Энрико Франческини - Любовница президента, или Дама с Красной площади

• Название: Любовница президента, или Дама с Красной площади
• Автор: Энрико Франческини
• Издательство: Букмэн
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-85029-080-Х

Итальянский журналист, московский корреспондент газеты «Република», оказывается вовлечен в водоворот политической борьбы, сопровождающей распад советской империи. В его распоряжении оказываются документальные материалы о мрачных тайнах кремлевской политики, об интригах КГБ и западных спецслужб, ему удается проникнуть в подземные лабиринты Кремля. Однако главным его открытием становится очаровательная русская женщина аристократического происхождения по имени Наташа — тайная любовь Президента великой державы.

---

Теперь и я поднял руку. Но как-то не слишком уверенно. Я не вскакиваю, не машу рукой, чтобы привлечь внимание помощника Президента по печати. Дело в том, что в душе я не ощущаю достаточной решительности. Спрашиваю себя, не следует ли как-то изменить мой вопрос в связи с только что сказанным Президентом. Может быть, надо было бы грубо и резко бросить ему в лицо: «Поворот вправо кончился благодаря исчезновению Наташи? Не так ли? Вы избавились от шантажа? Вы велели ее убить? Или где-то прячете?»

Президент продолжает отвечать на вопросы моих коллег: Когда вы говорили в последний раз с Белым Домом? Есть ли у вас новые предложения по сокращению ядерного оружия? Ожидаете ли вы получения помощи в миллиарды долларов от семи ведущих стран Запада?

Но я уже не слушаю, меня отвлекает другое. Как сказал Президент, отвечая на первый вопрос: «Вы должны нас понять». Или же: «Ты должен понять меня»?

Прежде всего ты, итальянский журналист, должен понять меня…

В моих записях в блокноте все смешалось в одну кучу: вопросы журналистов, ответы Президента, мучащие меня сомнения, его голос, звучащий в моих ушах так, словно он обращается ко мне, ко мне одному… Я еще продолжаю писать, склонившись над блокнотом, когда в зале наступает тишина. Всякий раз, когда Президент заканчивал очередной ответ, я машинально тянул вверх левую руку. При этом я не поднимал головы от блокнота, не отрывался от своих записей, от своих сомнений. Но левая рука, как у робота, поднималась и опускалась в нужный момент. И вот теперь, подняв глаза, вижу направленный на меня указательный палец помощника Президента по печати. «Последний вопрос. Последний вопрос можете задать вы», — говорит он. Кто-то мне шепчет: «Ну, давай же, спрашивай, ты что — заснул?» Я встаю. Беру в руки микрофон.

— Господин Президент…

Листаю блокнот, пытаясь найти страничку с приготовленным мною вопросом. Роняю его на пол, блокнот скользит и исчезает под креслом впереди меня. Пытаюсь вспомнить, что я хотел сказать.

— Ну, наконец-то и один из журналистов очутился в моем положении, когда я оказываюсь не готовым отвечать на ваши коварные вопросы, — шутит Президент.

Общий смех в зале. Коллеги начинают бросать на меня любопытные взгляды. Беру себя в руки. Я должен превозмочь себя. Должен суметь это сделать. Должен спросить его…

— Господин Президент, — вновь начинаю я, отчаянно пытаясь найти для своего вопроса подходящую формулировку, способную спасти Наташу. — Так вот о чем мне хотелось бы спросить вас, господин Президент, — о любви. Что для вас представляет собой любовь?

Глава Советского Союза пристально глядит мне прямо в глаза. В зале все затаили дыхание. Лицо его принимает серьезное выражение, несколько секунд он молчит. Потом губы его приоткрываются в улыбке.

— Любовь это самое важное в жизни, — говорит он, — для каждого мужчины и каждой женщины. Мне повезло найти любовь много лет назад и сохранить ее в своем сердце навсегда.

И он смотрит на жену, сидящую в первом ряду в центре зала между двумя телохранителями. Поднимается помощник по печати: «Уважаемые господа журналисты, на этом заканчивается наша пресс-конференция. Благодарю всех, до свидания и успешной работы!»

Президент встает. Мы все, триста журналистов, тоже поднимаемся со своих мест, начинаем толкотню у невысокого возвышения президиума. Как обычно, выпаливаем одновременно полсотни вопросов, которые не успели задать Президенту и которые остались без ответа. Он пытается ответить на один, на другой, в то время как телохранители мягко подталкивают его к двери. Кто-то из журналистов просит дать ему автограф, кто-то хочет лишь приблизиться к нему, до него дотронуться. Один коллега чуть ли не набрасывается на него с объятиями. Сильный толчок охраны отбрасывает его назад, в толпу репортеров, фотографов, телеоператоров, которые испуганно расступаются. Я оказываюсь в первом ряду, в одном шаге от Президента. Он видит меня. «Прекрасный вопрос», — говорит он и протягивает мне руку. Я ее пожимаю. Это длится всего одно мгновенье, он уже исчез, его нет в зале.

