Михаил Салтыков-Щедрин - Дневник провинциала в Петербурге

• Название: Дневник провинциала в Петербурге
• Автор: Михаил Салтыков-Щедрин
• Жанр: Русская классическая проза

---

После спектакля ужин (уже без воздержания), и за ужином разговор.

- Mais comme elle se gratte!

- En voila une fille!

- Et remarquez, comme elle a fait ceci... {Но как она почесывается! Вот так девушка! - И заметьте, как она сделала вот это...}

Статский советник пробует пройтись церемониальным маршем, как это делает Шнейдер, то есть вскидывая поочередно то ту, то другую ногу на плечо.

Я сам взволнован до глубины души и желаю выразить свои чувства.

- Признаюсь, господа, - говорю я, - это... это... заметили ли вы, например, какой у нее отлет?

Я изгибаюсь головой и грудью вперед, а остальною частью корпуса силюсь изобразить "отлет".

- Именно отлет! C'est le vrai mot! Otliott magnifique! {Вот именно! Отлет! Великолепно!}

- Аи да деревня! сидит, сидит в захолустье, да и выдумает!

- Messieurs! не говорите так легко об нашем захолустье! У нас там одна помпадурша есть, так у нее отлет! Je ne vous dis que ca! {О прочем умалчиваю!}

Я собираю пальцы в кучку и целую кончики.

- Ну, все-таки, против Шнейдер... - сомневается статский советник.

- Да разве я об Шнейдерше!.. Schneider! mais elle est unique! {Но она несравненна!} Шнейдер... это... это... Но я вам скажу, и помпадурша! Elle ne se gratte pas les hanches, - c'est vrai! mais si elle se les grattait! {Она, правда, не чешет себе бедер, - но если бы она их чесала!} я не ручаюсь, что и вы... Человек! четыре бутылки шампанского!

Потом следуют еще четыре бутылки, потом еще четыре бутылки... желудок отказывается вмещать, в груди чувствуется стеснение. Я возвращаюсь домой в пять часов ночи, усталый и настолько отуманенный, что едва успеваю лечь в постель, как тотчас же засыпаю. Но я не без гордости сознаю, что сего числа я был истинно пьян не с пяти часов пополудни, а только с пяти часов пополуночи.

На другой день, к другому товарищу, - этот уже не просто статский, а действительный статский советник.

- Уж действительный статский!

- Да, душа моя, действительный. Благодарение богу, начальство видит мои труды и ценит их.

- Да ведь таким образом ты, пожалуй...

- И очень не мудрено. Теперь, душа моя, люди нужны, а мои правила настолько известны... Enfin qui vivra - verra {Словом, поживем - увидим.}.

Сказавши это, он поднял ногу, как будто инстинктивно куда-то ее заносил. Потом, как бы сообразив, что серьезных разговоров со мной, провинциалом, вести не приходится, спросил меня:

- Надеюсь, что ты видел Шнейдер?

- Вчера, с старыми товарищами были.

- Это в "Barbe bleue"? Delicieuse! {"Синей бороде"? Восхитительно!} не правда ли?

- Comme elle se gratte les hanches et les jambes! {Как она чешет себе бедра и ноги!}

- N'est-ce pas! quelle fille! quelle diable de fille! Et en meme temps, actrice! mais une actrice... ce qui s'appelle - consommee! {Не правда ли? какая девушка! какая чертовская девушка! И в то же время актриса! и актриса... что называется - безупречная!}

- A ты заметил, как она церемониальным маршем к венцу-то прошла!

Я пробую напомнить Шнейдершу в лицах, но при первой же попытке вскинуть ногу на плечо спотыкаюсь и падаю.

- Ну вот! ну вот! - смеется мой друг, - это хорошо, что ты так твердо запомнил, но зачем подражать неподражаемому! En imitant l'inimitable, on finit par se casser le cou.

- Mais comme elle se gratte! dieu des dieux! comme elle se gratte!

- Ah! mais c'est encore un trait de genie... ca! {Подражая неподражаемому, кончают тем, что ломают себе шею. - Но как она почесывается! бог богов! как почесывается! - Тут опять-таки гениальная черта...} Заметь: кого она представляет? Она представляет простую, наивную поселянку! Une villageoise! une paysanne! une fille des champs! Ergo...

- Mais c'est simple comme bonjour! {Поселянку! крестьянку! дочь полей! Следовательно... - Но это просто, как день!}

- Вот сегодня, например, ты увидишь ее в "Le sabre de mon pere" {"Сабле моего отца".} - здесь она не только не чешется, но даже поразит тебя своим величием! А почему? потому что этого требует роль!

- Увы! у меня нет на сегодня билета!

- Вздор! Надо, чтобы ты видел эту пьесу. Вы - люди земства, mon cher, и наша прямая обязанность - это стараться, чтоб вы все видели, все знали. Вот что: у нас есть ложа, и хотя мы там вчетвером, но для тебя потеснимся. Я хочу, непременно хочу, чтобы ты видел, как она поет "Diteslui"! {"Скажите ему".} Я с намерением говорю: "чтоб ты видел", потому что это мало слышать, это именно видеть надо! А теперь идем обедать, mais soyons sobres, mon cher! parce que c'est tres serieux, ce que tu vas voir ce soir! {но будем воздержными, дорогой, ибо то, что ты увидишь вечером, дело нешуточное!}

Мы обедаем впятером. Выпиваем по рюмке хересу, по стакану доброго лафита и по бутылке шампанского на человека - и только.

