Станислав Никоненко - Третья жизнь

• Название: Третья жизнь
• Автор: Станислав Никоненко
• Издательство: Совпадение
• Жанр: Критика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-903060-25-2

Вступительная статья известного литературоведа, исследователя творчества забытых и ранее запрещенных писателей С. С. Никоненко к книге, в которой собраны произведения талантливейшего русского прозаика Юрия Львовича Слёзкина (1885— 1947).

---

Конечно, можно возразить: автор хотел похвалить самого себя, возвыситься в собственных глазах. Однако подобное возражение возможно лишь тогда, когда мы заведомо видим в Слёзкине обвиняемого. Он кристально чист и честен перед собой. Он писал дневник для себя.

Что же касается дальнейших отношений Слёзкина и Булгакова, то пусть короткие дневниковые записи скажут сами за себя. Заметим: о том, что Булгаков когда-нибудь станет классиком, Слёзкин не подозревал, он относился к нему как к своему коллеге и другу:

«16 ноября 1939 г.

Звонил Булгакову, узнав о его болезни. У него склероз почек, он слепнет. Такое несчастие невольно заставляет забыть о многих его недостатках и провинностях в отношении меня. Как-никак он давний мой друг и талантливый человек. Подошел к телефону сын его жены. Михаил Афанасьевич лежит, его жена больна ангиной. Я передал свой привет. Через некоторое время звонок. Говорит снова детский голос, от имени отца благодарит за память и очень просит заглянуть к нему, когда поправится мама…

3 декабря 1939 г.

Звонил Булгаков из санатория Барвиха. Благодарил за память. Он поправляется, зрение восстанавливается. Три месяца он ничего не видел.

11 марта 1940 г.

Сегодня узнал от Финка — умер Михаил Афанасьевич Булгаков, 49 лет. Много месяцев страдал. Одно время чувствовал себя лучше, вернулось зрение, а перед смертью снова ослеп. Так и не удалось с ним встретиться, как условились — после Барвихи. Большая часть его рукописей не увидела света. Два романа, четыре пьесы. Прошел всю свою писательскую жизнь по обочине, всем известный, но „запретный“. Его „Дни Турбиных“ держатся на сцене дольше всех советских пьес. Грустная судьба. Мир его праху.

15 марта 1940 г.

В „Лит. Газете“ 15 марта появился приложенный здесь некролог о Булгакове. Впервые о нем написана правда. При жизни — был успех у читателей и зрителей и бесконечный поток ругани на страницах газет и теа-журналов.

Пьесы „Пушкин“ и „Дон-Кихот“ принимались и много лет не ставились под нажимом критики и театральных заправил».

Здесь следует говорить не о зависти, а о глубоком уважении к другу и о проницательности Слёзкина: ведь он первым увидел талант в молодом литераторе, поддержал его, а потом радовался его успехам.

Критика порой упрекает того или иного автора в том, что он ограничился показом отрицательных героев, не дав им ярких, убедительных антиподов. Часто критики незаметно подменяют содержание книги действительностью, и тогда появляются упреки в искажении жизни (автор не заметил, не учел, игнорировал то-то и то-то и т. д.).

Но дело в том, что лишь великие писатели, гении сумели в своем творчестве воспроизвести всю полноту жизни. Да и то при желании можно заметить, что они чего-то не учли, чего-то не отразили, что-то исказили.

Однако смешно подходить с меркой Шекспира или Толстого к сотням и тысячам авторов, создающих литературу. Да и вообще какова должна быть единица измерения таланта? Пока на это не ответил ни один теоретик, ни один сторонник точных, математических методов в искусствоведении и литературоведении.

Писатель должен отличаться от других — вот главное. Свой взгляд на мир, свой стиль, свои герои, темы или их аспекты, ракурсы. Поэтому смешно говорить, что автор не учел, обеднил и не отразил. Как он создал свое произведение — вот главное. А это уже зависит от знания материала, от умения писателя дать ситуации и характеры, жизненно верные и художественно убедительные. В конце концов, как известно, искусство не выдает свои произведения за действительность, но талант художника, создавая художественную действительность, должен убедить нас в ее возможности, какой бы фантастической эта художественная реальность ни была. В противном случае все манипуляции слогом, сюжетом, диалогом, реалиями, взятыми из живой жизни, оказываются бесполезными, нас не волнует, не увлекает произведение, нас не трогают мысли художника, не находят отклика.

Слёзкин сам пережил эпоху Гражданской войны на Украине. Поэтому столь убедителен, ярок его «Шахматный ход». И опять же он пишет о том, что́ лучше знает,— о людях, помимо своей воли втянутых в водоворот революционных событий и Гражданской войны, об обывателях и о врагах революции.

