Дэвид Гарнетт - Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду

• Название: Женщина-лисица. Человек в зоологическом саду
• Автор: Дэвид Гарнетт
• Издательство: Б.С.Г.-ПРЕСС
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-93381-136-Х

В этой книге впервые публикуются две повести английского писателя Дэвида Гарнетта (1892–1981). Современному российскому читателю будет интересно и полезно пополнить свою литературную коллекцию «превращений», добавив к апулеевскому «Золотому ослу», «Собачьему сердцу» Булгакова и «Превращению» Кафки гарнеттовских «Женщину-лисицу» и историю человека, заключившего себя в клетку лондонского зоопарка.

Первая из этих небольших по объему повестей сразу же по выходе в свет была отмечена двумя престижными литературными премиями, а вторая экранизирована.

Я получила настоящее удовольствие… от вашей «Женщины — лисицы», о чем и спешу вам сообщить. Читала, как завороженная, не отрываясь, хотя заранее знала, чем все кончится. По-моему, это успех. Очень заманчиво выглядит ваше желание скрестить современный юмор со стилем восемнадцатого века. Впрочем, даже интереснее другое — ваш талант рассказчика. Каждую минуту что-то происходит, и что поразительно, — без всякой натуги, живо и непринужденно, а вообще все очень похоже на Дефо. Видно, что сюжетов вам не занимать. Это для нас, старой писательской гвардии, самое трудное — необходимость сочинять истории, а у вас они выходят сами собой…

Из письма Вирджинии Вулф Дэвиду Гарнетту (1922 г.)

О том, как это написано, говорить не буду. По-моему, написано здорово: что называется, ни убавить, ни прибавить. Вещь поразительная: она точно выстроена от начала до конца. В ней есть чистота и логика нового творения — я бы сказал, нового биологического вида, неведомо как оказавшегося на воле. Она и впрямь как шустрый, чудной пушистый зверек, живой и прыгучий. Рядом с «Лисицей» большинство рассказов выглядят бледно — эдакими заводными механическими игрушками.

Из статьи Герберта Уэллса (1923 г.)

Огромное спасибо за повесть Д[эвида]. На редкость удачная вещь — я и не припомню ничего подобного за последнее время. По-моему, суть человеческой психологии и поведение зверя схвачены очень точно. В своем роде шедевр — читать местами грустно, местами смешно, при этом нет ни одной (насколько могу судить) неверной ноты в интонации, стиле, замысле. Словом, безукоризненно выстроенная повесть — поздравьте от меня Дэвида.

Из письма Джозефа Конрада Эдварду Гарнетту (1922 г.)

---

Зато его лисица, видимо, получала огромное удовольствие от того, что ей удалось их так напугать, потому что она стала весело носиться взад и вперед по берегу, то и дело изящно подпрыгивая. Сначала мистер Тэбрик попытался уговорить ее отправиться в другую сторону, но затем, видя, как она наслаждается, не стал на этом настаивать и, опустившись на скамейку, позволил жене резвиться. Ему казалось, что со времени ее превращения в лисицу он еще ни разу не видел ее такой счастливой. Она подбежала к нему, улыбаясь и играя, затем снова бросилась к берегу пруда. Там она опять принялась шалить и веселиться: ловила себя за хвост, приплясывала на задних лапах, каталась по земле и наконец стала носиться кругом, видимо, не обращая ни малейшего внимания на уток.

Но утки, вытянув шеи и повернув головы в ее сторону, продолжали плавать взад и вперед по самой середине пруда, ни на минуту не переставая крякать, причем крякали они все вместе — хором, как будто по команде. В конце концов лисица отбежала от берега, и мистер Тэбрик, находивший, что давно настало время прекратить это своеобразное развлечение, поймал ее и сказал:

— Сильвия, дорогая! Становится холодно, нам пора идти домой. Я вижу, прогулка принесла тебе огромную пользу, но все-таки, по-моему, на сегодня довольно.

Видимо, она согласилась, так как сейчас же повернулась и более или менее спокойно пошла рядом с ним по направлению к дому, правда, перед тем еще раз оглянувшись на уток.