Я не стану описывать впечатления этого чудного вечера. Она изнемогала, таяла, извивалась и так потрясала "отлетом", что товарищи мои, несмотря на то что все четверо были действительные статские советники, изнемогали, таяли, извивались и потрясали точно так же, как и она.

- Из театра - к Борелю.

- Ну-с, что скажете, любезный провинциал?

- Да, messieurs, это... Это, я вам скажу... Это... искусство!

- C'est le mot. On cherche l'art, on se lamente sur son deperissement! Eh bien! je vous demande un peu, si ce n'est pas la personification meme de l'art! "Dites-lui" - parlez-moi de ca! {Вот именно. Ищут искусства, сетуют на его упадок! Так вот я спрашиваю, разве это не само олицетворение искусства? "Скажите ему" - найдите что-нибудь подобное!}

- И заметьте, messieurs, какой у нее "отлет"!

- Otliott! c'est le mot! mais il est unique, ce cher provincial! {Отлет! вот настоящее слово! наш дорогой провинциал прямо-таки неподражаем!}

Как и накануне, я изогнулся головой и корпусом вперед.

- Именно! именно! c'est ca! c'est bien ca! {так, так!} - кричали действительные статские советники, хлопая в ладоши.

Даже борелевские татары - и те смеялись.

- А теперь, господа, в благодарность за высокое наслаждение, доставленное мне вами, позвольте... человек! шесть бутылок шампанского!

Затем еще шесть бутылок, еще шесть бутылок и еще... Я вновь возвращаюсь домой в пять часов ночи, но на сей раз уже с меньшею гордостью сознаю, что хотя и не с пяти часов пополудни, но все-таки другой день сряду ложусь в постель усталый и с отягченной винными парами головой.

Таким образом проходит десять дней. Утром вставанье и потягиванье до трех часов; потом посещение старых товарищей и обед с умеренной выпивкой; потом Шнейдерша и ужин с выпивкой неумеренной. На одиннадцатый день я подхожу к зеркалу и удостоверяюсь, что глаза у меня налитые и совсем круглые. Значит, опять в самую точку попал.

"Уж не убраться ли подобру-поздорову под сень рязанско-козловско-тамбовско-воронежско-саратовского клуба?" - мелькает у меня в голове. Но мысль, что я почти месяц живу в Петербурге, и ничего не видал, кроме Елисеева, Дюссо, Бореля и Шнейдер, угрызает меня.

"Нет, думаю, попробую еще! По крайней мере, узнаю, что такое современная петербургская жизнь!"

Приняв это решение, отправляюсь в воронинские бани, где парюсь до тех пор, пока сознаю себя вполне трезвым.

Затем на целый день остаюсь дома и занимаюсь приведением в порядок желудка. И только на другой день, свежий и встрепанный, начинаю новый ряд похождений.

II

Что же такое, однако, "жизнь"?

В течение более трех недель я проделал все, что, по ходячему кодексу о "жизни", надлежит проделать, чтобы иметь право сказать: я жуировал и, следовательно, жил. Я исполнил "buvons" - ибо ни одного дня не ложился спать трезвым; я исполнил "chantons et dansons" - ибо стоически выдержал целых десять представлений "avec le concours de m-lle Schneider" {с участием м-ль Шнейдер.}, наконец, я не могу сказать, чтобы не было в продолжение этого времени кое-чего и по части "aimons"... A в результате все-таки должен сознаться, что не только "жизни", но даже и жуировки тут не было никакой. Мало того: по окончании всего этого жизненного процесса я испытываю какое-то удивительно странное чувство. Мне сдается, что все это время я провел в одиночном заключении!

И действительно, это было не более как одиночное заключение, только в особенной, своеобразной форме. Провести, в продолжение двух недель, все сознательные часы в устричной зале Елисеева, среди кадыков и иконописных людей - разве это не одиночное заключение? Провести остальные десять дней в обществе действительных статских кокодессов, лицом к лицу с несомненнейшею чепухой, в виде "Le Sabre de mon pere", с чепухой без начала, без конца, без середки,разве это не одиночное заключение? Ежели первый признак, по которому мы сознаем себя живущими в человеческом обществе, есть живая человеческая речь, то разве я ощущал на себе ее действие? Говоря по совести, все, что я испытывал в этом смысле, ограничивалось следующим: я безразличным образом сотрясал воздух, я внимал речам без подлежащего, без сказуемого, без связки, и сам произносил речи без подлежащего, без сказуемого, без связки. "Вот кабы", "ну, уж тогда бы" - ведь это такого рода словопрения, которые я мог бы совершенно удобно производить и в одиночном заключении. Ужели же я без натяжки могу утверждать, что меня окружало действительно людское общество, когда в моем времяпрепровождении не было даже внешних признаков общественности? Нет, это были не более как люди стеноподобные, обладающие точно такими же собеседовательными средствами, какими обладают и стены одиночного заключения. Это было не общество в действительном значении этого слова, а именно одиночное заключение, в которое, вследствие упущения начальства, ворвалось шампанское с устрицами, с пением и танцами.