Вихрем проносится по страницам повести лихая банда батьки Выкруты и полковника Григория Остапыча Турепко (он же бывший гусарский ротмистр Валентин Артурович). Без цели, без идеалов, без перспективы. А в обозе банды случайно сюда попавшая маленькая актрисочка провинциального театра Лесинька Гук со случайным мужем суфлером Огурцовым.

Все темное, подспудное, поднятое со дна, взбаламученное революцией и войной, не находящее себе верного пути, да и не стремящееся найти его попадает в банду батьки Выкруты, чье политическое кредо ни к чему не обязывало, зато давало полную волю стихии: «Хай живе ридна Украина без кацапов, жидов и прочей сволочи, вся земля крестьянам в вечное собственное пользование, по универсалу за печатями, а налогов никаких и городу ничего не давать, и начальства чтобы, окромя батьки, никакого, и дорог железных не треба: от железных дорог — мор, голод».

И в «Столовой горе», и в «Шахматном ходе», и в рассказах и повестях 20-х годов — «Огуречная королева», «Бандит», «Голый человек», «Разными глазами», «Козел в огороде», несмотря на локальность действия и ограниченное число персонажей, Слёзкину удается передать движение, в которое привела Россию революция, перестройку быта, а вслед за тем и психологию разных слоев населения, перемешанных эпохальными бурями.

Произведения Слёзкина 20-х годов, лишенные идеологической предвзятости и штампов соцреализма, помогают лучше понять ту далекую уже от нас эпоху, чрезвычайно сложную, неоднозначную, которую невозможно уложить ни в схемы, создаваемые в прошлом историками в рамках «Краткого курса истории ВКП(б)», ни в схемы, разработанные публицистами и теоретиками в наши дни.

Да, постепенно укрепляющийся в стране тоталитарный режим накладывал определенный отпечаток на жизнь всех слоев населения, но в 20-е годы это еще не ощущалось как трагедия, а проявления бюрократическо-командной системы чаще воспринимались как комические недостатки роста, и вместе с тем пафосом роста и созидания, веры в лучшее будущее были охвачены широкие массы. Так что в советской литературе мы находим отражение и тех, и других процессов. Энтузиазм тружеников воспевали В. Катаев («Время, вперед!»), М. Шагинян («Гидроцентраль»), Ф. Панферов («Бруски»), Ф. Гладков («Энергия»).

Слёзкин отражает проблемы жизни новой России в таких повестях, как «Разными глазами» (1925) и «Козел в огороде» (1927). Повесть «Разными глазами» имеет подзаголовок «Короб писем». Точнее, это повесть в письмах. Форма не новая. История литературы знает много прекрасных образцов. Можно вспомнить «Опасные связи» Шодерло де Лакло, эпистолярные романы А. Ричардсона и Смоллетта. Да и в России были прекрасные образцы. Достаточно назвать «Бедных людей» Ф. М. Достоевского.

Андре Моруа отметил, что это несколько искусственная форма, что жизнь, в сущности, проходит в разговорах, в делах. Замечание весьма несостоятельное, ибо любая литературная форма искусственна. Роман, в котором люди говорят и действуют, все же не реальная жизнь, а литературное произведение, как и то, в котором люди обмениваются письмами. Литературе пока не известно крупное произведение, построенное только в виде телефонных разговоров, но телефонный монолог «Человеческий голос» Жана Кокто по праву вошел в сокровищницу мировой литературы. Так что повесть, роман в письмах — вполне законная форма.

Письма могут сказать, но могут и умолчать. Используя эту форму, автор проявляет свое знание человеческих характеров, стилей и языка эпохи.

Повесть «Разными глазами» многозначна. Это и продолжение осмысления новой жизни, новой, раскрепощенной морали, осмысление своего пути, это и поиски истины, смысла новой работы. Недаром авторы писем много и хорошо говорят о своем труде. Тема большинства писем — любовь. Но любовь не абстрактная, а связанная с конкретным жизненным путем, конкретным характером.

В 20-е годы любовь, семья, брак, половой вопрос стали темой бурных дискуссий, собраний, многочисленных лекций, наконец, произведений искусства. И в этом был свой резон. Отшумели грозовые годы. Наступило мирное строительство. Создавался не только новый, материальный мир, но и новый человек, новый быт, новое бытие, и, значит, формировалось и новое сознание.

Прошлая религиозная мораль была разрушена, прошлый буржуазный брак, часто основанный не на истинной любви, а на купле-продаже, с его фальшью и ханжеством, был отвергнут. Зарождалась новая семья, основанная на любви мужчины и женщины, на их общих интересах. Разумеется, не все шло гладко, не все было ясно.