Валентин Тарасов - Чеслав. Ловец тени

• Название: Чеслав. Ловец тени
• Автор: Валентин Тарасов
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-966-14-6274-7

«Сварог и Велес покарают тех, кто приютит чужеземцев!» Так говорил старый жрец. И вскоре все родные Кудряша погибли. Неужели это проклятье языческих богов? Чеслав не может оставить друга в беде. Он должен узнать истину!

 Загадочные странники будто несут с собой гибель: все дома, в которых их принимали, сожжены, люди умерли от неведомой напасти. А потом нашли тела и самих чужестранцев. Мудрая ведьма Мара открывает Чеславу тайну: не проклятье погубило их, а коварный враг. Кто он?

 За правду Чеслав может заплатить жизнью...

---

На лицах людей блуждали растерянность и любопытство, смешанное с немалым испугом. Внезапная и непонятная смерть целого семейства соплеменников взбудоражила их, лишила покоя. Конечно, и раньше случалось, что смерть забирала сразу нескольких соплеменников, и даже семьями. Но никогда еще не бывало такого, чтобы умерших не возлагали на погребальный костер, а им становился их родной дом.

Да и не жгли никогда в их селении жилища. Бывало, конечно, что по недосмотру или от неосторожности загоралась хата от очага и не успевали вовремя погасить пожарище, а так, чтобы сами жгли, — не было такого. Сжигали ведь не просто стены-бревна да утварь. Для лесного племени дом был что живой. И деревья для его постройки выбирались тщательно: не скрипучие, ибо в них плачет душа замученного человека, и не засохшие на корню, так как сил жизненных нет в них, а значит, и живущие в таком доме болеть станут. Дом для люда лесного был их связью с предыдущими поколениями. Здесь они рождались, росли, здесь многие и испускали последний вздох.

Кудряш, стоявший в толпе возле Чеслава и Болеславы, был сам не свой. Он то отрешенно глядел в одну сторону — вход в свою избу, будто ожидая, что вот-вот оттуда должен появиться кто-то из домочадцев, то начинал нервно вертеть головой, без умолку говорить и даже шутить. Только шутки эти были невеселые, и смеялся над ними он один.

Болеслава, переживая, чтобы парень часом умом не тронулся, успокаивала его, но Кудряш, замолкая на какое-то время, начинал снова:

— Не будет теперь матушка моя ни свет ни заря селение наше будить, что дуда, своим голоском зычным. Уснула родительница… тяжким сном. Ой, крепко спит, да и не похрапывает, родимая.

— Кудряша, ты б не говорил так, — уговаривал его Чеслав, словно больного ребятенка.

Кудряш на те уговоры обессиленно опускал голову, а после, помолчав какое-то время, снова вскидывал и продолжал свое:

— Да не выть же мне здесь, что бабе! А так говорю, говорю — и все ж легче мне.

И его губы растягивала горькая улыбка.

К избе в сопровождении помощников Миролюба и Горазда подошел волхв Колобор. Теперь на нем было уже убранство для торжественных церемоний — белые длинные одежды, расшитые знаками Даждьбога Солнца.

С появлением верховного жреца и так немногословная толпа люда вовсе смолкла. Колобор же, неспешно оглядев живых, перевел взор на последнее пристанище мертвых.

— Как дерево из семечка зарождается, а после усыхает, так и мы приходим на землю-матушку Макошь Великую и уходим в селение к праотцам нашим. Каждому свой срок отмерян… — зазвучал его размеренный голос над собравшимися, даря им крупицы врачующего успокоения и придавая торжественности и значимости таинству перехода их родичей в мир иной. — Так и семья Горши и Исты с сынами младшими уйдет сегодня. Неурочно уйдут для нас, соплеменников их и родичей, но не для тех, кому ведомо о жизнях наших больше… — Колобор поднял глаза к дневному светилу и с тяжким вздохом опустил их на толпу. — Страшная пошесть сразила и забрала кровников наших. И ведомо, что пошесть та и другим живущим опасна. Великие отвели беду ту большую от остальных, а гниль скверная довольствовалась малой данью. И потому, чтоб дань та и осталась малой, дом их пусть станет кострищем священным. А Огонь Сварожич пусть переправит усопших к предкам, а заодно очистит пламенем своим это место среди городища нашего.

Подняв обе руки вверх, верховный жрец медленно опустил их в сторону хаты, которая должна была воспылать.

Вперед, прихрамывая, вышел старейший житель городища и племени дед Божко. В руках у него была плошка с молоком да окраец хлеба. Встав неподалеку от входа в избу, он попытался нагнуться, чтобы опустить снедь на землю, однако так и закляк на половине пути, а уже не такая верная рука едва не расплескала молоко из плошки. К нему подбежал малолетний правнук и, спасая положение, помог деду положить еду на землю, а после выпрямиться.

Откашлявшись после таких усилий, старик заговорил, глядя в зияющий черной дырой вход в жилище:

— Батюшка-хозяин Домовой, мля-мля-мля… — Дед был уже почти беззуб, а потому время от времени пришамкивал. — Просим выйти из жилища этого и найти себе другое.

Народ трижды вразнобой сказал:

— Просим… Просим… Просим…

И дружно при этом поклонился.

