Артуро Перес-Реверте - Танго старой гвардии

• Название: Танго старой гвардии
• Автор: Артуро Перес-Реверте
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-69650-5

Что такое танго? Пары, элегантно скользящие по паркету дорогих отелей? Вызов, дерзко брошенный в дымном кабаке Буэнос-Айреса? Или признание, с которого начинается история длиной в сорок лет? Каждый герой нового романа Артуро Переса-Реверте отвечает на этот вопрос по-своему и в свое время. Но для каждого из них встреча с этим легендарным танцем станет роковой, ведь лишь немногим под силу полюбить и исполнить подлинное танго — танго старой гвардии.

---

— Ну, чистое танго — это все же чересчур, — ответил он композитору, усилием воли заставив себя вслушаться в его комментарии. — Правильней сказать, что здесь его исполняют на старинный лад. В прежнем духе. Вы чувствуете разницу в ритме, в стиле?

Де Троэйе удовлетворенно кивнул:

— Еще бы! Этот прелестный двудольный ритм, четыре такта клавиш и аккомпанемент струнных. Фортепьяно задает четкий ритм, и вот басовито вступает бандонеон.

— Они играют так потому, — пояснил Макс, — что люди пожилые, а «Ферровиария» ревностно блюдет традицию. Народ в Барракас — резкий, грубый, насмешливый и потому так ценит кортес и кебрадас. Здесь принято прижимать к себе партнершу тесно, держать плотно, просовывать ногу между ее колен и откалывать прочие удалые штуки вроде тех, что проделывают сейчас с этой блондинкой. Если бы так исполняли музыку на каком-нибудь празднике, на семейном воскресном торжестве или среди молодежи, почти никто не вышел бы танцевать. Во-первых, это сочли бы неприличным, а во-вторых, просто не понравилось бы.

— И такой стиль все больше выходит из моды. Очень скоро останется только одомашненное танго, невыразительное, но дурманящее как наркотик — такое, как показывают в кино и танцуют в салонах.

Де Троэйе саркастически рассмеялся. Музыка смолкла и сейчас же зазвучала вновь.

— Манерное, будет правильней сказать.

— Пусть будет манерное, — Макс отпил глоток джина. — Суть одна.

— Впрочем, то, что надвигается на нас, манерным никак не назовешь.

Макс проследил взгляд композитора. Компадрон, оставив белокурую девицу за столиком, рядом с ее спутницей, теперь приближался к ним характерной походкой удальца из предместья — неторопливо, уверенно, мерным шагом ступая по полу с хорошо отработанной мягкостью. Для полноты картины и в качестве фона, подумал Макс, не хватает только стука бильярдных шаров.

— Если вдруг что пойдет не так, — быстрым шепотом проговорил он, — не останавливайтесь поглядеть. Пулей выскакивайте отсюда и прыгайте в машину.

— Что может пойти не так? — осведомился де Троэйе.

Отвечать было уже некогда. Компадрон стоял перед ними неподвижно и очень серьезно, с низкопробной элегантностью заложив левую руку в карман пиджака. И смотрел на Мечу Инсунсу, как будто за столом она была одна.

— Не желаете ли станцевать, сеньора?

Макс метнул беглый взгляд на графин с джином. В случае надобности осколок толстого стекла, разбитого о край стола, становится вполне приличным оружием. Хватило бы только времени задержать компадрона, дать супругам уйти.

— Не думаю, что… — начал он негромко.

И обращался к женщине, а не к тому, кто приглашал ее, однако Меча поднялась и совершенно бестрепетно ответила:

— Угодно.

Неторопливо сняла перчатки, положила их на стол. Посетители, как один, воззрились на нее и на ее кавалера, который ждал, не выказывая нетерпения. И вот, дождавшись, правой рукой обхватил ее талию чуть выше того места, где начинался плавный изгиб бедра. Меча положила свою левую руку ему на плечо, и они, сблизив головы сильнее, чем это допускалось обычным танго, однако держась не вплотную и при этом не глядя друг на друга, заскользили по площадке среди других пар. Всякий сказал бы, что они много раз уже танцевали вместе, подумал Макс, однако вспомнив, как в свое время, на борту «Кап Полония», легко приноровилась к нему Меча, а он — к ней, перестал удивляться. Эта женщина, конечно, отличалась редкостной чуткостью и даром приспосабливаться к любому хорошему танцору. Нынешний кавалер, в сознании своей брутальной неотразимости, умело вел ее, искусно сплетал на полу невидимые арабески. Пара мягко покачивалась; Меча повиновалась ритму и безмолвным приказам, которые партнер отдавал ей легким нажимом пальцев и чуть заметными движениями. Вот внезапно он сделал корте, с щеголеватой небрежностью оторвав правую пятку от пола, а носком описав полукруг, и, к удивлению Макса, женщина очень непринужденно совершила полный оборот вокруг своей оси, скользнув в одну, а потом в другую сторону, когда кавалер притянул ее к себе вплотную, а потом оттолкнул, снова притянул и снова оттолкнул и просунул ногу меж ее колен с таким безупречным трущобным форсом, с таким классическим окраинным шиком, что на лицах наблюдавших за танцем из-за столиков отразилось полное одобрение.

