Дмитрий Петров-Бирюк - История моей юности

• Название: История моей юности
• Автор: Дмитрий Петров-Бирюк
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

---

— Да, то куклам, — протянула девочка. — А тут надо как портной, чтоб незаметно было.

— Ну и пришей незаметно! — строго потребовал мальчишка. — А не то вот этого получишь, — показал он ей кулак.

— Мама! — пронзительно закричала Нюрка. — Кодька хочет драться!

Из горницы вышла низенькая, располневшая женщина средних лет — Фекла Федоровна.

— Ну, чего вы тут не поладили? — спросила она. — Ой, сколько вас тут! Ноги-то хоть от снега обмели б, а то, вишь, наследили.

— Мама, — загнусавила Нюрка. — Кодька заставляет пришить карман Сашке, а я не умею…

— Ай-яй-яй! — всплеснула руками Фекла Федоровна, увидев мой оторванный карман. — Да как же это так?.. Кто тебе?

— Кодька, — всхлипнул я.

— Ах ты, оголец несчастный, — шлепнула она сына ладонью по затылку. — Очумелый! Как же это ты так?.. Пальто-то ведь новое. Теперь Людмила осатанеет. Сиротинка ты мой, скидывай пальто-то свое, уж я как-нибудь пришью, постараюсь получше.

Я скинул свое пальтишко. Вооружившись иголкой и ниткой, Фекла Федоровна так искусно пришила мне карман, что до самого износа никто не заметил, что у моего пальто карман был оторван.

Отъезд

Я хотя и был еще мал, но иногда задумывался над тем, почему все в жизни так несправедливо устроено.

Несправедливостей этих очень много. Ну, хотя бы взять пример такой; почему наши казаки живут неодинаково?

Вот дед Карпо со своей семьей живет в покосившейся от ветхости избенке, покрытой побуревшей соломой. Живет он, я знаю, в постоянной нужде. Семья у него большая, а на дворе — одна кляча да коровенка. Вот и все его богатство.

А рядом с ним живет богач Минай Ерофеевич Щербаков. Дом у него как игрушка, большой, просторный, стоит на виду и играет всеми красками. Ну прям что твое пасхальное яичко…

Живет Щербаков богато, весело… Захочет старик, запряжет пару дончаков в тарантас и уезжает на какую-нибудь ярмарку, пьет там, гуляет.

А что ж ему не гулять? Хозяйство у него доброе, крепкое. Быков, говорят, у него пар пять, шесть лошадей, пять коров, много молодняка, овец, коз… А птицы — кур, уток, гусей — столько на дворе, что им и счет потеряли. Два батрака едва управлялись с таким хозяйством.

Я знал, что дед Карпо часто обращался к Щербакову с просьбой выручить его деньгами. Однажды я даже был свидетелем того, как дед Карпо, встретив на улице жирного бородатого Миная Ерофеевича, сняв шапку, униженно клянчил у него:

— Уж будь благодетелем, Минай Ерофеевич, дай десятку… Нужда большая… Надобно девке справу сделать… невеста… Замуж надобно выходить…

— Да за тобой же, Карпо Парамонович, пять целковых еще, — напомнил Щербаков.

— Знаю, благодетель, знаю… Отработает мой Николай, отработает… Хочь зараз же возьми его.

— Да я знаю, что отработаете… Ладно уже, дам те десять целковых… приходи. А Николай-то твой мне понадобится к уборке хлебов… Косить рожь будет.

— Ну, что ж, — покорно кивал головой дед Карпо. — Пойдет косить… Может, и я еще подмогу, а?

— Ну, какой же из тебя косарь, — усмехался Щербаков. — Песок сыпется… Вон бабке своей огурцы на огороде подбивай…

Мне страшно жалко было деда Карпо.

Я не мог дать объяснения такой несправедливости. Почему бог не сделает так, чтобы все одинаково жили? Ведь ему же с высоты небесной все видно…

Однажды весной к нам пришел Щербаков.

— Здорово дневали, — приветствовал он отца.

— Здравствуй, Минай Ерофеевич, — ответил отец. — Проходи, садись.

Щербаков, поглаживая широкую, как лопата, черную бороду, степенно прошел в передний угол, присел на лавку под образа. Отец сел рядом, и они стали говорить о чем-то. Меня это мало интересовало. Я занимался своим делом: разрисовывал красным карандашом картинку.

Вдруг я услышал, что они называют мое имя.

— Сколько ему годов-то? — спросил Щербаков.

— Да ему только девять, — ответил отец. — Десятый пошел.

— Ну и что? — сказал Щербаков. — В погонцы вполне годится… Быков погонять — премудрости большой не надо… У меня вон мальчишки по семи-восьми лет погонцами были…

— Нет, Минай Ерофеевич, мал еще Сашка, — покачал головой отец. — Какой из него работник?.. Замордуется на пахоте… Не могу отдать.

— Подумай, Петрович, — настаивал Щербаков. — Денег себе на рубашку заработает… А то, вишь, пузо-то голое… А мне как раз до зарезу погонец нужен.

