Журнал Русская жизнь - Дети (май 2007)

• Название: Дети (май 2007)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Знаки

Будни

БЫЛОЕ

Иван Манухин - Воспоминания о 1917-18 гг.

Дмитрий Галковский - Болванщик

Алексей Митрофанов - Городок в футляре

ДУМЫ

Дмитрий Ольшанский - Малолетка беспечный

Павел Пряников - Кузница кадавров

Дмитрий Быков - На пороге Средневековья

Олег Кашин - Пусть говорят

ОБРАЗЫ

Дмитрий Ольшанский - Майский мент, именины сердца

Дмитрий Быков - Ленин и Блок

ЛИЦА

Евгения Долгинова - Плохой хороший человек

Олег Кашин - Свой-чужой

СВЯЩЕНСТВО

Иерей Александр Шалимов - Исцеление врачей

ГРАЖДАНСТВО

Анна Андреева - Заблудившийся автобус

Евгений Милов - Одни в лесу

Анна Андреева, Наталья Пыхова - Самые хрупкие цветы человечества

ВОИНСТВО

Александр Храмчихин - Как мы опоздали на ледокол

СЕМЕЙСТВО

Евгения Пищикова - Вечный зов

МЕЩАНСТВО

Евгения Долгинова - Убить фейхоа

Мария Бахарева - В лучшем виде-с

Павел Пряников - Судьба кассира в Замоскворечье

Евгения Пищикова - Чувственность и чувствительность

ХУДОЖЕСТВО

Борис Кузьминский - Однажды укушенные

Максим Семеляк - Кто-то вроде экотеррориста

ОТКЛИКИ

Мед и деготь

---

Положение А. А. Вырубовой в крепости было хуже всех. Настроенная против нее часть охраны и гарнизон ее ненавидели и ненависть свою всячески проявляли. Было ясно: если жертвы будут, первой из них будет А. А. Вырубова. Я предупредил Чрезвычайную Следственную Комиссию об опасности пребывания заключенных в крепости. Комиссия со мною согласилась. Представители же гарнизона о возможном вывозе по болезни заключенных и слышать не хотели. Возник вопрос: как же на гарнизон воздействовать?

В эти дни смертельно заболел Б. В. Штюрмер. Состояние его (уремия) было таково, что всякому человеку его обреченность была очевидна. Однако даже в этом случае два дня ушло на переговоры и уговоры, прежде чем Б. В. Штюрмера удалось увезти в больницу, где затем он и скончался. Пример Штюрмера показал, что я настаивал на вывозе больных не без серьезного основания.

Тут встал вопрос об А. А. Вырубовой. Мне пришлось обсуждать его на собрании представителей гарнизона. Сначала они резко возражали, потом уступили, но потребовали, чтобы для вывоза были делегированы Петроградским Советом Рабочих и Солдатских Депутатов какие-нибудь его члены. Я привез им Н. Н. Суханова (Гиммера) и члена президиума Совета Анисимова. Благодаря их содействию и присутствию, А. А. Вырубову и перевезли из крепости в арестный дом при бывшем губернском жандармском управлении на Фурштатской ул. (против церкви св. Косьмы и Дамиана). В первом автомобиле ехали делегаты и я, во втором - А. А. Вырубова с солдатами.

Под влиянием известия о благополучном исходе дела Н. К. Муравьев сейчас же решил освободить из крепости Зейна и Боровитинова. Оба были заключены без всякого серьезного повода. Тут наглядно обнаружилось, что охрана и гарнизон не одно и то же: когда автомобиль с обоими арестованными и сопровождавшими их солдатами охраны подъезжал к воротам крепости, солдаты гарнизона залегли цепью и направили ружья на уезжавших. Им пришлось вернуться в Трубецкой бастион. Каково было мое изумление, когда на следующий день, никем не предупрежденный о событии, я увидел Зейна и Боровитинова в камерах! Они были очень взволнованы. Как мог, старался я успокоить их, обещая переговорить с гарнизоном. Переговоры были успешные: их вывезли, но самый успех мне только доказывал, что Чрезвычайная Следственная Комиссия свой авторитет утеряла, ее документы уже стали просто бумажками, власть в крепости окончательно перешла к солдатам.

Началась в моей деятельности трудная полоса. Беспрестанно приходилось иметь дело с солдатской массой, убеждать, добиваться всевозможными увещаниями и доводами ее согласия на вывоз того или другого заключенного. Когда солдаты проявляли неодолимое упорство, я опять обращался за помощью в Совет Рабочих и Солдатских Депутатов. В эти дни Совет еще был высшей революционной инстанцией. Но скоро эта инстанция утратила свое значение. Когда по поводу какого-то очередного вывоза приехал из Совета выдающийся представитель партии «социалистов-революционеров» - Гоц и выступил на гарнизонном собрании в роли «уговаривателя», его речь заглушили шум и крики, а согласия солдаты не дали. Пришлось звать на помощь кого-нибудь из видных большевиков. Приехал Луначарский. Гарнизон примолк и уступил. Из этого можно заключить, как неудержимо быстро левела солдатская масса, следуя за большевистскими вождями в обход Петроградского Совета.