— Черт возьми, — вполголоса сказал Армандо де Троэйе. — Надеюсь, он не завалит ее прямо здесь…

Это замечание, встревожив Макса, заменило досадой то восхищение, которое поначалу вызвали в нем легкость и свобода Мечи. Партнер вел ее, любуясь собой, вперив темные глаза в пустоту, скривив под усами губы в гримасе деланого безразличия, словно отплясывать с дамами такого класса вошло для него в привычку и даже приелось. Внезапно, в такт музыке он отшагнул вбок и величаво замер, с плебейской лихостью отчетливо и громко притопнув каблуками. Меча, ни на миг не замявшись, словно заранее знала об этом коленце, закружилась вплотную к нему, и эта покорная готовность самки теперь уж и Максу показалась совершенно непристойной.

— Матерь божья… — пробормотал Армандо де Троэйе.

Макс, в некотором ошеломлении полуобернувшись к нему, убедился, что композитор не взбешен, а заворожен этим зрелищем. Время от времени он отхлебывал джину, и казалось, что выпитое все явственнее проступает на губах цинической, смутно-удовлетворенной усмешкой. Впрочем, всматриваться было некогда — музыка смолкла, и площадка стала пустеть. Меча Инсунса, надменно постукивая каблуками, вернулась к столику в сопровождении своего кавалера. И тот, когда она уселась безмятежно и невозмутимо, как будто только что завершила тур вальса, слегка поклонился, прикоснувшись к полю шляпы, и сказал хрипловато и спокойно:

— Хуан Ребенке, сеньора. Всегда к вашим услугам.

И тотчас, даже не взглянув на спутников своей дамы, повернулся на каблуках и неторопливо направился к своему столу. Глядя ему вслед, Макс подумал, что это не настоящее его имя — вроде Фунеса, Санчеса или Рольдана, — а прозвище,[26] когда-то полученное его предками — скотоводами-гаучо, а ныне сделалось так же безнадежно старомодно, как весь его вид, как нож, оттопыривающий борт его пиджака. Те удальцы, которым он так хотел подражать, повывелись и сгинули лет пятнадцать-двадцать назад, да и ему подобные давно уже сменили нож на револьвер. Без сомнения, этот самый Ребенке днем работал возчиком, а по вечерам ходил в подобные заведения танцевать танго, щупать гулящих девиц и порой подтверждать свой нрав, крутой и неукротимый, этим самым ножом. Особи его вида — такие, как он, незатейливые бандиты — почти утратили прежние понятия о чести, однако оставались опасны, как встарь.

— Теперь ваш выход, — сказала Меча Инсунса, обращаясь к Максу.

Она вытащила из сумочки лакированную пудреницу. Капельки пота крохотными жемчужинками блестели на верхней губе. Повинуясь галантному побуждению, Макс достал из верхнего кармана пиджака чистый платок и протянул ей.

— В каком смысле?

Женщина взяла из его пальцев белый батистовый прямоугольник.

— Не хотелось бы, — с необыкновенным спокойствием ответила она, — так все и оставить.

Макс уже собирался сказать — довольно на сегодня, я попрошу счет, и пойдем отсюда, но в брошенном на жену взгляде Армандо де Троэйе уловил никогда не виданную раньше искорку циничного вызова. Это длилось лишь мгновение, а вслед за тем все вновь скрылось под маской игривого безразличия. И тогда Макс, передумав, с нарочитой медлительностью повернулся к Мече.

— Разумеется, нельзя, — сказал он.

Его взгляд встретили светлые, чуть осоловелые от джина глаза. В желтоватом свете мед их казался, как никогда, текуч и прозрачен. Вслед за тем она сделала нечто неожиданное. Платок не вернула, а взяла со стола одну из пары перчаток, снятых перед тем, как пойти танцевать, вложила ему в нагрудный карман пиджака и несколькими быстрыми движениями расправила так, что получился белый пышный цветок. Тогда Макс встал и направился к столику, за которым сидели недавний партнер Мечи и две женщины.

— С вашего разрешения.

Тот воззрился на него с высокомерным любопытством, но все внимание Макса уже было обращено к белокурой. Она переглянулась со спутницей — смуглой, вульгарного вида и заметно старше годами, — а вслед за тем посмотрела на компадрона, как бы спрашивая позволения. А он продолжал рассматривать Макса, который стоял, сдвинув каблуки, чуть наклонясь и слегка улыбаясь с самым учтивым видом, с той же безупречной корректностью, с какой приглашал на танец даму из общества где-нибудь в «Паласе» или в «Плазе». Блондинка наконец встала и с профессиональной непринужденностью закинула руку ему на плечо. Вблизи она казалась моложе, несмотря на затененные усталостью, набрякшие подглазья, заметные даже сквозь густой макияж. Голубые глаза, прорезанные чуть вкось, и белокурые волосы, собранные на затылке в узел, выдавали ее славянское происхождение. Русская, вероятно, или полька, подумал Макс. Обнимая ее, он очень близко почувствовал тепло утомленного тела, табачный дым, пропитавший платье и волосы, уловил в ее дыхании привкус недавно выпитой граппы с лимонадом и веявшую от кожи сложную смесь запахов — дешевых духов «Агуа Флорида», влажного талька и сладковатого женского пота, неизбежного, когда два часа кряду танцуешь со всеми подряд.