Ион Друцэ - Самаритянка

• Название: Самаритянка
• Автор: Ион Друцэ
• Жанр: Советская классическая проза

Осенью сорок пятого получена была директива приступить к ликвидации монастырей. Монашек увезли, имущество разграбили, но монастырь как стоял, так и стоит. И по всему северу Молдавии стали распространяться слухи, что хоть Трезворский монастырь и ликвидирован, и храмы его раздеты, и никто там не служит, все-таки одна монашка уцелела…

---

— Ты чего это надумала, дура ты этакая!!

А между прочим, этот пачкун оказался славным парнем. Видя, как он ее напугал, чувствуя себя виноватым, проводил девушку до деревни, добровольно вызвавшись нести ведерко с известью. Дома у девушки посидели под старым каштаном, и после некоторого раздумья парень попросил воды. Была когда-то такая мода в молдавских деревнях: у девушки, которая ему приглянулась, парень просил попить. Мастерица ночных побелок сбегала к колодцу и принесла свежей воды. Выпив две кружки кряду, парень выразил желание узнать из ее уст первопричину ее странного поведения и не уступил, пока ему не поведали тайну о приснившемся ангеле.

— Гм!

Неделю спустя он пришел как-то под вечер и заявил, что если она дала уже обет и не может без монастыря, то теперь самое разумное — выйти за него замуж. В конце концов ему все равно, на ком жениться, а если это так, почему бы не жениться на ней? Зато после свадьбы она сможет в любое время приходить в Трезворы к своему мужу, находиться там сколько угодно и заниматься, чем найдет нужным.

— А поселиться там мы смогли бы?

— Как — поселиться?

— Ну, поставить себе домик где-нибудь в уголочке.

— А почему бы и нет!

Свадьбы справлять не стали, потому что уже наступал голод. Обвенчались за пятнадцать верст в маленькой церквушке, в которой еще служили. Тут же при помощи родни с той и другой стороны слепили домик в уголочке, за главным храмом. А перед Рождеством вместе с первыми снежинками по всему северу Молдавии стали поговаривать, что хоть Трезворский монастырь и ликвидирован, хоть и отдали его под МТС, каким-то чудом одна монашка там все-таки уцелела. Временами ее можно увидеть в белой камилавке, снующую по хозяйству, а вечерами, как в доброе старое время, спускается к родникам, и до того славна и разумна и удивительна ее речь, ну, прямо как вода в тех родниках…

Между тем МТС набирала обороты. С утра до вечера вой моторов и грохот железа. Сметливые ребята хватали все на лету. Быстро научились собирать и разбирать моторы. Умели запустить, прочистить, отрегулировать. Догадались, откуда взять ту самую деталь, без которой не заведешь, и единственное, что им никак не удавалось, — это фасолевая похлебка.

Дело в том, что в засушливом сорок пятом параллельно с ликвидацией монастырей по молдавским селам гулял смерч государственных поставок. Вывезли все под метелку, и как наступили холода, так наступил и голод. Дни и ночи опустевшие села дремали в каком-то странном, предсмертном оцепенении, но МТС была организация нового века, она не имела права на оцепенение, она должна была жить, и только полнокровной жизнью. Получаемые восемьсот граммов хлеба трактористы, конечно, отдавали своим семьям, а на пустом желудке при моторах много не наработаешь. Решено было организовать разовое теплое питание. Каждый день из района привозили по три килограмма фасоли, из которых надлежало сварить суп.

С первого же мгновения привезенная фасоль начинала странно себя вести. Она сокращалась в массе своей, ускользала, уплывала, ее одолевала страсть к таинственному исчезновению, и когда наступал час разлива по тарелкам — ну, совсем пустая вода. Ни фасолинки, ни фасолевой кожицы, ну ни даже слабого духа того, что принято называть фасолью.

— Хоть бы одну монашку оставили, — огрызались отощавшие вконец механизаторы. — Спросите у стариков, какие тут потрясающие фасолевые супы варились!

— Дак, ходит же там у вас какая-то молодка в белом чепчике…

— А можно ее к нам, в коллектив?

— Почему нельзя?

И наступили славные деньки, когда к двум часам надо всем Трезворским монастырем царил запах густого фасолевого отвара. Причем, сокрушались трактористы, она, знаешь, дуреха такая, ничего в карман не прячет, а за стол садится последней. Если что останется — хорошо, ну, а нет — так тому и быть. Мало того, кто-то ей втемяшил в голову, что на монастырском подворье полагается кормить не по списку, а всех голодных. Так ведь сколько тут голодного народа шныряет каждый день!

