Итоги Итоги - Итоги № 8 (2014)

• Название: Итоги № 8 (2014)
• Автор: Итоги Итоги
• Жанр: Публицистика

---

— Что значит войти в среду?

— Полюбить архитектуру, просто понять ее. Но моему поколению очень повезло с педагогами: нас учили и старые педагоги, еще довоенной закалки, и молодые, очень сильные. С одной стороны, Николай Николаевич Уллас, один из авторов «Лужников», он был замом главного архитектора у Михаила Васильевича Посохина. А с другой стороны, молодая плеяда: Гутнов, Еремин, Русаков… Как сейчас помню, первый проект, который я делал с радостью, был уже на четвертом курсе. Ребятам из семей архитекторов было намного легче, они выросли в этой среде, были воспитаны в ней, как потом мои дочки. В принципе я даже факультет градостроительства выбрал совершенно случайно. Промышленное или жилищное общественное строительство как-то не очень звучало, а тут градостроительство! Мне слово понравилось. В институте было всякое. Выгоняли меня один раз и из комсомола, и из института.

— За что?

— Нам было 17 лет, шел 1969 год. Мы выпустили большую институтскую газету, которая провисела ровно полтора часа, пока мимо не прошел заведующий кафедрой марксизма-ленинизма. Мы немножко намекнули на чехословацкие события, китайские дела и т. д. Самым страшным оказался для меня второй курс: совсем мальчишкой я уже был знаком с третьим секретарем ЦК ВЛКСМ всей страны, который кричал, что мы хуже врагов народа. Это был жуткий год, ситуацию накалили диссиденты и события на Пушкинской. Но нас пожалели. Дали по строгому комсомольскому выговору и оставили учиться. Я, наверное, лучше всех в институте в этом году знал диамат и истмат, потому что на этой кафедре меня гоняли по полной программе…

— Но как же вы с такой черной меткой попали в НИиПИ Генплана — предприятие стратегическое?

— У москвичей строгого распределения не было, имелось право выбора. Трудно было ребятам с периферии. Все, кто хотел остаться в Москве, могли осесть только в Московской области, где давали жилье тем, кто шел работать в проектные институты Подмосковья.

— Дипломная работа у вас была связана с Москвой?

— Нет, это был исторический центр Пскова. С молодости я очень много езжу по России. А Псков взялся делать по простой причине. Жили мы тогда не очень богато, и любая халява приветствовалась. Съездить в Псков за счет института было заманчиво, вот мы с другом Лешей Воронцовым и решили вместе делать там диплом. Мы с ним по жизни вместе идем с самого института: вместе ездили в стройотряды, вместе были в военных лагерях. Еще в студенчестве завели традицию: ехали рисовать на месяц куда-то в глубинку. Устанавливали сухой закон, потому что денег не было. Чтобы разговеться, ухаживали за девушками местными, напрашивались в гости… Псков, окрестности которого мы рисовали в одну из таких поездок, нам очень понравился. Решили его делать, а тут еще деньги платили за командировку. Мы благодаря нашим молодым преподавателям уже считались средовиками среди архитекторов. Если наши старшие братья в основном были гигантоманами, ибо они делали Калининский проспект и прочие глобальные проекты, то мы уже возились в масштабе застройки… Так что работа в историческом городе была как раз для нас. Диплом я защитил на отлично, пришло время искать работу.

После института я собирался жениться и поэтому рассчитал все хитро: устраиваюсь на работу, а положенный после института отпуск потрачу на свадебное путешествие в сентябре. Тут звонит Лешка: «Саша, я в институте Генплана. Тут такая работа, центр Москвы делается! Приходи». Я навестил его, а на следующий день уже вышел на работу и проработал там 18 лет. Снова случай… Я вообще фаталист. Никогда никуда не лезу, но никогда не отказываюсь, когда предлагают. В НИиПИ Генплана очень повезло с людьми: меня учили работать Семен Матвеевич Матвеев, Ростислав Горбанев, с которым мы стали друзьями по жизни. Люди высокого профессионального уровня, великих знаний. Фронтовики в основном. А среднего звена не было: эти засиделись, их потенциальные сменщики не дождались, ушли из профессии — кто в науку, кто в преподаватели, кто в художники. Получился разрыв поколений, поэтому я очень рано стал руководителем. Мне исполнилось 30 лет, я уже был начальником мастерской. И отвечал за Генеральный план. Обычно архитекторы начинают с отдельных объектов, а я начал с градостроительных решений. Первый мой реальный объект появился, когда я стал уже главным архитектором Москвы. Это был Гостиный Двор, работы на котором, мягко говоря, буксовали. Юрий Михайлович Лужков сказал, мол, ты же архитектор. Бери, делай. Взял, сделал.

— Он любил так назначать?

— Любил позвать и поставить перед фактом: ответственный ты, делай. А дальше были и Манеж после пожара, и Крылатское, и многое другое.

— Главным архитектором вас также назначили?

