Григорий Салтуп - Лента Мёбиуса

• Название: Лента Мёбиуса
• Автор: Григорий Салтуп
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Хорошо у тебя, дед. А там такая мерзопакостная погода.

Старик чукча промолчал - он, видно, был из неразговорчивых,- обошел костер кругом и сел на нарты, прикрывая собой (как показалось Борису Васильевичу) блеснувшее донышко бутылки.

- Ну, дед, ты хитрый! - понимающе подмигнул Борис Васильевич.

Старик опять промолчал, и по его плоскому, словно выточенному из желтоватой гальки лицу нельзя было понять: обиделся ли он на бестактный намек, не понимает или делает вид, что не понимает? Обструганной палочкой он стал помешивать в котелке какое-то варево.

Из-за яранги вышли четыре косматые низкорослые собаки и по-звериному ощерились на чужака, гася в глотках злобное рокотание. Борис Васильевич достал из портфеля полбуханки холостяцкого ужина, бросил псам, - Черный поймал хлеб на лету и рванул к низине, где паслось оленье стадо, увлекая за собой других собак.

- Слышь, дед, а огненная вода у тебя есть? - согревшегося Бориса Васильевича потянуло на лирику.

- Водка, однако? - уточнил старик.

- Водка.

- Голова болит, однако? - хитро сощурился старик, шаря за собой на нартах, под шкурами...

- Болит...- вздохнул Борис Васильевич и присел у костра на какой-то рюкзак.

Старик выудил из-за спины чекушку, разлил водку в пластмассовые стаканчики: - Давай, паря, лечись. Работа веселая, голова светлая! - и, чокаясь с Борисом Васильевичем: - Однако, меня Ы-Кунг'олом зовут!

- Боря, Борис Васильевич! - представился он, заглотнул водку, чувствуя, как светлеет в голове, исчезает нудная тяжесть, промываются слипшиеся от бормотухи мозговые извилины.

- Представляешь, дед...

- Ы-Кунг'ол,- поправил его старик.

- Извини, Ы-Кунг'ол... Жизнь такая пакостная. В свой родной район сунуться опасно! Надо было у бывшей жены документ один взять, а тут Кронид Собакин! Обнимает, лезет: "Боренька! Старик! Душа человеческая!" И Костя-заинька, он-то мужик мягкий, добрый. С "рыбалки" идет. Улов хороший... Ты вот, Кунг'ол...

- Ы! Ы-Кунг'ол! - перебил старик.

- ...Ладно, Ы-Кунг'ол, не обижайся. Я не со зла. Имя у тебя сложное. Пока запомнишь...

- Помни, однако. Работать вместе-

Сказал Ы-Кунг'ол, но Борис Васильевич не придал значения его словам и продолжил:

- Ты вот, Ы-Кунг-ол, рыбалкой занимаешься? Рыбку ловишь?

- Ловлю, однако. Сеть есть, острога. Даже спиннинг!

- А у Кости-заиньки удочка семиколенная. И ловит он не в реке и не в озере. И не рыбу. То есть, изредка "клюет" и рыбина: палтус копченный или лосось соленый. Но чаще хватает колбаса: докторская, диетическая, иногда мелочь идет: пельмени, котлеты магазинные. Все это собаке, кошке, сам понимаешь: такой улов не для людей,

Борис Васильевич старался поживописнее рассказать Ы-Кунг'олу о "рыбалке" Кости-заиньки, чтоб старик чукча не жалел о потраченной на Бориса Васильевича водке.

- По утрам масло крестьянское хорошо клюет, а где масло, там и сыр российский, пошехонский, - они обычно вместе, на одной "луде" пасутся; где масло, там и сыр, где докторская по два двадцать, там и котлеты за девять копеек. Но Костя - рыбак опытный, места знает, у него тайные заводи есть, где исключительно хорошо клюет: сервелат, ветчина, буженина, телячьи вырезки. Полтавская копченая колбаса - м-м-м! Пальчики оближешь! Один раз десять банок паюсной икры выловил! Редкая удача!..

- Однако, и я икру беру. Пойдет осенью горбуша, сам увидишь.

- То у тебя! Ты, Ы-Кунг'ол - царь природы, а Костя-заинька ни разу из Питера не выезжал, и ловит он не там, где глубоко, а там, где высоко! Пять-семь метров над головой!

- Врешь ты, Боря, однако! Колбаса не птица, летать не может.

- Это точно. Колбаса не летает. Она в сетке висит, к форточке привязана. На втором, на третьем этаже. Удочка у Кости-заиньки специальная, без лески, без крючка. На самом конце - бритва острая. Костя удочкой щелк семь колен вылетело. Подрезал веревочку, - и колбаса ему в руки упала! Сыр, масло, докторскую он знакомым буфетчицам за полцены сдает, деньги-то тоже нужны. А деликатесы сам кушает, друзей угощает. Вчера хороший кусок ветчины поймал, на три килограмма потянет!

- Однако, вор твой Костя! Его в тюрьму надо, - рассердился старик: Ты, паря, очки носишь. Умный? А друг у тебя - вор. Ты сам, однако, не воруешь? А? Воровать плохо...

- "Пло-охо"! Много ты понимаешь, дед. В тундре живешь, транзистор слушаешь. Всякой чепухе веришь...

- Я в Москву летал! Там, однако, триста рублей украли.

