Юрий Ампилов - На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр)

• Название: На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр)
• Автор: Юрий Ампилов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-98877-02

В книге известный российский ученый-геофизик размышляет о судьбах людей геологических профессий в сложный для России период на рубеже тысячелетий

Рассказывая о постижении науки, он одновременно воссоздает широкое полотно с изображением десятков людей, с переплетением событий, характеризует их, поэтому книга приобретает общественное звучание, В ней можно найти изображение провинциальной России и столицы. Во второй части содержится увлекательное повествование о разных странах и народах. На ее страницах можно познакомиться с людьми очень известными и рядовыми, зримо представить их если не по внешним описаниям, то по роду занятий, по отношению к ним самого автора. Не менее важно и то, что автор, словно художник-мозаик, может объединять детали в полную картину, и они тогда воспринимаются не сами по себе, а как части единого целого…

Большинство любителей чтения с удовольствием поместят книгу Юрия Ампилова на книжные полки.

---

А в тот последний июньский день 1973 года, наспех перекусив, мы поехали сдавать документы в Приемную комиссию МГУ: она на Химфак, а я почти до последнего момента колебался: то ли на физфак, то ли на геофизику геологического. Интуитивно казалось, что на геологический поступить легче. Однако все было не так просто.

Для начала со свидетельством об окончании «заочных подготовительных курсов» я зашел в помещение на первом этаже зоны «Д», где располагался офис этих курсов (в приглашении они просили туда зайти). Поинтересовавшись, могу ли я с этим же листочком, где значился физфак, идти на геофизику геологического и сохранятся ли хоть какие-то преференции окончившим курсы, я получил ответ: «Без проблем. Но никаких привилегий Вам это в любом случае не даст, разве что при прочих равных условиях. Но при сдаче документов это приглашение надо отдать в приемную комиссию факультета».

– А где больше будет конкурс: на физфаке или на геофизике геологического?

– Этого Вам никто заранее не скажет, но, по моим пометкам, среди окончивших заочные курсы на геофизику Вы пришли первый, а на физфак уже 45 человек.

Это было для меня определяющим, хотя выборка, очевидно, являлась некорректной: на физфак принимали 500 человек, а на нашу геофизику – 50, В итоге в 1978 году у нас оказался рекордный конкурс – около десяти человек на место для школьников, а на физфак – 5,5, хотя и это не показатель, т. к. состав поступающих на физфак мог оказаться сильнее. Но, тем не менее, именно это случайное высказывание дежурного сотрудника по подготовительным курсам определило в конечном счете мою дальнейшую жизнь.

В приемной комиссии факультета у меня приглашение не взяли, грамоты с районных и областных олимпиад тоже, да и на аттестат золотого медалиста посмотрели, как мне показалось, с пренебрежением. Настроение сразу испортилось, и я понял, что удача от меня отворачивается и надо готовиться к худшему. При этом подавленном настроении и при сильном волнении прошли все вступительные экзамены.

Накануне первого и, как водится, наиболее ответственного письменного экзамена по математике я от волнения не мог заснуть почти всю ночь. Когда я получил свой вариант задания, оно мне показалось весьма несложным. Я выполнил все за два часа (отводилось на все четыре часа) и. особо не задумываясь, сдал работу. Все делал в каком-то мысленном оцепенении, плохо осознавая происходящее. Видимо, сказалась бессонная ночь. А когда уже возвращался домой в метро и мысленно прокручивал решения, сразу понял, что последнюю задачу сделал неверно из-за собственного небрежного геометрического рисунка, а в предпоследней задаче в логарифмическом неравенстве не рассмотрел дополнительный случай, когда основание, заданное параметрически, да еще с модулем, меньше единицы, т. е. решение получил неполное. Было совершенно обидно, что правильные решения я знал сам и тут же воспроизвел их, как приехал в Новогиреево к бабушке. Если бы «справился с нервами», то результатом была бы пятерка, и я мог ехать домой после первого же экзамена как медалист. Увы, получил трояк, и мои шансы приблизились к нулю, хотя на первом экзамене «срезались», т. е. получили двойку, более половины абитуриентов. Все же задачи по сравнению со школьными требовали дополнительно небольшой смекалки.

Устную математику сдавал двум довольно молодым экзаменаторам. Они мучили меня все пять часов, пока шел экзамен, давая новые и новые задания. Я был удивлен, но они поставили мне пятерку. Шанс снова появился.

На третьем экзамене – сочинении – я из трех предложенных выбрал тему «Воспитательное и историко-литературное значение романа Островского «Как закалялась сталь», потому что другие темы показались совсем неприемлемыми. Насчет воспитательного значения все было понятно, а вот с историко-литературным ясности не было. Я решил по этой позиции последовательно доказывать, что этот роман являет собой пример произведения социалистического реализма, который был основным в литературе того времени. Однако, как мне потом сказала наша Нина Ивановна, этот вопрос в такой постановке вообще находится за рамками школьной программы. Получается, что я его неверно осветил. Тем не менее, поскольку в довольно длинном сочинении не было ни одной ошибки, его оценили на «хорошо». Справедливости ради надо сказать, что из нескольких сотен абитуриентов, оставшихся к третьему экзамену, пятерка была всего одна. Как потом выяснилось, ее получил мой будущий однокашник Миша Троянский (Захаров).