— Не могу, — твердил отец. — Мал мальчишка.

— Отдал бы, Илья Петрович, — вступила в разговор Людмила. — Все равно без дела бегает по улице…

— Нет… не могу мальчишку мучить.

— Эх, зря, — встав, сказал Щербаков. — Чего, Петрович, зазнаешься-то?.. Что он у тебя дворянин, что ли?.. Надобно приучать парнишку к труду.

— К труду надо приучать, — согласился отец. — Это верно. Но это еще успеется.

— Ну, прощевай, коли такое дело, — сказал Щербаков и вышел.

После его ухода отец рассвирепел.

— Кулак проклятый! — кричал он. — Пришел дитя брать, заморить хочет работой… Мироед!..

— Папа, — спросил я отца. — А что это такое «кулак»?

— А вот Щербаков кулак, — сказал отец, — Это люди, которые выжимают соки из трудового народа… И от труда народного богатеют, наживаются…

Вот так я тогда узнал, что означает слово «кулак».

* * *

Какая радость! Отец получил от дяди Иринарха письмо. Из этого письма мы узнали, что Маша, оказывается, живет у него…

Дядя Иринарх советовал отцу распродать свое имущество и переехать в Мариупольский порт, где он жил, открыть там бакалейную лавчонку и заняться торговлей.

Предложение это отца взбудоражило.

— А что, может, в самом деле дернем в Мариуполь, а? — проговорил он, обращаясь ко мне и Людмиле.

Я молчал. Да отец и не особенно посчитался бы с моим мнением, если б я и высказал его. Вопрос его относился главным образом к Людмиле.

— Так — как, а? — снова взглянул он на нее.

— Думаю, что предложение дельное, — проговорила она. — Вам бы следовало поехать…

— Вам? — опешил отец. — А вам? Ты что, не поедешь с нами?..

— А это уж как нашему хозяину заблагорассудится, — хихикнула она. — Если возьмете, то и поеду. Не возьмете — не поеду.

— Поедем, — умиротворенно сказал отец. — Чего там.

Решено было немедленно все распродать и ехать в Мариуполь.

С этого дня и началась у нас распродажа всего домашнего скарба. Распродавал отец все по дешевке, поэтому народу в нашем доме с утра до вечера толпилось много… Вечерами же у нас было море разливанное — распивали могарычи.

Вот с домом дело обстояло труднее. Кому его продашь? В станице жили разные казаки. Были богатые, имевшие крепкое хозяйство, несколько домов и батраков, работавших на них с утра до поздней ночи. Таким казакам наш дом, не отличающийся ни красотой, ни доброкачественностью, и даром был не нужен. У них свои во много раз лучше. Были в станице и середняки. У тех дома хотя и поскромнее, чем у богатеев, но крепкие, прочные. Им также не нужен наш дом. А что касается гольтепы казацкой, которой было в станице немало, то, быть может, и нашлись бы такие, которые с большой охотой приобрели бы наш дом, да денег у них не было ни гроша.

Долго отец не находил покупателя, а потом нашел. Недавно у казака Вохлянцева сгорел дом. И вот теперь он покупал наш, за девятьсот рублей. Но сразу таких денег у него не находилось. Надо было ждать, пока он продаст кое-что из имущества, чтобы уплатить нам.

Однажды мы с отцом остались в доме вдвоем. Людмила ушла в гости к своей приятельнице-дьячихе. Отец вышел в коридор и для предосторожности закрыл на засов дверь. Вернувшись в комнату, он сказал мне:

— Ну вот что, сынок, ты уже большой стал, десятый год. Все должен понимать. Правда ведь, а?

Я кивнул в знак согласия.

— Ну, это и главное. — Отец сел напротив меня и начал довольно смущенно и нерешительно: — Понимаешь, в чем дело, сынок, деньги текут, как вода. Пропиваем много… да… и, чего греха таить, должно, и Людмила-то Андреевна, малость… утаивает… Вот. Ты, конечно, об этом никому не пикни. Понял?.. Я ведь тебе об этом, говорю как сыну родному. Слышишь?..

— Слышу, папа. Я никому не скажу.

— Ну вот это и правильно, — обрадовался отец. — Не надо чужих людей в это дело посвящать… Люди только посмеются. Ты понимаешь, Саша, — прошептал отец, озираясь на дверь, — Вохлянцев вчерась отдал мне пятьсот рублей. Об этом Людмила Андреевна не знает. Через неделю он обещал остальные четыреста отдать… Как отдаст, так сейчас мы и поедем… Так вот, родной, я тебе отдам сейчас эти пятьсот рублей, ты их сохрани, христом-богом тебя прошу… Чтоб и сам сатана не мог бы их у тебя разыскать, не только Людмила… Понял?.. Чтоб она и не подумала об этих деньгах. Кто его знает, может, и вся надежда только на эти деньги будет… Ежели же у меня останутся, то я могу их все промотать. Понял?