Vlad - Русская Жизнь 3 декабря 2008 года. Неудачник

• Название: Русская Жизнь 3 декабря 2008 года. Неудачник
• Автор: Vlad
• Жанр: Книги

---

Именно это – заведомо неправильное поведение во вполне ясных обстоятельствах – люди обычно и не прощают другим людям. Человек, с упорством, достойным лучшего применения, продолжает делать вещи, заведомо ведущие в задницу и только в нее одну, почему-то считая, что это сойдет с рук или даже даст какой-то положительный результат.

Иногда кажется, что людям это даже нравится. Что они этого хотят – попасть в задницу.

Это отчасти верно. Успех – это достижение какой-то цели. Мы часто ставим перед собой цели, которых на самом деле не хотим достигать. Они нам навязаны – семьей, окружением, телевизором, чертом лысым. На самом деле мы всего этого не хотим. Мы хотим чего-то другого, причем сами не знаем, чего, а признаться боимся. И тогда на ровном месте начинается всяческая долбанутость – потому что в голове намертво сцепилось «надо» и «не хочу». «Не хочу» обычно действует в тылу сознания партизанскими методами, и пока сознание разворачивает полки навстречу проблеме, тараканы в голове подрывают коммуникации, сводят с рельс поезда с вниманием и сообразительностью, взрывают мосты железных силлогизмов, и вообще.

Поскольку же с саботажем такого рода бороться практически невозможно, а договариваться с собой люди не умеют, получается то, что получается.

???

– Привет, это я. Как дела?

– Так всё. Лилька звонила только что.

– У нее всё так же?

– Всё так же.

– Не понимаю. Умная баба… Она в группе самая крутая была. Помнишь, зачет Петровичу сдавали, она с первого раза сдала, единственная. Не понимаю я такого дауншифтинга.

– Проехали. У тебя как?

– Сейчас вот готовлю доклад по перспективам развития отрасли, там все получается очень круто… Знаешь, Миш, меня это на самом деле все задолбало со страшной силой. Слышь, я чего тебе звоню? У тебя нет телефончика Рубена? Ну, который, помнишь, мы с ним в той забегаловке сидели… У меня к нему предложение есть. Деловое.

– Телефончик есть. Но учти – он пьет.

– Синячит?

– Нет. Просто пьет. И ему ничего не интересно. Хотя, позвони, конечно. Записывай.

– Эсэмеской пришли. Спасибо, Миш. Я побегу, ладно?

Фигура

Толстая женщина: победительница или проигравшая?

Евгения Пищикова

I.

Нью-йоркская журналистка Лесли Ламберт неделю прожила «в теле толстой женщины», для чего ей понадобилось напялить на себя «жировой костюм». Костюм специально для нее смастерил бродвейский художник по спецэффектам Ричард Тоткус, набив силиконовый скафандр «тем же материалом, из какого делают фильтры для кондиционеров». Получилось очень натурально, и сухощавая жилистая Ламберт превратилась в толстую Ламберт. Ну, естественно, за щеки ей ваты насовывали. Зачем, собственно говоря, милая Лесли затруднялась сама и затрудняла великого Тоткуса – не совсем понятно.

В Америке 62 % женщин имеют избыточный вес – неужели не нашлось в Нью-Йорке ни одной толстой журналистки? Скорей всего, нужен был чистый взгляд со стороны, взгляд горячего сердцем правозащитника, внезапно почувствовавшего себя частью угнетаемого народца. Нужно было переодевание!

Ведь и традиция подобных благородных маскарадов наличествует: есть же прекрасный тип английских и американских дам-путешественниц, которые верблюдом готовы прикинуться, только бы совершить благодеяние. Тип мисс Розали Симмс-Пибити из сарояновской «Человеческой комедии» (лошадиные зубы, пенсне, пятьдесят честно прожитых лет), которая во время своих миссионерских вояжей переодевалась то туземной албанской девушкой, то египетским ребенком, то юной эльзасской молочницей.

Так или иначе, Лесли Ламберт облеклась в «жировой костюм» и тотчас почувствовала гнев.

«Я осознала, – пишет она, – что наше общество ненавидит тучных людей, у нас существует предубеждение против толстяков, которое во многом соответствует расизму и религиозной нетерпимости». Далее следуют подробности, леденящие душу.

«Я в первый раз еду на такси в своем новом виде. Похоже, водитель надо мной усмехнулся»; «Забираю детей из школы. Дети говорят, чтобы по дороге я шла отдельно от них» (а детям-то по попе бы надавать. – Е. П.); «Один редактор заметил, что в жировом костюме мои движения кажутся ему более агрессивными»; «Две женщины дошли до того, что откровенно смотрят на меня и шепчутся»; «По дороге домой, я купила десять пончиков. Один съела в поезде. Почему людям противно смотреть, как полный человек ест? Я не обращаю внимания на хмурые взгляды. Я хочу есть». Наконец, катарсис: «Ну ладно, пусть я толстая, зато я мыслящее существо. Я готова поспорить, что среди вас, посетителей ресторана, есть наркоманы, воры, люди, изменяющие своим супругам, плохие родители. Хотела бы я, чтобы ваши недостатки были так же явно видны, как нестандартный размер моего тела (между прочим, многие врачи считают это генетической проблемой, а не слабостью воли). Я отказываюсь от десерта и ухожу». И – завершение маскарада: «Меня провожают заигрывающими взглядами те же самые мужчины, которые до этого смотрели на меня презрительно. А я думаю о том, что полным людям нужно обязательно ощутить свою полноценность. И о том, что мне (о добрая журналистка, готовая разделить позор вместе со своими героями! – Е. П.) нужно собрать всю свою волю и отказаться от десерта».