Чтобы поступить наверняка, оставшийся устный экзамен по физике надо было сдать на «5». Но тут «непруха» пошла опять. Экзамен, по правилам, должны были принимать два экзаменатора. Мне досталась пара, состоящая из пожилого доцента и молодого аспиранта. Но этот доцент был старшим по большой аудитории, где работало примерно пять пар экзаменаторов, и потому часто для контроля он подходил к другим отвечавшим. Билет у меня был несложный, задачка тоже. Я вполне неплохо ответил. Но тут в очередную отлучку доцента «молодой» начал меня заваливать всевозможными качественными вопросами из различных областей физики, выдумывая часто совершенно нереальные абстрактные ситуации. Правильность ответов на такие вопросы никак не могла быть объективно проконтролирована, кроме как его согласием с моими ответами. Когда подходил доцент, я успокаивался и нормально отвечал даже на каверзные вопросы. Но подходил он нечасто. Уж не знаю, чем я тогда не понравился «молодому», но он меня явно «валил». В результате после полуторачасового ответа я вышел с трояком. Практически это был конец надеждам. В результате прихоти молодого аспиранта, который, видимо, на таких как я пытался показать себе и нам, какой он умный, моя судьба могла сложиться совершенно по-иному.

Я запомнил того пожилого доцента по редкой фамилии – Дмитрий Данилович Гуло. Впоследствии он вел у нас в течение трех семестров практикум на физфаке и не ставил мне ничего, кроме пятерок. Я тогда напомнил ему о случае со мной на вступительном экзамене, но он не вспомнил или сделал вид, что не вспомнил. Самое интересное, что потом физика у нас была в течение первых трех курсов, т. е. шесть семестров, и я всегда на экзаменах получал только «отлично» у разных преподавателей.

Итак, шансы мои фактически «обнулились». К набранным мной 15 баллам прибавился средний балл аттестата – 5 и сумма в 20 баллов не дотягивала до ожидаемого проходного балла 20,5. Приехавшие в срочном порядке родители пытались как-то повлиять на ситуацию. Ясно, что не могло быть и речи о каких-то финансовых благодарностях. Папа сумел добраться до заместителя декана и рассказать о том, «какой я хороший». Мама написала заявление о том, что я не буду претендовать на место в общежитии все пять лет обучения. В общем, мой балл оказался «полупроходным». Это означает, что с проходным баллом 20,5 заполнялись 47 мест из 50 имеющихся, а с баллом 20, как у меня, – 57 мест. Таким образом, из десяти человек с 20-ю баллами надо было взять только три. И я оказался среди них благодаря золотой медали и заявлению об отказе от места в общежитии. Так после тяжелых и изнурительных экзаменов я пришел в геофизику. А ведь мог бы оказаться за бортом МГУ и выбрать дальше совершенно иной путь. К счастью, этого не произошло. Сейчас из нашего выпуска в геофизике или смежных с ней областях работают не больше 8-10 человек из 50-ти поступивших тогда, причем большинство из них представляют интересы зарубежных компаний. А кто же за Расею порадеет?

Галя Покушалова сдала на химфак все экзамены на четверки и не прошла по конкурсу, поскольку для иногородних проходной балл был на единичку выше из-за ограниченности мест в общежитии. Именно одного балла ей и не хватило. Это была явная несправедливость, которую приемная комиссия исправила на следующий год, отрегулировав эти места каким-то иным образом. Но ей от этого было не легче. Она с набранными баллами поехала и поступила без дополнительных экзаменов в Белгородский технологический институт – туда переехали ее родители, Поскольку она училась не в нашем 10-м «Г», а в параллельном классе, я больше с тех пор о ней ничего не слышал.

* * *

Итак, я пришел 1 сентября 1973 году в МГУ полностью «закомплексованный» после таких вступительных экзаменов. Ожидал увидеть полную группу вундеркиндов. В принципе, способных ребят было много. Больше половины закончили московские физико– математические школы или 18-й математический интернат МГУ, Да и вообще: немосквичей было всего человек десять из пятидесяти, включая меня (у геологов иногородних была примерно половина). Но углубленная школьная математическая подготовка некоторым из них принесла вред. В первом семестре, когда по математике шли знакомые им разделы, некоторые, что называется, «расхолодились», и, в определенном смысле, разучились работать. Все их преимущество исчерпалось первым семестром. Конечно, это касалось не всех. Наши выпускники Илья Цванкин и Саша Литвин не поддались этой кажущейся «легкости», всегда докапывались до сути и сейчас по праву являются одними из ведущих специалистов в мире по отдельным проблемам разведочной геофизики.