Коллеги смеются надо мной, засыпая вопросами: «Ты что, хочешь взять нас на пушку? Может, открыл, что у него есть любовница?» Но мне не до шуток, и я даже не пытаюсь отвечать. Даю увлечь себя людскому потоку и вместе с коллегами выхожу из зала. Еду на работу. Вскоре раздается телефонный звонок из Рима заведующего иностранным отделом моей газеты. «Я тебя видел по телевизору в передаче КНН, что тебе взбрело в голову задать такой вопрос? Однако мы вынесем его в подзаголовок», — сообщает он. Если бы он только знал…

Говоря о том, что он нашел свою любовь много лет назад, Президент глядел на жену. Но прямо о ней не сказал, не назвал ее имени. Так значит, любовь, которую он никогда не забудет, это Наташа? Может, это еще один зашифрованный ответ? Чтобы сообщить именно мне, мне одному, что их любовь продолжается и что Наташа вне опасности?

Или же, чтобы признаться мне, что он пожертвовал ею ради перестройки, уничтожив повод для шантажа?

Или что он ее тоже потерял и даже ему неизвестно, где она, и он в таком же отчаянии, как и я?

Но в моей корреспонденции о пресс-конференции нет места для выражения всех этих сомнений. Сажусь за компьютер, пишу, стараясь как можно скорее закончить. Все больше злюсь на себя также и за это: у всех журналистов общий профессиональный порок или прямо какой-то сдвиг, у тебя может рожать жена, быть болен ребенок, болеть зубы, но ты все равно пишешь, абстрагируясь, продолжаешь работать как ни в чем не бывало.

А если ты обратишь внимание на какое-нибудь отвлекающее обстоятельство и хоть на минуту приостановишься, всегда в редакции найдется кто-нибудь из коллег, кто начнет ворчать: «Конечно, у него случилась беда, но в мое время журналист стискивал зубы и продолжал работать, а нынешние — это просто поколение жалких слабаков…»

Когда Наташа исчезла, я подумывал о том, чтобы ворваться в Кремль на скорости сто восемьдесят в час, проехав в машине в ворота под Спасской башней. Хотел выкинуть что-нибудь такое, что наделало бы шума. Потом начал размышлять. Проанализировал разные сценарии. Рассмотрел доказательства, которые имел, и те, которых у меня не было. Продумал план бросить открытый вызов Президенту. Я жил словно в каком-то трансе.

Но я все же жил. И вот сейчас сижу здесь, у себя дома, перед тетрадкой с воспоминаниями о Наташе и ее признаниями. И испытываю к себе отвращение. Я противен себе потому, что ощущаю чуть заметное чувство облегчения. Нечто, чего не испытывал уже много месяцев. Словно я примирился сам с собой. Словно совершил какой-то красивый поступок, поступок, которого требовала от меня История, История с большой буквы. Почему?

Поздно вечером по телевидению вновь показывают пресс-конференцию: еще один признак того, что это было важное событие. Вновь любуюсь на себя, сидящего во втором ряду. Но главное внимание сосредоточиваю на Президенте. И мне кажется, что я постигаю одну вещь: своим успехом он во многом обязан также и своей физиономии. Сердечной, открытой, доброжелательной физиономии. У него черты лица не типичные для русского. Такое лицо могло бы быть и у грека, турка, испанца, уроженца Юга Франции. Или у итальянца. Убираю звук, внимательно всматриваюсь в немое изображение этого лица на телеэкране. Лицо живет, губы шевелятся, но из них не вырывается ни звука. И чем дольше я гляжу на эту физиономию, тем более знакомой она мне кажется. Кого-то отдаленно напоминает. Словно всплывает из самых далеких глубин памяти. Этот лысый череп, полные щеки, разрез глаз… Да, Президент СССР определенно похож на кого-то, кого я уже где-то видел еще задолго до того, как приехал в Москву, задолго до того, как стал узнавать его лицо на фотографиях в газетах и на экране телевизора… Он напоминает… напоминает кого-то своего, да, да, кого-то из родственников. Одного из моих родственников. Если его хорошенько рассмотреть, то он, Президент, пожалуй, смахивает именно… на моего дядю. Ну да, конечно! Моего дядюшку, сельского врача. Он тоже из крестьянской семьи, как и Президент. Держится всегда солидно, с достоинством, но любезен, как и Президент. Они одного возраста. Чтят одинаковые моральные ценности. От таких людей, как они, никогда не ждешь предательства, запрещенных ударов, их не заподозришь в коррупции. У них одинаковая улыбка. Та же любовь к мудреным, непонятным словам, но и отсутствие желания скрыть свое простонародное происхождение, проявляющееся в неправильных ударениях, в акценте, но также и в способности легко говорить с народом, с простыми людьми. Понятное дело, я не хочу этим вовсе сказать, что мой дядюшка мог бы править Советским Союзом, к тому же он всегда недолюбливал коммунистов. Но Президент СССР прекрасно мог бы быть сельским врачом в какой-нибудь деревне в равнинной Италии, откуда родом мои предки. Он за милую душу мог бы занять место моего дядюшки. И это, возможно, даже пошло бы ему, Президенту, на пользу. Ему наверняка понравилось бы у нас. Потому что и равнины, на которых родились и я, и он, схожи между собой — с тополями, речными плотинами, с простирающимися до самого горизонта полями пшеницы.