Так в их племени просили духа — защитника дома покинуть свое пристанище, поскольку жилищу суждено было сгореть в огне. А чтобы дух поскорее согласился выйти, ему подносили угощение.

— Выходи, батюшка, мля-мля-мля… Не томи! — снова заговорил дед Божко. — Нет у нас обиды на тебя за недогляд, кх-кх-кх… Потому как не твоя вина в той погибели…

Все замерли, напряженно глядя в сторону дома.

Вдруг откуда-то сверху, с крыши, сорвалась подхваченная порывом ветра соломинка и, кружась, полетела от дома. Сей знак был встречен людом всеобщим одобрением и воспринят как исход духа из обреченной избы.

— Ну вот, давно бы так! — одобрительно крякнул дед и, проковыляв к толпе, присоединился к соплеменникам.

Младшие жрецы Миролюб и Горазд, зайдя с двух сторон хаты с небольшими глиняными горшками, в которых тлели угли, окунули в них пучки соломы и, вынув уже пылающими, поднесли к обложенному снопами жилищу.

Получив свободу, огонь побежал, понесся по стеблям соломенным, по прутам сухим так споро, словно боялся, что кто-то отнимет у него добычу. И через несколько мгновений яркий Огнич мертвой хваткой уже вцепился в высушенные временем бревна избы. Затрещало, задымило старое жилище…

Люд стоял, словно парализованный этим огненным зрелищем. Никто и слова не сказал, не охнул, не вскрикнул. Хотя, по обычаю прадавнему, самое время было оплакать уходящих соплеменников прощальной песней. Но все, даже самые жалостливые из плакальщиц, стояли словно зачарованные, затаив дыхание.

Чеслав, увлеченный пожарищем, не сразу почувствовал, как чья-то рука схватила его за плечо и сжимает все сильнее и сильнее, впивается в плоть. И только когда уж совсем невмоготу стало, он заметил, что это Кудряш с каменным лицом стоит рядом и смотрит на то, как горит хата его родимая, а вместе с ней и вся его семья…

Дом горел быстро, и пламя бушевало яростно, неистово, с завыванием, словно Огонь Сварожич спешил как можно быстрее уничтожить то, что притаилось в оскверненном жилище.

Из оцепенения народ вышел, лишь когда внезапно, взметнув в небо вихрь искр, рухнули подточенные огнем стены, погребая под собой умерших. Только тогда лесной люд смог наконец-то вздохнуть полной грудью: заплакали навзрыд, заголосили женщины, зашептали прощальные напутствия уходящим в селение предков мужчины, закричали испуганно дети. И только Кудряш, лишь вздрогнув в момент обрушения дома, остался безмолвен.

А огонь пожирал и пожирал все, до чего мог добраться: деревянные бревна, убранство, утварь, тела усопших и, как надеялся племенной люд, вместе со всем этим — Зло, которое коварно прокралось в их селение. Пожирал ненасытно и алчно, оставляя на месте дома лишь черное пепелище.

От сгоревшей избы, ставшей погребальным кострищем, расходились молча. Впечатленные увиденным и услышанным, шли готовиться к поминальной тризне.

И только Кривая Леда, известная в городище сплетница и говорунья, воспользовавшись сходом людей, в который раз звучно живописала то, как она нашла усопших в доме.

— Ой, а я-то, я-то… зашла да как погляжу… Ой-ей-ей! Чур, меня храни! Чур! А они все как есть неживые лежат… Ой, что тут со мной сделалось! Ой! — долетали до Чеслава отрывки ее рассказа.

Болеслава, опасаясь за рассудок Кудряша, постаралась поскорее увести его от сгоревшей избы. Чеслава же задержали мужи, расспрашивая о подробностях похода и о новостях из дальнего городища его родичей по материнской линии. Рассказывая, Чеслав вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Словно кто жег его глазами. Посмотрев в ту сторону, откуда взгляд учуял, юноша успел заметить, как отвела свои очи Зоряна.

Зоряна… Хотя в их городище было немало видных девок, Зоряна среди всех была самой заметной. Она была дочерью главы другого рода, живущего в городище, — Зимобора. Многие парни в округе пытались добиться ее внимания и расположения, а она сохла по нему, и Чеслав знал это. Юноша чувствовал некоторую вину перед девушкой, потому как было время, когда он дарил Зоряну своим вниманием и, наверное, подал надежду на то, что однажды она станет его суженой. Хотя обещаний таких на словах и не давал. Возможно, так бы и случилось, не обнаружь он случайно в лесу городище Буревоя и не заприметь там дочь его Неждану. И не было теперь в его сердце места для другой.

— А-а, вернулся, злодеюшка! — неожиданно визгливо прозвучало совсем рядом с Чеславом.

Юноша еще не успел повернуть голову в сторону, откуда раздался окрик, а уже знал, кто почтил его своим вниманием. Так и было: одной рукой опираясь на клюку, а второй подбоченясь, около него стояла Кривая Леда. Ее зрячий глаз так и впился в парня, словно репей. Второе око еще в молодости ей в жестокой драке повредила соперница, с которой неугомонная Леда, известная своим скверным характером и любовью к чужим тайнам, что-то не поделила. Вот с тех самых пор и прозвали ее Кривой Ледой.