В те дни, когда удалось вывезти нескольких заключенных, а между тем Чрезвычайной Следственной Комиссии и Совету гарнизон уже не доверял, усумнился он и во мне, подозревая, что я скрытый сторонник старого режима. Был случай, когда, не скрывая своего озлобления против меня, солдаты втолкнули меня в одну из пустых камер с явным намерением меня там прикончить. Только горячий спор с ними и убедительная речь моя, что я совсем не монархист, спасли меня. Недовольна мною была и охрана, она упрекала меня за то, что Трубецкой бастион пустеет. Ропот объяснялся просто - служба в бастионе была солдатам по душе: несложна, нетрудна по сравнению со службой строевой. Если арестованных увезут, им опять придется идти в строй. Когда осталось всего четыре человека (Сухомлинов, приговоренный судом к пожизненному заключению в крепости, Щегловитов, Белецкий и Секретев - все трое наиболее физически крепкие), я предложил Н. К. Муравьеву - во избежание опасений охраны, что бастион совсем опустеет - посадить сюда, хоть на короткий срок, уголовных, а тем временем я вывезу и оставшихся. Муравьев не согласился. С просьбою о спешном вывозе оставшихся заключенных он обратился ко мне уже слишком поздно, сейчас же вслед за октябрьским переворотом, когда сделать это уже было невозможно (только в последнюю минуту освободили Секретева, а Сухомлинов при большевиках автоматически был освобожден по новому закону о стариках).

Итак, ко дню большевистского переворота почти все старорежимники из крепости были вывезены. Их отправляли в арестный дом на Фурштатской улице. Только Н. А. Маклакова устроили в какой-то частной лечебнице на Каменноостровском проспекте.

Условия заключения в арестном доме были иные, нежели в Трубецком бастионе. Свидания с родственниками могли длиться часа четыре; с воли доставлялось все что угодно, ужаса тисков охраны не было, присутствие караула почти не чувствовалось. По распоряжению Чрезвычайной Следственной Комиссии заключенных стали постепенно отпускать на все четыре стороны, а остальные, пользуясь сумятицей октябрьских дней, просто сами утекли явочным порядком.

В лечебнице, где находился Н. А. Маклаков, было еще свободнее: он мог разъезжать по всему городу, навещая кого хотел. Это длилось не только до Октября, но первое время и после. Однако мог ли он долго в этом положении оставаться? Н. А. Маклаков пришел со мною посоветоваться. Я посоветовал ему как можно скорее скрыться, медлить было опасно. Но он дал «честное слово» доктору, заведующему лечебницей, что своего поручителя он не подведет, для Маклакова встал вопрос совести и чести, и он свое «честное слово» сдержал, и погиб: его расстреляли вместе с Щегловитовым, Хвостовым, Белецким и Протопоповым (который был освобожден по болезни и беспечно проживал у себя дома).

Должен отметить, никто из заключенных монархистов вначале не обнаруживал тяготения бежать за границу. Единственное стремление их, пожалуй, было пробраться на юг - в Крым или на Кавказ. Некоторые и этого стремления не имели. Так, например, А. А. Вырубова не покинула Петрограда. В конце августа Временное Правительство постановило выслать ее за границу, об этом появилось сообщение в газетах с указанием дня и часа ее отъезда. В Финляндии на станции Рихимякки громадная толпа солдат ссадила ее с поезда и ее отвезли через Гельсингфорс на императорскую яхту «Полярная Звезда», которая направилась в Свеаборг. Снова надо было вызволять А. А. Вырубову из беды. Целый месяц ушел на хлопоты, и в конце сентября Н. И. Танеева (мать Вырубовой) добилась освобождения дочери через Троцкого. А. А. Вырубову из Свеаборга вернули, доставили в Смольный и вновь отпустили. Однако угроза неминуемого нового ареста тяготела над нею по-прежнему, и мне пришлось, вскоре после октябрьского переворота, пойти в Смольный к Ленину и просить его дать распоряжение соответствующим властям, чтобы Вырубову больше не арестовывали. После этого А. А. Вырубова целый год спокойно прожила в Петрограде, а затем Чека вновь ее арестовала, выпустила и опять арестовала в 1919 году. Когда ее пересылали с Гороховой в какую-то другую тюрьму, ей удалось дорогой положительно чудом убежать от сопровождавшего ее солдата. С тех пор она уже скрывалась в разных частях Петрограда, и в конце концов ей удалось переправиться за границу.

II. «Октябрь»

Октябрьский переворот… В первую же ночь, когда Временное Правительство было арестовано и водворено в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, - раздался в моей квартире телефонный звонок:

- Вы врач Трубецкого бастиона? Приезжайте немедленно.

- Как я приеду? У меня нет никакой возможности добраться до крепости.

- Мы сейчас за вами приедем.

И приехали… Новый начальник крепости - какого-то военного чина Благонравов и другой - солдат Павлов, который тут же мне объявил: «Я первый выпалил из пушки Петропавловской крепости, но куда стрелял - не знаю»…

Меня посадили в автомобиль, в котором на пути ко мне были пробиты пулями стекла и кузов, - и мы поехали. Слышалась стрельба. «Неизвестно кто стреляет»… - с тревогой сказал один из моих спутников.

Перед Троицким мостом мы натолкнулись на заставу: солдаты Павловского полка нас задержали для выяснения личностей и повезли в свои казармы тут же на Марсовом поле. Когда выяснилось, кто везет, куда и для чего, нас отпустили.

Трубецкой бастион снова наполнен, но теперь сидят уже не монархисты, а члены Временного Правительства… В ту ночь я посетил М. И. Терещенко, у которого оказался острый бронхит с повышенной температурой, и П. М. Рутенберга, во время стрельбы слегка контуженного в голову осколком камня, когда арестованных вели по Троицкому мосту из Зимнего Дворца в крепость. Укрываясь от пуль, они полегли наземь, благодаря чему никто другой и не пострадал.