Дмитрий Петров-Бирюк - История моей юности

• Название: История моей юности
• Автор: Дмитрий Петров-Бирюк
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

---

— Кушаем.

Я захихикал. Маша толкнула меня в спину:

— Замолчи!

— А, бросьте глупости говорить! — отмахнулась Людмила и повелительным тоном сказала: — Пойдите уплатите подводчику.

— А сколько? — с беспокойством спросил отец.

— Рубль.

— У меня… — стал рыться у себя в карманах отец. — У меня мелких денег сейчас нет…

Я снова чуть не захохотал. У отца вообще никаких денег в кармане не было, я в этом не сомневался.

Маленькая женщина презрительно усмехнулась и, вынув из своего кошелька рубль, подала отцу.

— Уплатите. Потом мне отдадите.

Отец кашлянул и промолчал. Выходя расплачиваться с подводчиком, он пробормотал:

— Занятная дамочка… Городская, образованная…

Казаки уходят на усмирение

Время было неспокойное. К отцу приходили взволнованные соседи и рассказывали о жарких битвах в Маньчжурии, куда все время посылались казачьи полки.

По станице носились зловещие слухи о том, что наши войска не могут сдержать упорного натиска японцев и вражьи полчища идут по нашей святой земле, заливая ее кровью, вытаптывая крестьянские поля.

Поговорили-поговорили и замолкли. Война закончилась. Казаки вернулись домой. Правда, не все. Кое-кто сложил голову на чужбине.

А потом вдруг снова забегали бабы из хаты в хату, разнося по станице новую весть: начались рабочие беспорядки в городах.

— Революция, бабоньки!.. Революция!..

— Что это такое, кума, революция-то?

— А бог же ее знает… Говорят, что-то страшное…

Мало кто в станице знал, что значит революция. Говорили, что какие-то «релюцинеры» собираются толпами и все кругом громят, жгут, убивают…

…Однажды отец пришел домой чем-то расстроенный. С досадой хлопнул он картузом по столу.

— Что случилось, Илья Петрович? — спросила Людмила.

— Поругался с атаманом, — буркнул отец. — Опять новую партию казаков посылают на усмирение беспорядков…

— А вам-то что? — удивилась Людмила. — Да пусть посылают… Какое вам дело?.. Вас же не трогают…

— Ничего-то вы не смыслите, Людмила Андреевна, — отмахнулся от нее отец. — Казаки — не жандармы… Подумать, сколько казаков послали усмирять рабочих и крестьян… Мерзавцы!..

Брошенные отцом слова озадачили меня. Как можно было «усмирять» людей?.. И почему для этого посылают именно казаков?.. И почему отец говорит об этом с гневом?.. И кто это жандармы?..

Сотни вопросов возникали в моей голове, и на них я не мог дать ответа…

Закурив, отец нервно стал ходить по комнате взад и вперед.

— Вот поругался я с атаманом, — проронил он, — да зря… Зря!.. Жалею об этом… Разве я один могу поправить дело?.. Вот табунный смотритель Кривцов поплатился за это… Сцапали да на каторгу сослали…

— Да ведь тот, как я слышала, был революционер, — вмешалась Людмила. — А вы кто?.. Простой человек, никакого касательства не имеете до революции.

— Они все могут состряпать, — заметил отец. — Обжалуется атаман заседателю, скажет: народ мутил против посылки казаков на усмирение беспорядков, свидетелей выставит — и готово дело…

Я видел, что отец очень расстроился.

— Знаете что, Людмила Андреевна, — обратился он к ней. — От скандала я на некоторое время уеду из станицы. Вот, кстати, и родственники Юрины письмо прислали, просят поехать с ними в одну станицу, поработать по ремонту церкви… Как вы смотрите на это, если я на несколько месяцев уеду, а?..

— А мне что, — вздернула та маленькими плечиками. — Езжайте.

— С детьми останетесь?

У Людмилы растерянно забегали глаза. Она не знала, что и сказать. Ей, по-видимому, очень хотелось остаться полновластной хозяйкой дома, но в то же время страшно было взять на себя такую ответственность. Как-никак, а на ее попечении должны остаться двое детей.

С минуту она молчала, обдумывая отцовское предложение.

— Ну, что же с вами делать, — сказала она, вздохнув. — Уж видно останусь… На меня вы, Илья Петрович, можете положиться… Вашим детям я буду вместо родной матери… И за хозяйство свое не беспокойтесь, все будет в целости…

— Вот и договорились, — довольный результатами своего разговора с Людмилой, промолвил отец. — Спасибо! Приеду, за все отблагодарю…

Он не успел договорить; распахнулась дверь, и в комнату вошел сиделец[2] из правления.

