Юрий Слёзкин - Ольга Орг

• Название: Ольга Орг
• Автор: Юрий Слёзкин
• Издательство: Совпадение
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-903060-25-2

Роман талантливейшего незаслуженно забытого русского писателя Юрия Львовича Слёзкина (1885—1947) «Ольга Орг» (1914) за короткий период выдержал до десятка изданий, был экранизирован и переведен на шесть европейских языков. В нем выведен новый тип девушки, новая героиня эпохи крушения идеалов буржуазного общества. Обнаружив фальшь, лицемерие буржуазной морали, гимназистка Ольга Орг, дочь крупного губернского чиновника, сбрасывает ее оковы, но перед ней нет ни путей, ни идеалов…

---

Без воли, без мыслей Ольга кружилась в вихре черного и желтого.

Среди танцев ее отвел в сторону Ширвинский. На нем был фрак, великолепно сшитый; в манишке белоснежной рубашки матово переливали жемчужины.

— Позвольте оторвать вас на минуту от вашего кавалера. Быть может, это опять некстати, но я пользуюсь случаем, чтобы вторично выразить мои сожаления по поводу случившегося. Знайте, что я глубоко оскорблен вашим некрасивым подозрением, заставившим вас выпрыгнуть из саней. Я не зверь и не хулиган. Насильно данные поцелуи для меня не имеют цены. Я хочу, чтобы вы сами поняли правоту моих слов. Если даже мое сумасшедшее, властное чувство к вам и прорывается иногда слишком заметно, то все же меня не должно бояться.

— Я не боюсь вас!

Он усмехнулся зло и снисходительно, не отводя от нее своих колющих глаз.

— Чем вы докажете мне это?

— Чем угодно!

— Даже если это испытание я вам предложу сегодня?

— Да!

XXI

— О, не волнуйтесь, не волнуйтесь, милые дамы. Здесь никто и ничто вас не обеспокоит. Все мною заранее предусмотрено. Ваши голоса и ваш смех не долетят ни до чьего нескромного уха. Мы прошли задними ходами в этот кабинет и таким же образом уйдем. Лакей, который будет нам подавать, верен мне, туг на ухо и нем, как рыба. Кроме того, ваши фантастические костюмы сделали вас неузнаваемыми. Забудем же на время, что мы в нашем скучном грязном городке, вообразим, что нас несет стройная яхта в открытом море и далеко вокруг не видно берегов, не слышно людей. Мы одни. Не правда ли, при этой мысли какая-то тяжесть сваливается с плеч. Четыре девушки и четверо мужчин. И все они молоды! Вокруг нас шумят волны, которым нет до нас никакого дела… Я вас спрашиваю, господа, разве это не восхитительно?

Ширвинский с тонкой улыбкой скользнул взглядом по девушкам, немного дольше остановился на строгом лице Ольги и мельком глянул на мужчин.

— Итак, я хотел бы, чтобы Новый год дал нам новые настроения. Сделайте со мною маленькое допущение, примите за истину мою красивую ложь, и все остальное приложится вам. Нас восемь — Мефистофель, искушенный в соблазнах и чуждый стыда, мудрый в тайнах порока, как женщина; таинственное домино — двуликое, как Янус — то желтое, как безумие, то черное, как безнадежность; цыганка с беззаботным смехом и вакхическими глазами; скромная хохлушка, как напоминание о давнем, наивном и печальном, сладкая капля романтической грусти после оргийных плясок… Трое мужчин во все поры своих исканий: в раннюю пору сладких грез и «грусти нежной»; в пору сомнений и чувственных утех; в пору зрелости пресытившейся, утонченной, но жадной. Наконец, как символ — тоскующий Пьерро. Вот изысканное общество нашей увеселительной яхты. А вот стол нашего пиршества — прошу отведать!

Ширвинский умолк, сделав широкий жест по направлению стола, убранного со всею возможною пышностью, доступною провинциальному ресторану.

Среди бокалов и вин расцветали белые, сладко дышащие ландыши и лиловые цинерарии. На двух концах пылали восьмисвечники, мешая свой желтый живой огонь с бледным мертвым светом электричества вверху.

Ольга пила, но не пьянела. Ясно, как никогда, она отдавала себе отчет во всем. И чем шумнее становились ее соседи, тем увереннее делался ее взгляд. Какая-то упрямая морщинка залегла между ее бровей.

Ширвинский не спускал с нее глаз. Он тоже казался совсем трезвым.

Варя печально шептала ей на ухо:

— Ах, зачем ты привела меня сюда? Зачем сказала, что он будет тут? Разве мне весело? Разве я нужна вам? Я уйду отсюда!

Но Ольга удерживала ее.

— Нет, нет, останься с нами. Это ничего, это пройдет!.. Тебе нужно жить, ведь ты такая хорошенькая. Не будь дурочкой.

XXIII

Варя, больная, лежала на кровати, с распущенными каштановыми волосами, с синими глазами, теперь ввалившимися, с пожелтевшим маленьким лицом. Ольга сидела над нею. Она привезла подругу к себе, потому что знала нищету и грязь ее отчего дома. Аркадий, проведав о случившемся, рвал на себе волосы.

— Черт тебя дернул везти ее к нам.

Ольга спокойно и сухо ответила:

— Если тебе это не нравится, можешь уезжать отсюда.