Трактористы принялись ей втолковывать, что МТС есть по характеру своему организация безбожников, на что она пригрозила, что уйдет с кухни за такие речи. Сошлись на золотой середине, в том смысле, что чужих она может подкармливать только за счет остатков. Но в то голодное время до остатков дело не доходило, и вот как-то хмурым весенним днем, подобрав под монастырскими стенами умирающего старика, притащившегося в МТС бог знает из каких далей, бог знает по каким делам, она усадила его первым за большой стол, наказав сидеть и ждать. Получив заветную тарелку, старик, закрыв глаза, долго вдыхал в себя запах сваренной фасоли, потом, когда суп остыл, медленно поел. Вышел из-за стола, перекрестился, глядя в пустой угол трапезы, и сказал неожиданно зычным голосом:

— Спасибо, Майка. Низко тебе кланяюсь и целую руки твои.

Дело в том, что «майками» по-молдавски величают общепризнанных, заслуженных монашек, и после этого старика по всему северу Молдавии стали распространяться слухи, что хоть Трезворский монастырь и ликвидирован, и храмы его раздеты, и никто там не служит, все-таки одна монашка уцелела. И дело не в том, что временами ее можно увидеть в камилавке, снующей по хозяйству. В трудную минуту жизни, говорят, наша обитель может по-прежнему и принять, и накормить, а перед обратной дорогой, как это было некогда принято в монастыре, монашка проводит. Спустившись в ущелье, к родникам, и посидит с тобой, и утешит, и обнадежит, чем сможет…

Тем временем в таинственных глубинах управления возникла мысль, что МТС изжили себя. Самое разумное — отдать технику колхозам. И вот после мучительно долгого, тяжелого нашествия моторов внутреннего сгорания в один прекрасный день Трезворский монастырь угомонился, опустел, утих. Два года на разных уровнях и с разной интенсивностью шли споры о том, что дальше делать с этим хозяйством. А пока верхи судили да рядили, в опустевшем монастыре родилось двое малышей. Осчастливленная семья хлопотала с утра до вечера, возвращая к жизни то, что еще можно было вернуть, так, чтобы и сад, и виноградник, и храм походили бы хоть немного на то, что в миру принято называть садом, виноградником, храмом.

А вот интересно, что бы ты разместил, дорогой читатель, в таком вот пусть и опустевшем, пусть и сильно пострадавшем, но все еще уютном, обжитом веками и поколениями монастыре? Музей народных ремесел? Научно-исследовательский институт? Туберкулезный санаторий? Не знаю, может, у вас все это и могло бы состояться, что до Молдавии, то тут какой бы ни был посев, никогда не знаешь, что взойдет.

Как-то на рассвете ущелье, ведущее от реки к монастырю, наполнилось устрашающим ревом усталого, измученного стада. Ну что за глупый пастух, подумала Майка, выскочив со сна за ворота; загнать стадо в такое маленькое ущелье! Неужто он другого водопоя не смог найти? A пастух между тем гнал своих коровок все выше и выше, и вот он уже требует открыть им ворота. И поскольку Майка отказалась открывать, он сам их выломал, и крупнорогатый скот заполонил весь двор.

После долгих дискуссий Трезворский монастырь было решено передать конторе по заготовке скота, кратко — Заготскот. Дело было в том, что сдаваемый после голода на мясо скот не подходил ни под какие категории. Его нужно было хоть немного подкормить, прежде чем отправить на бойню, и вот кому-то показалось, что Трезворы — отличная откормочная база. Конечно, возникли проблемы. На чем везти? Некоторых коровок сдавали за сто с лишним верст отсюда. Ну и что? Пусть топают. Во-вторых, чем кормить? Ближайшая железнодорожная станция в двадцати километрах, а тут, на этих кручах, ни сена, ни другого фуража. Ну и что? Будем возить. Вот так-то вот. На то народ нас тут и поставил, чтобы с ходу решать проблемы.

Нет-нет, она не плакала, не рыдала, не билась головой о каменную ограду монастыря. Главнейший обет монахини — покорно, безропотно нести свой крест, и вот бывшая кухарка стала скотником, а ее муж с рассвета дотемна дробил солому, чистил, вывозил навоз и поднимал снизу в бочках воду для скота. Три с лишним года тяжелый смрад хлева царил над древнейшей нашей обителью. Воровали зерно, составляли липовые акты о якобы сорвавшихся с круч телятах и долго варили мясо в котлах, а потом следовали нескончаемые пьяные драки заготовителей. От сырости стала плесневеть роспись в храмах, осели некоторые постройки от размыва фундамента. Бесконечные перегоны по ущелью техники, скота привели к смещению почвенных слоев, один из родников ушел вглубь, исчез, и кто знает, чем бы дело кончилось, если бы в один прекрасный день…

Хотя нет, этот день не был прекрасным ни для Молдавии, ни для Узбекистана, ни для всей страны в целом, но история любит иной раз по-своему располагать события, обусловливая их одно другим, и не нам, свидетельствующим о своем времени, вмешиваться в уже сотворенный порядок вещей. Короче говоря, знаменитый французский писатель, избалованный судьбой и славой, приехав в Москву, пожелал посетить Ташкент накануне того страшного землетрясения.