- В Москве могут... Давай, Ы-Кунг'ол, разлей, что осталось

Подставил Борис Васильевич синий стаканчик:

- Такая жизнь пакостная: все воруют. Если кто сам не крадет, то ворованное ест. Ну, будем здоровы!.. Сам посуди: у кого сервелат и телячьи вырезки водятся? В магазине-то их не купишь? Из-под прилавка, значит. Холодильник ломится, и еще в форточку выставляют про запас... Ладно, спасибо тебе, Ы-Кунг'ол. Покурил у тебя, согрелся. Обратно надо. Мне к девяти на работу. Бывай здоров...

Борис Васильевич обернулся и застыл, разинувши рот: там, где по его представлению должна быть какая-то рама, окно на Васильевский остров, где падает мокрый снег, дребезжит флуоресцентная лампа в уличном фонаре, где мерзко и противно, но где он живет! - ничего не было!

То есть была тундра: ровно и спокойно расстилалась до самого горизонта тундра. Паслись олешки, сидели собаки, серой мухой гудел над горизонтом далекий вертолет...

Это его гудение принимал Борис Васильевич все время, пока сидел у костра и разговаривал с Ы-Кунг'олом, за родное дребезжание лампы на Васильевском острове за спиной. Борису Васильевичу стало плохо, и он попробовал потерять сознание, чтобы очнуться - во второй раз за ночь - на своем Васильевском острове! Ведь чудилась же ему камера гестапо! Очень, очень явственно!

Он даже упал на четвереньки, пытаясь куда-то втиснуться, истечь из ненужной ему тундры, но кустики ягеля мягко приняли его, лопнула под ладонью спелая голубичина, и тут он действительно потерял сознание.

2 .

Очнулся Борис Васильевич на чем-то твердом и скользком. "Наверное, меня ПМГ подобрала на остановке и в вытрезвитель сунули..." - не открывая глаз, пытался сориентироваться он: "Полсотни на штраф и тридцать за вытрезвитель!.. Ну, Кронид! Ну, сволочь! Чтоб я еще хоть раз... Ой! А на работу сообщат?! Это ж квартальная премия, двести семьдесят, а то и все триста рублей! Итого - четыреста за один вечер пьяного трепа с Собакиным?!!"

"Ну, уж нет! Надо Леночке-секретарше презент сообразить: колготки финские, шоколадку, шампанское... еще что-нибудь, тогда она письмо милицейское не зарегистрирует, пошлет отписочку, мол, наказан такой-то лишением премии. Все дешевле обойдется! А где колготки достанешь? Колготки-то где достать???" - открыл глаза Борис Васильевич.

Финские колготки больше не требовались.

Он был в яранге, лежал на каком-то топчане, покрытом шкурой мездрой вверх. Наверное, Ы-Кунг'ол специально перевернул шкуры, опасаясь, что гость в этаком состоянии может ему меха попортить. А Борис-то Васильевич принял на ощупь гладкую мездру за клеенчатый лежак в вытрезвителе!.. И-эх!

3.

Старик чукча куда-то ушел. Костер погас, на рюкзаке потрескивал пустым эфиром транзисторный приемник. Борис Васильевич поймал волну: шло перечисление трудовых успехов оленеводческих бригад Чукотского национального округа Магаданской области. Потом диктор передавала сводку погоды "на завтра, семнадцатое июля..." Борис Васильевич достал из портфеля газету, в которую вчера заворачивал хлеб, - "Смена" была от 24 ноября. Четыре месяца разницы. А год-то, какой? Какой год?.. Кажется, в чуме лежали газеты? Борис Васильевич развернул пачку "Советкэн Чукотка", и отлегло от сердца - год 1978, его год.

Когда старик Ы-Кунг'ол вернулся к стойбищу, то увидел странную картину: Борис Васильевич, пританцовывая, с портфелем в руках, без ботинок (они были сунуты в портфель) подкрадывался то справа, то слева к расстеленной на земле газете, очевидно пытаясь куда-то прыгнуть.

На газете и под газетой ничего не было; правда, в левом углу газеты помещался снимок Банковского мостика на канале Грибоедова.

(Ы-Кунг'ол, конечно, не мог догадаться, что Борис Васильевич пытается таким макаром вернуться домой, в Ленинград, а ботинки он снял с себя на тот случай, если пространство-время откроется на снимке прямо над каналом, и он окажется в воде).

Ы-Кунг'ол не стал мешать человеку, столь яростно увлеченному, - у Бориса Васильевича из-под финской шапки с козырьком во все стороны торчали взмокшие от пота волосы, и взгляд его был обреченно - дикий.

Опыт долгих лет жизни подсказывал Ы-Кунг'олу, что нельзя нарушать экстаз камлания у шамана, будь то русский человек или из племени луораветлан - настоящих людей. Он вынес из яранги заветную чекушку, зная, что после камлания у человека бывает упадок жизненных сил, подкинул в костер охапку дров и сел, покуривая, на нарты, ожидая, когда Борис Васильевич закончит.

Потом они пообедали и выпили водки.

Ы-Кунг'ола звали Иван Ефремович, что значительно облегчило диалог; это фамилия его была Ы-Кунг'ол. Борис выяснил, что фотографировал Ивана Ефремовича корреспондент, улетевший на вертолете.