И он уехал опять в деревню. Отец махнул на все рукой, целыми днями играя в карты, а мать лежала у себя в спальне, тоже больная. У нее снова начали пухнуть ноги. От невыносимой боли по ночам она кричала без памяти.

Ольга пробовала согревать своим дыханием и растираниями ее оледеневшие члены.

Иногда ей казалось, что мать умерла,— так холодно было ее тело и так слабо билось сердце. Тогда она плакала холодными скупыми слезами усталости, тупого отчаяния. Все желания умирали в ней, все казалось до ужаса омерзительным.

Она останавливалась в темном коридоре между двумя комнатами, где ее ждали две больные; прятала лицо в старые платья, которые висели там; закусывала нижнюю губу и, закрыв пальцами уши, силилась забыться, отрешиться от ощущений бытия.

— Ты опять задумалась, Оля,— прошептала Варя.

— Нет, нет, милая, это я так…

Подруги перечитывали старенький гимназический альбом в зеленом бархатном переплете — забавное воспоминание о первом классе, когда у всех были такие альбомы.

— Вот слушай:

Оля — золото с фанатом,
Оля — жемчуг с бирюзой,
Оля дышит ароматом,
Оля — ангел милый мой.
От твоей школьной подруги Л.

— Какова Ленка!

— А вот еще:

Ты просишь, чтоб я тебе
В альбом писала.
Но для чего оно?
Альбом ты скоро бросишь
И будет все равно.

Варя смеялась тихим, слабым, умиротворенным смехом. Ольга улыбалась.

— Послушай, Варя, скажи мне, отчего ты это сделала?

Смех замер на губах больной. Тревожные глаза остановились на строгих глазах подруги.

— Ах, мне было так тяжело!

— Ну?

Ольгины глаза пытали, допрашивали.

— Я чувствовала, что не могу жить без них двух, а нужно было бросить или одного или другого. Я не умею так, как ты — никого не любить, и так, как Маня — наслаждаться любовью… И потом, я много выпила тогда, мне было очень плохо, а пение сводило меня с ума. И вот, когда я осталась одна, я выпила серной кислоты, что ставят между окон зимой и которую несколько дней уже носила с собою, но боль стала адская, я начала искать графин в темноте… горло горело, как в огне… когда наконец я нашла воду и сделала глоток, боль сделалась нестерпимой и я закричала…

Оля кивнула головой.

— Я знала, что это ты, но никому не хотела говорить…

— Ты не хотела?

— Да… я думала, пускай она сделает то, что ей нужно, но барон первый пришел в себя и побежал к тебе…

— Ты хотела, чтоб я умерла?

Варя, бледная, испуганная и трепещущая, смотрела на подругу.

— Но разве ты сама этого не хотела тогда?

Ольга опять улыбалась скупой, почти злой усмешкой.

— И тебе не было жаль меня? О, я не поверю этому. Ты так ухаживаешь за мною!

— Мне жаль тебя сейчас — это правда, но в ту ночь я почти завидовала тебе. Ведь это так хорошо — не быть, если не умеешь быть…

— Значит, ты тоже страдаешь? Значит, тебе тоже тяжело?

Варя приподнялась на локоть, пытаясь обнять подругу.

— Нет, милая, я не страдаю и мне не тяжело… Я просто не знаю, что мне нужно… Поверь мне, я не такая счастливая, как ты, у которой есть из-за чего умирать. И ты ложись и не бойся — со мною вряд ли когда-нибудь это случится.

Она снова наклонилась над альбомом с нелепыми стихами далекого, странно-невинного прошлого:

Сегодня платье, завтра блуза,
Отбоя нет от женихов,
Ищи себе своего союза
И не пиши стихов…

— Оля, послушай, Оля, а почему ты тогда раздевалась, когда привела меня в номер… Ты делала это очень скоро, было темно, но я все видела, хотя и лежала на кровати… Скажи мне Оля, зачем?

Ольга ответила, не подымая голову от альбома:

— Чтобы скорее запачкаться. Но ты все равно не поймешь этого и лучше не спрашивай.

XXIV

Перелистывая альбом, Ольга долго молчала. Она смотрела на исписанные листы, где крупный твердый почерк переплетался с мелким, ясный и правдивый — с крючковатым и лживым. И столько, сколько было здесь различных почерков, столько было и различных имен, а каждое имя носило свое лицо, свою судьбу.

Вот имена самых близких подруг — Мани, Раисы, Лены и Вари. С ними Ольга прожила бок о бок несколько лет, сидела с ними на одной скамейке, делилась радостями и горем. Но, боже мой, как они все различны. И как они изменились за это время. Разве она может сказать, что хорошо знает их? Только одно знает, что все они что-то имеют, ради чего живут… Эта курносенькая булочка Маня, которая была так забавна и глупа, когда поступила в гимназию,— что только она не испытала. Ее можно было бы назвать героиней, если бы все то, из-за чего она страдала, не было бы так по́шло. Любовь к Жоржу, эта всепоглощающая страсть к мужчине, у которого только одно сильное тело и ничего больше. Но во имя этой страсти Маня убивала свое тело и то, что являлось плодом этой страсти. Что готовила она себе в будущем? Ах, боже, но ведь она счастлива.