Журнал Русская жизнь - Мораль (май 2009)

• Название: Мораль (май 2009)
• Автор: журнал Русская жизнь
• Жанр: Публицистика
• Год: 2009

Содержание:

НАСУЩНОЕ

Драмы

Хроники

Анекдоты

БЫЛОЕ

Екатерина Шерга - Шнурок Фриды

На внутреннем фронте без перемен

Чарный Семен - Банду Троцкого под суд!

Ярослав Леонтьев - Буйные шиши

Мария Бахарева - По Садовому кольцу

ДУМЫ

Борис Кагарлицкий - Их и наша

Евгения Долгинова - Чужие дети

ОБРАЗЫ

Евгения Пищикова - Три кодекса

Наталья Толстая - Асенька

Михаил Харитонов - Виноватые

Дмитрий Данилов - Богиня нормы

ЛИЦА

Олег Кашин - Первый неподпольный

ГРАЖДАНСТВО

Евгения Долгинова - После травмы

ВОИНСТВО

Александр Храмчихин - Притча о Меркуриях

МЕЩАНСТВО

Эдуард Дорожкин - Не нра…

ХУДОЖЕСТВО

Аркадий Ипполитов - Семейный портрет в интерьере

Дмитрий Быков - Выход Слуцкого

---

Сравним это с диалогом у Довлатова: «Спрашиваю у Чернова:

- Много у тебя было женщин?

- Тридцать шесть и четыре под вопросом«.

Столь поразительная разница в цифрах объясняется исключительно тем, что француз, как и большинство его сверстников, изрядно шатался по борделям. Ибо все еще подразумевалось, что от мужчины следует ожидать непрерывных половых подвигов, но от порядочной женщины - целомудрия. В результате значительную часть женской половины человечества составляли старые девы и проститутки.

Размышляя над этим противоречием, Август Форель предлагает рецепт, который ему самому казался наиболее разумным и реалистичным. В грядущую эпоху просвещенные мужчины добровольно будут хранить абсолютное целомудрие до двадцатипятилетнего возраста. И тогда-то, невинные как ангелы, пойдут к венцу рука об руку с такими же невинными восемнадцатилетними девицами. Швейцарцу в голову не могло прийти, что разразится сексуальная революция, и молодые девушки будут вести столь же свободную сексуальную жизнь, что и мужчины. Такой вариант профессор, разумеется, и вообразить не мог, он даже о нем не заикается.

В некоторых случаях швейцарский врач оказался удивительно прозорлив, в других - потрясающе наивен. Задачи по исправлению морали, которые казались ему грандиозными и трудно выполнимыми, худо-бедно решены. Зато с теми, которые представлялись ему сущей ерундой, как-то не получилось.

В цивилизованных странах общество не отвергает матерей-одиночек и не заставляет их топиться. Никто не тащит в тюрьму живущих вместе гомосексуалистов. Всеобщее образование внедрили. Женщины преподают в университетах и руководят государствами. В то же время цюрихский мечтатель предсказывал, что человечество с легкостью откажется от алкоголя, а женщины - от варварского «раскрашивания лица, волос, даже губ». Тут он, как мы видим, жестоко ошибся.

В России книга швейцарского врача успех имела чрезвычайный. До революции она переиздавалась четыре раза. Среди читателей был некий юный врач, сам впоследствии ставший литератором. Точно известно, что ему была знакома по крайней мере одна глава из книги. Там рассказано о некой Фриде Келлер, девушке из бедной семьи, поступившей служить в кафе. Хозяин как-то попросил ее спуститься в погреб, девять месяцев спустя она родила мальчика, которого задушила и закопала в лесу, и - как все мы, конечно, помним - на суде говорила, что ей нечем было кормить ребенка.

- А где же хозяин этого кафе? - спросила Маргарита.

- Королева, - вдруг заскрипел снизу кот, - разрешите мне спросить вас: при чем же здесь хозяин? Ведь не он душил младенца в лесу!

Такова эта история. Специалистам по творчеству Булгакова она хорошо известна, а привязка к судьбе швейцарской убийцы и позволяет датировать события «Мастера и Маргариты» весной 1929 года. Реальная же Фрида Келлер предстала перед судом, была приговорена к смертной казни, которую заменили на пожизненную каторгу.

Для Фореля история соблазненной и покинутой служанки - пример общественного ханжества, подкрепленного судебным произволом. Но мы, просвещенные читатели двадцать первого века, как-то не вполне можем разделить пламенную убежденность автора. И не потому, что сердца наши черствы. Просто мир изменился.

Столетие назад женская непорочность была святыней, детей же путалось под ногами несметное количество. (Та же Фрида была одиннадцатой дочерью в семье; а ведь имелись еще и братья.) Для нас же культ девичьей невинности - вещь столь же абстрактная и устаревшая, как, например, принципы вассального долга или кодекс самурая. Зато каждый ребенок вполне конкретен и крайне ценен. Тем более что гандон доступен самым широким слоям населения, и рожают редко и поздно. Поэтому, когда мы читаем, как сначала девушка роет ребенку могилку в лесу, а потом душит его специально захваченным шнурком (не платком, как в романе), нам сложнее сострадать несчастной жертве общественного лицемерия. Как-то сразу в голову приходит, что наверняка можно было ребенка отдать на воспитание, найти бесплатный приют. Но женщина той эпохи была беспомощна и безответственна, она брела по жизни, словно сомнамбула.