Уф. Ну, слава богу, отмучилась политкорректнейшая Лесли. Политкаторжанка Лесли. Миссия ее выполнена, выводы очевидны – толщина является преступлением, поскольку наглядно свидетельствует о слабости воли. Слабость воли – предосудительна. Она предвестница жизненной неудачи. Человек виновен в том, что он толст. Это невеликий, но стыдный грех, достойный легкого, однако вполне ощутимого презрения. Грешнику нужно попенять за дела его, но каким-то образом и защитить от всеобщего неодобрения. Вот это – «и попенять, и позащищать» – одна из самых прелестных американских идеологических находок. Что-то вроде того: «Ты не мог бы послать его как-нибудь помягче?» «Конечно, конечно. Пошли вы на хюй!»

Перед нами, так скажем, современный западный взгляд на толстую женщину. Даже не гламурный. Это взгляд просвещенного (поскольку-постольку) человека, разделяющего господствующие в обществе культурные и социальные традиции. А что же отечественный взгляд?

Тут свои клише: «Российские ОТЖ (очень толстые женщины) довольно скромны, застенчивы и добродушны. Заграничные, судя по голливудским блокбастерам и романам Стивена Кинга, – настоящие злобные мегеры в цветастых шортах и чудовищных обтягивающих топах» (Лиля Калаус, «Записки ОТЖ»).

Суждение «понимающего» мужчины-оригинала: «Я люблю толстых женщин. И жена у меня толстая. А с худыми женщинами жить тяжелее, вы знаете… Они нервные. А я сам нервный. Поэтому мне нужен покой: чтобы я пришел домой – как на зеленую травку сел. Но покой может быть только с толстыми женщинами. У нас в деревне Перемилово все женщины толстые, от них спокойствием веет, а мужики все худые. И пропитые» (из интервью с художником Владимиром Любаровым).

Наконец: «У толстой женщины обязательно есть большая грудь, скрывающая большое горячее сердце (ошибаетесь, глупые гаеры. – Е. П.). Толстая женщина умеет хорошо готовить и не тонет даже в пресной воде. Она мягкая и просторная, зимой подберет, согреет, спрячет за пазуху, а в летнюю жару в ее тени можно отдыхать, как под зонтиком» (сетевой юмор, очень смешной).

То есть, в отечественной традиции как бы нет холодного, разящего осуждения толстухи (где твоя сила воли, тетка?), а есть констатация печального факта – вот дождик, вот несжатая полоска, вот толстая баба. Она добрая, хорошая, спокойная. У нее мало личных желаний, поэтому с ней жить легче (ошибаетесь, глупые гаеры. – Е. П.).

Вообще же о толстых женщинах пишут редко, а меж тем – нас большинство. Невротической Лесли в «жировом костюме» казалось, что на нее все смотрят, да усмехаются, а всякая толстая дама знает, что никто на нее не смотрит. Полнота – это невидимость. Даже литература, великая классическая литература, обсудившая все уровни ненормальности, не-нормы, особо-то толстой женщиной не интересуется. Ну, лирическая героиня полновесной не может быть по определению… Что нам остается? Бандерша, сквалыжная мать семейства, диккенсовская старуха? Но, правда, правда-то где? Где тип?

Княгиня Мягкая у Толстого. Трогательные воспоминания Набокова о швейцарской своей гувернантке Mademoiselle: «Когда, бывало, две дамы плыли одна навстречу другой на широкой аллее парка и безмолвно разминались – Надежда Ильинична с лопухом, пришпиленным ради свежести к волосам, а Mademoiselle под муаровым зонтиком, обе в кушачках и объемистых юбках, которые ритмично со стороны на сторону мели подолами по песку, они очень напоминали те два пузатых электрических вагона, которые так однообразно и невозмутимо расходились посреди ледяной пустыни Невы. „Я сильфида по сравнению с этим чудовищем“, – презрительно говаривала Mademoiselle». О, вспомнила! Только певцы буржуазного образа жизни, энциклопедисты буржуазии, писали о толстых дамах всерьез. Буржуазный образ жизни вовсе не всегда влек дам к худобе и голодному блеску в глазах, начиналось-то все с другого. Филипп Эрия, знаменитейший автор семейных буржуазных романов, писал: «Теодорине Буссардель было сорок с лишним лет. Фигура ее расплылась, как у многих женщин критического возраста в ее кругу. Материнство, изобильные долгие трапезы, характер тогдашних женских мод, а может быть, и привычки, порожденные богатством, оцепенение в атмосфере благоденствия превращали жен буржуа в эту пору их жизни в грузные медлительные существа с тучным телом. Они не употребляли ни кремов, ни пудры; считалось, что к притираниям прибегают только распутницы. В молодости они все отличались друг от друга цветом волос, цветом лица, большей или меньшей красотой, живостью и своим характером, а лет через двадцать все становились схожи между собой. И только годам к шестидесяти, потеряв свою толщину, делались приятными старушками. Это временное безобразие, которого они, видимо, не боялись, как будто служило подтверждением того обстоятельства, что в их среде на девушках женились не из-за суетного внешнего очарования и что жизнь женщины в буржуазном кругу не кончалась, как в высшем свете, у рокового предела в тридцать лет».