Давид Сурдо - Тайный дневник да Винчи

• Название: Тайный дневник да Винчи
• Автор: Давид Сурдо
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель, Харвест
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-038779-3, 978-5-9713-4955-6, 978-5-9762-2549-7, 978-985-16-1180-1

Профессор-археолог оставил внучке Каталине наследство — два фрагмента пазла, роман Стивенсона «Остров сокровищ» и… кулинарную книгу. Странный выбор для человека, посвятившего всю жизнь изучению творчества Леонардо да Винчи.

Что это? Экстравагантная выходка чудаковатого ученого?

Или головоломка, которая должна дать девушке ключ к новым тайнам да Винчи, способным перевернуть многие наши представления об истории и религии?

Пытаясь найти ответ на эти вопросы, Каталина очень скоро начинает понимать: разгадка тайн великого Леонардо может стоить ей жизни…

---

Возбужденный голос Ломуа прозвучал необычно. Но Клод мгновенно понял, в чем дело: появилось эхо.

— Ждите меня наверху, — распорядился он, на удивление спокойно.

Лессенн и Ломуа попятились назад, к колодцу, уступая дорогу профессору. Возвращались они неохотно. Они сгорали от желания узнать, что в конце концов нашли спустя месяцы изнурительного труда и что именно так упорно искал профессор. Парни не подозревали: удовлетворить любопытство им не удастся. У Клода имелись на сей счет иные планы, не в последнюю очередь связанные с армейским вещмешком, с которым он ни на минуту не расставался.

С завистью парни следили, как профессор продвигается вперед по горизонтальной штольне, окруженный мерцающим ореолом света, который постепенно удалялся, превратившись в слабый отблеск, когда Клод нырнул в вертикальный колодец. Умирая от любопытства, парни услышали вскоре, как заработала лопата: судя по грохоту, она явно долбила не землю.

— Это и вправду стена, профессор? — выкрикнул Ломуа. — Уверен, там стена.

Лессенн, почти невидимый в полумраке, выразил свое согласие. Неожиданно удары прекратились, и заплясали отсветы фонаря Клода.

Затем свет пропал, и тоннель погрузился в темноту.

6

Пиза, 1503 год

Леонардо да Винчи прибыл в Пизу в собственной карете, подаренной ему почти десять лет назад Лодовико Сфорца по прозванию Моро, — четырехместной закрытой повозке, запряженной парой лошадей, маленькой, узкой и неустойчивой. Показался кафедральный собор, о чем возница немедленно сообщил Леонардо: маэстро просил предупредить его об этом заранее. Кафедральный собор с прилежащими строениями представлял собой красивейший архитектурный ансамбль, не вполне удавшийся из-за наклона башни, в чем была повинна деформация почвы, слишком мягкой, чтобы выдержать такую тяжесть: вес, приходившийся на единицу площади, оказался слишком большим. Сие важное обстоятельство не приняли во внимание строители, проектируя здание. К счастью, они вовремя заметили свой просчет и сумели отчасти исправить ошибку, остановив опасное падение, не прекращая работ по возведению башни.

— Она не протянет и двух лет, синьор да Винчи, — весело заметил возница. Разумеется, он не подозревал о мерах, предпринятых архитекторами для спасения башни.

— Она постепенно наклоняется, — ответил Леонардо, слышавший эту песню уже много раз, — но мои расчеты, если они верны, сулят ей долгую жизнь, очень долгую — столетия.

На том беседа закончилась, карета покатилась дальше и вскоре затерялась в лабиринте городских улочек. Неподалеку от центральной площади находился дом, принадлежавший одному из самых почитаемых и выдающихся художников, чье имя прославилось не только в Италии, но и в Европе, а огромный талант и высокое мастерство нашли выражение в живописи, ваянии, архитектуре и даже ювелирном искусстве: Алессандро ди Мариано ди Ванни Филипепи, более известному как Сандро Боттичелли. Он держал такую же мастерскую во Флоренции, как и Леонардо. Почти ровесники (Боттичелли был старше на семь лет), они оба обладали большим жизненным опытом, научившись ценить, как благословенный подарок, искреннюю дружбу. Правда, в последние годы их отношения подернулись ледком из-за расстояния, редких встреч и определенного расхождения во взглядах, прежде всего на религию.

Карета остановилась у дома Боттичелли. По настоянию возницы слуга открыл ворота и пропустил гостей во внутренний двор. Скорбь, почти отчаяние в глазах подростка не ускользнула от внимания Леонардо. Что пареньку известно о неприятностях господина?

— Мальчик, — обратился к нему Леонардо, когда тот открыл дверцу кареты. — Что здесь происходит?

— Это хозяин, мой хозяин… — ответил ребенок, едва не плача.

Леонардо погладил его по щеке, желая успокоить. Это был очень красивый мальчик, хотя и хромоногий — изъян, совершенно невыносимый для Божественного. Не из-за малодушия или, не дай Бог, высокомерия, а потому, что всякое непоправимое увечье и несправедливые мучения калеки, обреченного страдать пожизненно, глубоко печалили Леонардо, причиняя настоящую боль. По этой причине он не принимал в свою мастерскую учеников, не отвечавших его идеалу красоты, тем самым невольно давая повод для грязных сплетен.