Интересно, что у Булгакова Фрида присутствует на Балу Сатаны - то есть она мертва. Но на самом деле печальные приключения швейцарской преступницы относились к периоду, когда она сама была еще практически ребенком, так что, с большой вероятностью, Фрида Келлер намного пережила и Августа Фореля, и Михаила Булгакова. И никогда не узнала о писателе, который, убив ее раньше срока, подарил ей такую яркую посмертную судьбу.

Но и самому профессору не суждено было узнать, какой странной окажется судьба «Полового вопроса» в России. На долгие годы эта книга осталась единственной в своем роде. (В 20-е годы выходило много сочинений, посвященных половым отношениям нового коммунистического человека. Но они издавались малыми тиражами и быстро оседали на дне спецхранов.) Сей объемный труд весьма ценили букинисты. В домашних библиотеках он занимал почетное место. Гости часто одалживали его у хозяев почитать. Однако же популярность старинной книги носила особый характер.

В труде швейцарского ученого искали не прогрессивные социальные теории, а прямо вот так - не на заборе, а типографским шрифтом на бумаге - напечатанные неприличные слова. Вероятно, профессор иначе представлял себе грядущее разумное общество.

На внутреннем фронте без перемен

По страницам советской прессы 1920-х

«Буревестник», № 3, 1924

Выходной день

Услышав звонок, Варвара Павловна Таманцева, очаровательная женщина, имевшая в своем распоряжении чудную квартирку и незастрахованную домашнюю работницу Лушу, поспешила открыть дверь. Эту незатейливую работу пришлось выполнить потому, что Луша была послана с поручениями на весь вечер.

Открыв дверь, Варвара Павловна замерла на месте. Перед ней стоял неизвестный товарищ в кожаной куртке с каким-то замочком на груди. В руках неизвестного был портфель. Варвара Павловна сообразила все в одну секунду… Да, да, безусловно, он! Обследователь жизни прислуг! Об этом теперь много пишут и говорят… За эксплуатацию прислуги штрафуют, арестовывают, высылают… А Луша не застрахована! О, боже!

Варвара Павловна учла все это сразу, и гениальный план проник в ее белокурую головку. Она непринужденно вставила наманикюренный палец в ноздрю и нараспев спросила:

- Вам кого, барыню? Ей нет!

Гражданин удивленно взглянул на двухкаратное кольцо, украшавшее ковыряющий палец, и сказал:

- А вы, гражданочка, кем здесь будете?

- Мы - прислуги, - заявила Варвара Павловна, меняя ноздрю:

- Завсегда в них состояли на страже интересов, и не надо нам монахов, и не надо нам попов!

Фраза произвела на товарища хорошее впечатление. Он с любопытством взглянул на кротовую жакетку, прикрывавшую белые плечи Варвары Павловны. А она, уже увлекшись своей ролью, продолжала:

- Ох, какая у меня барыня! Прямо не поверите, прямо политкаторжанка душой! Вот заместо прозодежды - жакетку выдала мне… А работы у меня - час в сутки… Ничего барыня мне делать не позволяет… Все говорит, что от работы маникюр на мозолистых руках портится… И притом, какая она антирелигиозная! Бога - чертыхает всегда! Ей бы в Женотделе при Наркоминделе делегаткой быть, а не то, что так! Вот какая у меня барыня, тов. обследователь!

При последнем слове гражданин самодовольно улыбнулся и положил руку в карман. Увидев этот жест, Варвара Павловна засуетилась еще больше…

- Так что, тов. гражданин-обследователь, вы уж все запишите! И что жалованья я получаю по индивидуальному бону на культпросвет 100 рублей ежемесячно, и что в Ялте я в этом году со всеми прочими трударями все лето жила, и что барыня моя вполне безусловная кандидатка по образу мыслей и прочее…

Но тут гражданин вдруг взглянул на чудную обстановку гостиной и громовым басом заорал:

- Эксплуатируют тебя здесь, домработница. Хозяйка ваша - гиена! Вы - несознательны. Вам глаза деньгами и Ялтой закрывают, а свободы у вас нет!

Варвара Павловна побледнела… Хотелось угостить товарища вином, привезенным с юга шоколадом, словом, чем угодно, лишь бы он не оштрафовал хозяйки, чудной, щедрой, безбожной, отзывчивой и лояльной… А гражданин продолжал:

- Да, свобода твоя заперта в эти комнаты, и нет у тебя выходного дня, как нет солнца в темнице!

- Выходного дня нет? - возмутилась Варвара Павловна, - да у меня десять выходных дней в неделю, не считая октябрьских праздников и 1 мая. Моя барыня меня всегда для охраны труда и материнства гулять высылает.

- Не верю! - прогремел гражданин. - Докажи, что ты трудовая дочь, а не приспешница!

- Выходи сейчас гулять! Небось, слабо? Трусишь, да?