Лин Ульман - Когда ты рядом. Дар

• Название: Когда ты рядом. Дар
• Автор: Лин Ульман
• Издательство: Флюид / FreeFly
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-98358-090-6

Норвежка Лин Ульман пришла в литературу с романом «Прежде чем ты уснешь», который был переведен в 30 странах и сразу сделал ее знаменитой.

В настоящую книгу вошло два новых романа писательницы. Сюжет «Когда ты рядом» — это две секунды головокружительного падения с крыши многоэтажного дома.

Герой «Дара» на первых же страницах узнает о том, что он болен раком и дни его сочтены. Персонажи балансируют на грани фантасмагории и яви.

Оба романа необыкновенно тонкие, завораживающие, но подчас ледяные и мрачные, манящие, как черная прорубь.

---

Естественно, я поинтересовался, зачем ему вообще тогда слуховой аппарат, если он прекрасно слышит.

Он захлопнул дверь прямо у меня перед носом.

— В любом случае большое спасибо! — крикнул я.

Я слышал, как он что-то буркнул, а потом потащился к своей стереосистеме (подозреваю, очень дорогой) и прибавил звук. Думаю, это был какой-то захудалый оперный певец. А звуки, которые он издавал, представляли собой жуткую пародию на либретто из моцартовского концерта для кларнета.

Тут я почувствовал, что с меня довольно.

Я вернулся к себе и прибавил звук на своей стереосистеме. У меня есть диск Малера в исполнении Дженет Бейкер. Она прекрасно поет: кажется, будто Малер сочинял свои произведения специально для нее. Я прикрыл глаза.

Шум в квартире соседа усилился — он явно хотел заглушить Малера. Я открыл глаза и постучал в стену.

Сосед тоже постучал в стену.

Я прибавил звук.

Он тоже прибавил звук.

Теперь наша музыка играла на весь подъезд.

Иногда я как будто выпадаю из времени. Это очень неловкое ощущение. День только начался — и вдруг уже ночь. Где я был? Что делал? Я услышал топот и голоса на лестнице. Громкий стук в дверь. Мужской голос кричал:

— Грутт! Грутт! Что происходит?

Я встал, неторопливо прошел мимо зеркала в позолоченной раме, вышел на лестничную площадку.

— Что происходит? — спросил меня запыхавшийся темноволосый молодой человек. Я узнал его. Он жил двумя этажами выше и был вроде как писателем. Тщеславный дурак. Его было почти не слышно: все заглушал Малер.

— Ничего, все в порядке, — ответил я.

Хотя музыка играла очень громко, я сначала попытался не повышать голос. Должно быть, сосед выключил у себя музыку, и теперь играла только моя.

— Вы же всему дому спать не даете! — прокричал этот вроде как писатель и заглянул ко мне в квартиру, будто ожидая увидеть в гостиной танцующие пары.

— Это Малер! — прокричал я в ответ.

— Да, но нельзя же так…

Я хотел объяснить ему, что мне прекрасно известно, что музыка играет слишком громко. На мгновение все стихло, и мы оба смогли перевести дух. Мы опять посмотрели друг на друга. А затем музыка зазвучала снова, диск проигрывался сначала. Я вздрогнул.

— Это Малер, — повторил я, опустив голову. — Мой сосед так издевался над Моцартом. Это было невыносимо. Вы бы только слышали! Я понимаю, что играет очень громко. Прошу прощения. Но он так издевался над Моцартом… Заходите, я сейчас убавлю звук, и вы сами послушаете… я имею в виду Малера.

Вздохнув, молодой человек посмотрел на часы.

— Уже третий час, — сказал он. — Я давно лег спать. Я, моя жена, наши дети и собака. Вся семья. Сейчас ночь, понимаете? А этот ваш Малер крутится опять и опять! Вы что, забыли «повтор» выключить?

— Да нет вроде бы… или… не знаю…

Я был в полном замешательстве. Я сказал:

— Не могли бы вы зайти на минутку, давайте разберемся…

Молодой человек опять посмотрел на часы. Теперь он выглядел растерянным.

— Я хотел бы, чтобы вы зашли и послушали Малера по-настоящему, — продолжал я, теперь уже уверенно. — Это поет Дженет Бейкер… Она поет так, будто Малер писал специально для нее… Слушайте! Это про умирающего ребенка, его собственного ребенка, понимаете? Его собственного ребенка…

Молодой человек пожал плечами. Вид у него был такой, будто он сейчас развернется и уйдет, но, к моему удивлению, он прошел в гостиную и сел на диван. Я убавил звук. Голос Дженет Бейкер, будто дарованный небесами, заполнил собой всю комнату.

— Я посижу немного, — сказал молодой человек, — и послушаю вашу музыку, но только из вежливости. И больше такого не повторится.

— Хорошо, — ответил я.

Вот так мы и сидели в гостиной, слушая Малера. Молодой тщеславный дурак и я. Может, он был не такой уж дурак и с ним стоило познакомиться поближе. Но я не стал. Продолжения знакомства не последовало. Встречаясь на лестнице, мы вежливо кивали друг другу, а несколько месяцев назад он съехал. Один, бросив жену, детей и собаку. Не знаю куда. Мы с ним не попрощались.

Потом я думал, что, может, надо было поставить ему Шуберта. Не стоит слушать Малера, когда волнуешься. Может, Шуберт обрадовал бы его больше или успокоил бы. Иногда радость для меня — это покой.

Аманда

— Закрой глаза, Би, — прошу я.

— Закрыла, — отвечает она.