— Пойдем в правление, — сказал он отцу. — Атаман кличет…

— Атаман? — упавшим голосом переспросил отец. — Пойдем…

Они вышли. Но отец тотчас же вернулся.

— Людмила Андреевна, — сказал он. — Если… если что случится… прошу, пожалуйста, дайте сейчас же знать матушке Христофоре… Пусть приедет…

— Хорошо. Не беспокойтесь.

Отец ушел.

Улучив момент, когда Людмила была занята стиркой, а Маша полоскала белье у колодца, я выбежал из дому на улицу. Там я сразу же попал в веселую компанию своих товарищей. Мы поиграли, а потом кто-то из ребят предложил пойти на станичный майдан.

— Ох там зараз и весело же, как на ярмарке, — убеждал нас плотный веснушчатый и рыжеволосый мальчишка, Кодька Бирюков, мой троюродный брат. — Поехали!.. Арш!..

Вприпрыжку, один за другим, помчались мы на площадь, к правлению.

Кодька оказался прав: на майдане была настоящая ярмарка. Вокруг каменной церковной ограды рядами стояли подводы. Отмахиваясь хвостами от надоедливых оводов и слепней, лошади пережевывали духовитую сочную траву, накошенную казаками в степи по пути в станицу. Позванивая удилами, танцевали на привязи строевые жеребцы.

Тут уж было на что посмотреть.

Вот у крыльца правления комиссия во главе с ветеринарным фельдшером в военном мундире, полнотелым пожилым казаком с закрученными, напомаженными фиксатуаром усами, осматривает лошадей мобилизованных казаков.

В том случае, если комиссия не приходила к единому мнению относительно той или иной лошади, хозяину предлагалось сесть на нее и проехать по площади.

Казак вскакивал на спину лошади и несколько раз рысью и галопом проезжал по майдану…

— Хорош! — одобрительно кричал ветеринар.

— Годен! — вторили помощники атамана.

Писарь записывал что-то в книгу.

Мы буйной ватагой бегали из конца в конец майдана, приглядывались и прислушивались к тому, что делалось и говорилось тут.

Кое-где, собравшись группами, казаки о чем-то спорили.

Отлично разбиравшийся во всех происходящих здесь событиях, Кодька объяснял нам, что эти казаки торгуются, покупая один у другого лошадей для похода.

— Вот зараз они купят себе лошадей, — рассказывал Кодька, — и начнут водку пить… Это значит распивать магарыч будут.

Все выходило так, как говорил озорной мальчишка.

После удачной сделки тут же, на площади, у какой-нибудь подводы распивались эти магарычи… Подвыпив, казаки становились в круг и запевали:

Эй, да, за Уралом, за рекой, казаки гуляют…

Вдруг я заметил на крыльце правления отца. Он разговаривал с каким-то важным бородатым казаком. На плечах казака сверкали серебряные погоны. Я сразу же притих. Я вспомнил, что говорил отец дома, и испугался. Может, он уже арестован?

Всезнающий Кодька, проследив за моим взглядом, устремленным на отца и на казака с серебряными погонами, засмеялся.

— А я знаю, о чем они разговаривают, — поддразнил он меня.

— О чем?

— Ты знаешь, с кем разговаривает твой отец? Ну, кто это? — допытывался Кодька.

— Не знаю.

— Да станичный атаман.

Я похолодел и готов был уже расплакаться, но Кодька опять заговорил, поддразнивая:

— Я знаю, о чем они говорят… Знаю.

— Не знаешь, — проговорил кто-то из ребят.

— А вот и знаю. Его отец, — кивнул Кодька на меня, — полезет на церкву крест поправлять… Вот поглядите, — указал парнишка на церковный крест, — как он похилился-то… Должно, скоро упадет…

Мы посмотрели на золотой крест, который действительно так скособочился, что казалось, вот-вот сорвется с церковного купола.

— Атаман уговаривает твоего отца полезть на церкву, поправить крест, — продолжал Кодька.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил я.

Никодим пояснил:

— А я давеча был со своим отцом в правлении и слыхал, как атаман говорил об этом… Он сказал, что, окромя твоего отца, никто не может поставить крест на место… Вот он какой, твой отец-то!.. Геройский…

Ребята с уважением поглядели на меня. Я был горд за своего отца.

Я не утерпел и похвастался:

— Мой отец все умеет. Он всех ловчее и храбрее в станице…

— Не хвались, — фыркнул Кодька, — он хочь и геройский, твой отец-то, но и мизинца моего бати не стоит… Твой-то отец не умеет драться на кулачках, а мой батя первый кулачник… Как выйдет в драку, так все от него разбегаются.

Кодька сразил меня. Я замолк. В ответ я ничего не мог придумать, так как знал, что его отец, Петр; Яковлевич, действительно славился богатырской силой: и был в числе лучших кулачников станицы.