— Скажи, мальчик, что с твоим хозяином? Где он теперь?

— Следуйте за мной, синьор. Он в комнате наверху. Уже много дней он оттуда совсем не выходит, и даже еду приходится подавать ему украдкой, когда он изволит на минуту приоткрыть дверь. Но мы его даже не видим, поскольку он прячется и только протягивает в щель руку. С ним приключилось что-то очень скверное… Помогите ему, синьор да Винчи, пожалуйста.

— Не беспокойся, я сделаю все, что в моих силах.

Тут Леонардо заметил, как второй подросток, тоже убитый горем, наблюдает за ними, забившись в уголок патио. Решительно настроенный узнать всю правду о случившемся здесь (а дело явно было нешуточное, судя по письму друга и тому, что он видел собственными глазами), Леонардо попросил мальчика проводить его в покои Боттичелли.

Поднявшись наверх, Леонардо громко стукнул кулаком в массивную дверь. Ответом ему было молчание. Подождав немного, Леонардо постучал вновь, еще настойчивее.

— Убирайтесь! Я просил меня не тревожить! — долетел из комнаты голос Боттичелли, отчаянный и гулкий, словно исходил со дна пропасти, отражаясь от скал.

— Сандро! Это я, Леонардо.

Сначала послышались торопливые шаги, а затем лязг отодвигаемого засова. Дверь комнаты отворилась, и показался человек, своим видом повергавший в содрогание: с опухшим лицом, глубокими тенями под глазами, грязными, всклокоченными волосами и непередаваемой гримасой, кривившей губы.

— Небо услышало мои молитвы! Входи, друг мой, входи скорее. Нельзя терять ни минуты.

— Что… — начал Леонардо, но Боттичелли порывисто схватил его за одежду и потащил в комнату с настойчивостью, совершенно неожиданной, учитывая его угнетенное состояние.

В опочивальне стоял густой невыносимый смрад. Окно плотно закрывали деревянные ставни. И хотя на дворе был ясный солнечный день, комнату освещали лампы, испускавшие тяжкий дух горелого масла. Отвратительно воняло мочой.

— Леонардо, друг любезный, Леонардо, маэстро… — твердил Боттичелли.

И тут Божественный сделал еще одно открытие: его друг был мертвецки пьян. Леонардо бросил на него мимолетный взгляд, и за короткий миг ему вспомнилось многое. В частности, как много лет назад они вместе едва не открыли таверну. Как все изменилось с тех пор! В памяти всплыла и главная причина охлаждения между ними: фанатик Джироламо Савонарола[5], безумец, сожженный за ересь. Его публично казнили во Флоренции, сначала удавив, а затем отправив тело на костер. Сандро следовал за ним неотвязно, как баран за овчаркой. Однако Савонарола скорее заслуживал прозвища «волк». Он обличал пороки и проповедовал возвращение к строгой, суровой до аскетизма нравственности, какую способен требовать от других только человек, преисполненный раскаяния за содеянные грехи. Он приводил в пример испанцев, но будь он сам испанцем, то несомненно, порицал бы их в первую очередь за распущенность нравов. Подобные люди всегда всем недовольны, поскольку чужие страдания доставляют им радость, и под маской благочестия обычно скрывается жажда власти, желание мстить и господствовать.

Леонардо не мог взять в толк, что привлекательного нашел его друг в столь непримиримых воззрениях, доведенных до крайности. А сравнительно недавно Боттичелли заподозрили в противоестественных сношениях с учениками, и хотя дело не получило развития, такие обвинения даром не проходят, в чем Леонардо убедился на собственном опыте. Иными словами, дружеские узы, связывавшие художников, ослабли, и они расстались. И вот теперь сокрушенный, похожий на пугало человек, жалкая пародия на себя самого, нуждался в его помощи. Истинная дружба тем и хороша, что проявляется в тяжелые минуты жизни: верный друг бросится на помощь, не считаясь с обстоятельствами и трудностями. Старая, некогда крепкая дружба не исчезает бесследно, срок давности не имеет значения. Сандро попал в беду, и Леонардо испытывал готовность без колебаний помочь ему. Если это в его силах и речь не идет о недостойном деле.

— Что с тобой произошло, друг мой?

— Если бы ты только знал…

— Но ты ведь для того и просил меня приехать, не так ли?

— Да, и жалею об этом. Жалею, ибо очень тебя люблю, как ты знаешь.

— Знаю, конечно. Ну же, не томи меня далее. Расскажи обо всем!

Боттичелли сидел на кровати, а Леонардо стоял посередине комнаты, пристально глядя на друга, прямой и неподвижный, как статуя: его напряжение возрастало с каждой минутой.

— Леонардо, ах, Леонардо… Как твоя школа? Какие волшебные были времена, когда мы дни напролет проводили в мастерской Верроккьо! У тебя есть хорошие ученики, воистину одаренные? У меня есть! Я занимаюсь с мальчиком… Его ко мне привели родители из окрестной деревеньки, и он…