— Меня выбирали. К тому моменту я уже долгое время работал заместителем главного архитектора, которым был тогда Леонид Васильевич Вавакин. Он позвал меня, когда я был главным архитектором НИиПИ Генплана. Заметьте, все это в одном здании на Маяковке: 38 лет проработал, переходя из подъезда в подъезд и с этажа на этаж. Пока не подал в отставку. Но вернемся к назначению. Мне предложили выдвинуть свою кандидатуру. Выдвинул. У меня было два конкурента. Сначала прошло голосование в Московском союзе архитекторов, где моя кандидатура получила абсолютное большинство. А потом уже была создана конкурсная комиссия, в которую вошли Лужков, Ресин, Мороз и архитекторы: ректор МАРХИ Кудрявцев, Гнедовский — Союз архитекторов России, Логвинов — Москвы, и т. д. За меня проголосовали единогласно. Никогда не забуду этот день. Дело в том, что в 10 часов утра были похороны бывшего главного архитектора Москвы Иосифа Игнатьевича Ловейко. Пока мы с ним прощались, заседала конкурсная комиссия. Потом я поехал на Поклонную гору, потому что в то время придумали построить там памятную синагогу. Приехал архитектор из Израиля, собрался солидный народ. Вдруг подъезжает Юрий Михайлович, выходит из машины и с места в карьер: «Товарищи, вот новый главный архитектор Москвы. Александр Викторович, что вы скажете по поводу размещения синагоги?» Я в ответ: «Вы знаете, Юрий Михайлович, место не то и масштаб не тот у здания. Видите, камень стоит закладной? Знаете, что там написано? Аллея защитников Москвы. Но если Аллея защитников Москвы будет с синагоги начинаться, то насколько это идеологически грамотно?» Он кивает: «Да, место не годится. А почему масштаб не тот?» Говорю: «Проект выше храма Святого Георгия, который стоит здесь же». «Ну хорошо, — соглашается, — а куда ты предлагаешь поставить?» Мы пошли с ним вперед, я показал отметку. Там теперь и стоит синагога. Это был первый день.

Потом была встреча с Владимиром Иосифовичем Ресиным. Когда я был вторым лицом в Москомархитектуре, получал от него разносы регулярно, иногда в грубой форме при всех. Но после того как стал главным архитектором, все прекратилось. Один на один в кабинете могли быть выговоры, но при подчиненных, публично — никогда. Уникальное качество большого руководителя. Кстати, Владимир Иосифович первым раскусил и мои актерские приемы.

— В смысле?

— Умею входить в роль, если это нужно для дела. Начал пробовать еще в студенчестве. Едем в военные лагеря или в стройотряд, я себе говорю: «Саш, ты никакой не москвич, не студент архитектурного института, а рабочий или солдат». У меня сразу меняется цвет лица, словарный запас пополняется нужным сленгом. Таким образом легко вписываешься в новую реальность, хотя все мы знаем, как на самом деле трудно адаптироваться в незнакомой среде. И в роль главного архитектора я вживался. Вжился, видимо, крепко, поскольку только на девятом году работы вдруг Владимир Иосифович говорит: «Слушай, Кузьмин, а ты, оказывается, хитрый. Я тебя за простодушного русского парня держал, а ты…» Знаете, есть понятие «кураж». Когда есть кураж, можно сделать все что угодно. Иногда приходилось прибегать к такому методу, как варьирование авторством идеи. Мол, это же вашу идею мы воплотили, проработали… Он проходит со всеми, хотя люди разные. Актерство? Назовите как хотите, но результат был. Очень горжусь тем, что два раза в жизни меня хвалил наш выдающийся искусствовед Алексей Ильич Комеч… Ругал много, но два раза хвалил — за трассировку Третьего кольца и вариант застройки места, где была гостиница «Россия». В ТТК его особенно радовало, что не испортили Новодевичий монастырь, ушли от Рогожской заставы. Я был доволен своей работой…

— И вы никогда не сомневались? Ведь при вас было реализовано много спорных проектов…

— Всегда есть сомнения в том, что делаешь. Была постоянная ответственность, делали ошибки. И знаете, не хочется идти в то место, где эта ошибка допущена. К Военторгу, например, проект сноса и перестройки которого я не подписал. Или в район Балчуга. Там есть два офисных здания, высоту которых мне не удалось сбить. Раньше, когда мы шли по Пятницкой, открывалась красивая картина Кремля. Теперь нет. Но Москва съедает ошибки. Она очень разнообразная, мы с вами еще помним тот Военторг, другие уже нет. Все привыкли к новым панорамам Балчуга. Иногда, правда, не по своей воле ошибался. Приходит как-то ко мне один мой приятель, не буду называть фамилию, и говорит: «Саш, видишь, у меня были окна квадратными, а я их круглыми сделал. Ты, может, переподпишешь проект?» Я переподписал. А оказалось, что объем здания вырос в полтора раза. Хуже всего для человека на ключевой должности — это друзья, от врагов-то знаешь, что ждать… Обманом же построено здание в начале Арбата, напротив «Праги». Но ведь мы видим те ошибки, которые сделаны. А сколько всего удалось недопустить! Например, много лет бизнес пытался влезть на площадку у храма Христа Спасителя, там, где сейчас теннисные корты. Планировали гостиницу-высотку на 400 номеров. Но я уперся — не более 150, дом не должен нарушать высотный регламент. Не стали строить, оказалось невыгодно. Вспомните «Красный Октябрь». Остановили попытки застройки Поклонной горы и сада напротив. То была непростая задача, ибо претендовали на это место очень серьезные люди, наши олигархи. В конце концов территории придали статус зеленой зоны.