Но не успели они пройти и половину пути, как она неожиданно повернула и понеслась назад. В свою очередь, быстро обернувшись, он увидел, что утки идут за ними следом.

Бросившись на них, лисица погнала их обратно к пруду, они в ужасе бежали от нее, распустив крылья, но она не особенно спешила. Ему было ясно, если бы она в самом деле намеревалась схватить их, то легко бы поймала двух или трех из тех, что были к ней ближе всего. Однако она этого не делала. Затем, высоко подняв кверху хвост, она снова подскочила к нему, весело подпрыгивая, и так ласкалась к нему, что он даже снисходительно погладил ее, хотя в первый момент почувствовал некоторое раздражение и удивление при мысли, что его жена способна находить удовольствие в таких шутках. Когда они вернулись домой, он взял ее на руки и, целуя, сказал:

— Сильвия, ты беззаботна, как ребенок! После всего того, что произошло, твоя бодрость духа должна была бы служить мне примером, но я больше не в силах видеть все это.

Тут у него на глаза неожиданно навернулись слезы. Он бросился на оттоманку и разрыдался, уже не обращая на нее никакого внимания, и очнулся, лишь почувствовав, что она лижет ему ухо и щеку.

После чая она подвела его к гостиной и стала скрестись в дверь. Эта комната находилась в той части дома, которую он закрыл, во-первых, полагая, что им достаточно теперь иметь в своем распоряжении три-четыре комнаты, а во-вторых — чтобы избежать лишней уборки. Лисица так настойчиво скреблась, что ему пришлось в конце концов открыть дверь, и тут выяснилось, что она хочет, чтобы он поиграл ей на рояле. Она не только подвела его к инструменту, но даже сама отобрала ноты, по которым он должен был играть. Первой она выбрала одну из фуг Генделя, затем «Песни без слов» Мендельсона, а потом уже кое-что из Гилберта и Салливана[11]. Все пьесы были подобраны так, чтобы каждая следующая была веселее предыдущей. Увлеченные музыкой, они провели в давно не топленной комнате при свечах почти час, пока наконец холод не помешал ему играть, и только тогда спустились вниз, к камину. Так осторожно и умно постаралась лисица улучшить угнетенное настроение мужа.

Тем не менее, проснувшись на следующее утро, он был очень огорчен, увидев, что она не лежит рядом с ним на кровати, а спит, свернувшись клубочком, на полу. Во время утреннего завтрака она почти не слушала его, когда он обращался к ней, а если муж продолжал настаивать, выражала явное нетерпение и все время не спуская глаз сладила за своим ручным голубем.

Некоторое время мистер Тэбрик молча смотрел в окно, а затем вытащил из кармана бумажник. В нем лежала фотография его жены, сделанная вскоре после их свадьбы. Очень долго вглядывался он в хорошо знакомые ему черты лица, изредка подымая глаза на сидевшее напротив него животное, и вдруг с горечью рассмеялся.

Если уж на то пошло, мистер Тэбрик смеялся над превращением своей жены первый и единственный раз, потому что вообще не обладал особым чувством юмора; но смех этот болью отозвался в его сердце. Он изорвал фотографию в мелкие клочки и выбросил их за окно, прошептав: «Тут не помогут никакие воспоминания». Обернувшись к своей лисице, он увидел, что она все еще не сводит глаз с запертой в клетке птицы, причем он даже заметил, что она облизывается.

Он вынес голубя в другую комнату и, поддавшись внезапному порыву, распахнул дверцу клетки и выпустил птицу на свободу, провожая ее такими словами:

— Лети, лети, бедная пташка! Лети прочь из этого несчастного дома, пока ты еще не забыла своей хозяйки, которая кормила тебя из своего прелестного ротика. Теперь ты стала для нее неподходящей игрушкой. Прощай, милая птичка, прощай! А может, ты еще вернешься сюда с хорошими вестями, как голубь, выпущенный Ноем?[12] — добавил он с грустной улыбкой.

Бедняга! Он и не подозревал, что его несчастья только начинаются и что он сам навлекает их на себя, ожидая от своей возлюбленной тех же поступков, того же поведения, что и до превращения в лисицу.

