретивого офицерика ногой. Хорошо так достать! Качественно, как говаривал Барин. Его тогда, понятно, отделали так что, каким образом жив остался, одному Богу известно. Но и майора увезли к лепилам. С тех пор Валентина перевели к смертникам, а чуть позже к гладиаторам. Допросы прекратились. Но как оказалось, лишь до поры до времени.