— Когда вы вдвоем со страусовым королем, думай о том, что мама где-то рядом. Не здесь, но рядом.

— Хорошо, — говорит Би, — но она же на самом деле умерла, да?

— Да, — отвечаю я, — так и есть.

Би смотрит на потолок.

— Но это не значит, что ее нет где-нибудь рядом, — говорю я. — Когда ты одна, думай о том, какие у нее длинные руки, в тысячу раз длиннее крыльев, в тысячу раз длиннее моих и твоих волос. Ее руки такие длинные, что она может тебя коснуться, когда захочет, и увести с собой.

Аксель

Она вернулась из поездки в Хейланд другой. Может, мне так казалось из-за смены обстановки — теперь мы виделись у меня дома, а не в стерильно чистой палате. Может, из-за чего-то еще, неуловимого и непонятного. Несколько раз я чуть было не отменил наше первое чаепитие. Всю ночь перед ее приходом у меня болел живот, и я не мог заснуть. Утром я принял ванну, оделся, сходил в магазин за свежим кофе и молоком, а потом зашел в кондитерскую и купил торт с кремом. Дома я постелил на стол скатерть, поставил свечи и фарфоровые безделушки. Потом прибрался, пропылесосил квартиру, аккуратно уложил на диване подушки и красный полосатый плед.

До ее прихода оставалось минут десять, когда я сел на стул и расплакался.

Ровно в час раздался звонок в дверь. Та февральская суббота была солнечной и холодной. Я вдруг сразу заметил, что мне приходится задирать голову, чтобы смотреть ей в лицо. Она была намного выше меня. Во время наших прежних встреч я полусидел-полулежал на кровати, заботливо обложенный подушками, а она в своем белом халате сидела рядом. Сейчас на ней были желтый вязаный свитер под горло и длинная черная юбка. На улице было ветрено, и по ее розово-персиковым щекам текли слезы, глаза блестели, а длинные светлые волосы были закручены в узел. Она положила мне руки на плечи и поцеловала в лоб.

— А я свежие булочки принесла, — сказала она, улыбнувшись. — Сама испекла!

Я отпустил ее руки и промычал, что мне надо пойти сварить кофе. Я прошел на кухню и застыл, глядя на блюдо с тортом. Слезы вновь подступили к горлу. Она посчитает это дурацким, излишне торжественным. Она-то принесла с собой свежие булочки, больше всего подходящие для того, чтобы просто попить кофе. Торт с кремом! Мы же не день рождения празднуем! Мы вообще ничего не празднуем. Торт будет означать, что я жду от нашей встречи очень многого, и это сделает и без того неловкую ситуацию еще более неловкой. Поэтому я взял блюдо, открыл шкафчик под раковиной и выкинул торт в мусорное ведро. Она вошла в кухню, как раз когда я слизывал остатки крема с пальцев.

— У тебя такая уютная квартира, Аксель.

Она посмотрела на меня, на пустое блюдо, потом на открытую дверцу шкафчика.

— Ты что, испек что-нибудь? — рассмеялась она.

Я мотнул головой.

— У тебя на щеке крем. — Улыбаясь, она провела пальцем по моей щеке и сунула его себе в рот.

— Ммм, — сказала она, жмурясь от удовольствия, — ванильный крем… Ты что-то вкусненькое припрятал, да?

— Нет, вовсе нет! — ответил я. — У меня вчера вечером были гости, и одна женщина испекла торт. А как раз перед твоим приходом я бессовестно съел последний кусочек, не мог же я угощать тебя вчерашним недоеденным тортом. Ты давай, Стелла, садись на диван в гостиной, а я положу твои булочки на блюдо, достану масло, сыр и принесу кофе.

— Я тебе помогу, — предложила она.

— Стелла, иди садись! Пожалуйста! Я сам.

Мне опять захотелось плакать. Она осторожно улыбнулась и вышла из кухни, а я вытер глаза, затолкал злополучный торт на самое дно мусорного ведра и начал варить кофе.

Следующий час прошел спокойно. Мы сидели на диване и пили кофе со свежими булочками. Она болтала. Она благоухала. Она смеялась. Я практически ничего не говорил. Этого от меня и не требовалось. Ее переполняли впечатления от поездки в Центральную Норвегию с новым молодым человеком.

— Мы вылетели в пятницу рано утром, — рассказывала Стелла, — рейсом из Форнебю в Варнес. Мы могли бы полететь и до Намсоса, ведь это ближе, но тогда бы вышло дороже. За все платил он…

— Еще бы! — перебил я.

— Скажешь тоже! — ответила она. — Ведь у нас обоих мало денег. По-моему, это прекрасно с его стороны. А в следующий раз я могу заплатить. Но я не об этом. Понимаешь, Аксель, я всегда так боялась летать!.. Это же противоречит человеческой природе. Люди должны ходить по земле, нельзя вот так бездумно и безоговорочно доверять свою жизнь другому человеку… то есть пилоту… И то, что множество людей поднимается в воздух, летит из одного города в другой, из одной страны в другую… Это ведь нарушение всех правил: гравитации, инстинкта самосохранения, того, насколько я могу доверять другим. Откуда мне знать, что те, кто конструировал мой самолет, действительно были профессионалами своего дела? Может, среди них был какой-нибудь чокнутый? И откуда мне знать, может, при проверке именно моего самолета как раз в этот день техник был пьян? А может, пилот как раз вчера вечером обнаружил, что жена ему изменяет, и решил ей отомстить, погубив и себя, и всех пассажиров?