Не строя предположений относительно души миссис Тэбрик и того, что с ней произошло (хотя мы могли бы почерпнуть много интересного на эту тему в учении Парацельса[13]), подумаем лишь о том влиянии, которое ее изменившееся тело должно было неминуемо оказать на ее поведение. Чтобы не судить слишком строго эту несчастную женщину, нам следует принять во внимание физические потребности, слабости и вкусы, явившиеся следствием ее нового состояния. Я думаю, взвесив все это, мы, пожалуй, должны были бы преклониться перед исключительной силой воли, которая помогала ей в ее новом положении вести себя с прежней выдержкой и достоинством, соблюдать приличия и сохранять привычку к чистоплотности.

Так, от нее вполне можно было бы ожидать, что она станет гадить у себя в комнате, однако ни человек, ни животное не сумело бы вести себя с большей аккуратностью и скромностью. Но однажды за завтраком произошло следующее: мистер Тэбрик положил на тарелку жены крылышко жареного цыпленка и вышел на минутку из комнаты, чтобы принести воду, которую он позабыл поставить на стол. Когда он вернулся, то увидел, что его лисица забралась на стол всеми четырьмя лапами и с жадностью гложет цыплячьи косточки. Пораженный этим зрелищем и совершенно обезумев от отчаяния, он молча смотрел на нее. Я считаю своим долгом еще раз заметить, что этот несчастный муж всегда думал о своей лисице как о той чуткой и утонченной женщине, каковой она еще так недавно была. Поэтому каждый раз, когда лисица совершала какой-нибудь поступок, который бы несомненно покоробил его, если бы так повела себя его жена, его это задевало за живое. Теперь, увидев, насколько она забылась, он испытал невероятные мучения. Пожалуй, с этой точки зрения было бы лучше, если бы миссис Тэбрик была менее воспитанным человеком и, особенно, если бы она не умела так безупречно вести себя за столом. Если бы, например, у нее была привычка (присущая многим княгиням на континенте, с которыми мне доводилось вместе обедать) брать в руки косточку цыпленка и беззастенчиво обгладывать с нее мясо, я думаю, ему легче было бы примириться с тем, что ему пришлось увидеть. Но поскольку ее умение вести себя за столом было совершенно исключительным, он переживал сейчас распущенность жены особенно болезненно. Он долго, молча и невыносимо страдая, смотрел, как она с жадностью пожирала цыплячьи кости, пока наконец не уничтожила их все без остатка.

Посадив ее к себе на колени, он заговорил с ней как можно мягче, все время поглаживая ее по голове и угощая виноградом.

— Сильвия, Сильвия! — сказал он. — Неужели тебе так трудно с собой справиться? Постарайся, вспомни прошлое, моя дорогая, и, может быть, если ты будешь жить со мной, нам удастся совсем забыть о том, что ты уже не женщина. Ведь надо надеяться, что постигший тебя недуг вскоре исчезнет так же неожиданно, как и появился, и у нас останется о нем лишь воспоминание, словно о дурном сне.

Видимо, она вполне понимала смысл сказанных им слов и, сознавая свою вину, старалась выразить ему свое сожаление грустным, полным раскаяния взглядом; но, тем не менее, в тот же самый день, когда они вышли на прогулку, ему стоило невероятных усилий не подпустить ее к уткам.

Тут мистеру Тэбрику впервые пришла в голову крайне неприятная мысль — он уже не может оставить жену возле какой-нибудь птицы, потому что она, очевидно, тут же ее растерзает. Это показалось ему особенно ужасным: получалось, она заслуживала меньшего доверия, чем любая собака. Ни одна воспитанная собака никогда не тронет домашнее животное или птицу; больше того, мы можем быть уверены, что она ни к чему не прикоснется на нашем столе, даже если очень голодна. В общем, в глубине души он уже понял, что решительно ни в чем не может полагаться на свою лисицу, хотя та все еще оставалась во многих отношениях гораздо больше женщиной, нежели животным. Он мог говорить с ней на какие угодно темы, и она понимала его лучше, даже если дело касалось чего-нибудь посложнее самых обыденных домашних вопросов, чем понимают своих владык восточные женщины, находящиеся в их полном подчинении.