Александр Торопцев - Охрана

• Название: Охрана
• Автор: Александр Торопцев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-87719-054-7

Роман Александра Торопцева «Охрана» повествует о нелегких судьбах офицеров, летчиков, работников силовых структур, военных специалистов – конструкторов, ученых, создателей первоклассной техники и вооружений, оказавшихся после развала нашей страны и армии буквально не у дел. Многие из них вынуждены были в достаточно молодом и пожилом возрасте устроиться охранниками в частные фирмы и компании, организовывать собственные предприятия, так сказать, приобщаться к бизнесу. О любовных и криминальных перепетиях, о том, как охранники выживают в новых условиях, рассказывает автор романа, хорошо знающий среду, изображенную с яркими, достоверными подробностями.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

А тут голова раскалывается от всяких мыслей. Сын техникум окончил, в заочный институт поступил, платный, а где деньги взять? Куда его устроить на работу, куда? Хорошо хоть сам он удержался в конторе охранником, тоже ведь повезло.

– Нин, ты как заведенная пашешь, хоть бы передохнула чуток, – сказал он, прижимаясь на ходу к стенке.

– Заведешься тут и передохнешь, – вздохнула она скороговоркой, и послушная в ее руках швабра остановилась на мгновение, пропуская охранника на пост. – Сколько лет прошу их японскую машину купить. Водители вон гоночный автомобиль, навороченный, вчера привезли. Гонщики мне нашлись. За полулитрами им только гонять. На эти деньги десять машин японских можно было купить. По две на этаж.

Швабра уже занялась своим делом, а Нина все гундосила о своих бедах.

«И она еще чем-то недовольна! Катается тут как сыр в масле, – тяжело вздохнул Николай, спускаясь по ступеням в холл. – Получает больше нас, всю семью пристроила. Блатная какая-то уборщица».

– Ты, как медведь, идешь! – сказал Димка тоном, хоть и не восторженным, но таким, которым старый учитель хвалит из педагогических соображений ученика.

Бывший майор хотел бы поставить на место пацана возраста старлея, чтобы не вякал лишнего, но подобные желания были не только давно забыты им и неуместны, но и опасны здесь. Места на гражданке как-то странно распределялись, совсем не так, как в армии, не по тому ранжиру, к которому он привык за годы службы и на гражданке и от которого уже стал отвыкать. Если не отвык совсем. Он промолчал, лишь браво крякнул.

– Ты на воротах сегодня? – спросил Сергей.

– Да, на воздухе.

– Машина! – Димка давил, спешил показать бывшим офицерам, что службу охранную он сечет лучше их, старичков. Высокий, хорошо скроенный, он в армии не служил и служить не собирался. Студент какого-то экономического вуза, он занимался ушу, впрочем, по моде, а не по призванию, был женат, бегал на сторону и имел прочную опору в лице дяди – молодого на вырост полковника, у которого тоже был дядя, постарше, с крепкими, не рвущимися связями в разных кругах. Именно дядя и дяди делали характер, в принципе, неплохого парня. Разные дяди и тети, и прочие родственники – это же не врожденный порок, это реалия государственного жития. Димка, хоть и молод был, великолепно чувствовал и использовал данную ему от рождения эту реалию негрубо, можно сказать, даже деликатно, но без робости, свойственной совсем уж нежным натурам или слишком уж принципиальным. В каком-то смысле его можно было назвать дитем своего времени – того самого времени, когда в России пришла пора потребителей, людей хороших и особенно удачливых в деле потребления материальных, духовных и всех других человеческих благ (в том числе и блатных благ, изливающихся на таких, как Димка, солнечным потоком всевозможных ласк и привилегий от родных и их родных) – благ, произведенных именно для них, потребителей, их недавними предками, то есть теми, кто, начиная с семнадцатого года XX века, породив государственную идею, реализовал ее, накопил богатства, передал их в надежные руки тех, кто эти богатства может потреблять.

Димка, без трех курсов экономист, вальяжно возлежал на низком, как самолетное сиденье, мягком кресле багрово-замасленного цвета, и вся его беспечная фигура, ничем не напоминающая демона поверженного, так сильно контрастирующая со строгими фигурами двух бывших старших офицеров и Ниной, уже сменившей швабру на пылесос, являла собой ярко выраженный тип потребительствующего человека, но, следует быстро оговориться, хорошего вполне. В конце концов, он не виноват, что ему выпала судьба родиться потребителем в эпоху потребителей!

Он также не повинен в том, что его оба деда с саблей наголо носились по российскому пространству, оголтело отстаивая право на существование новой государственной идеи, рожденной на перепутье XIX–XX веков. Он не отвечает за дела и деяния тех, кто в тридцатые-пятидесятые годы реализовал почти все возможности этой идеи в жизнь. Ему нельзя вменить в вину достижения и просчеты накопителей, которые доминировали в стране в шестидесятые-восьмидесятые годы. Он не может и не должен быть даже морально подсудным за то признание, которое с высоких трибун сорвалось из уст тогдашнего вождя, возвестившего на весь мир о том, что в 1980 году в стране будет построена материально-техническая база. Ну разве Димка, парень молодой, красивый, неглупый, слегка сонный, в меру дисциплинированный, виноват в том, что его предки создали базу для него?! Что он, в конце концов, совсем чокнутый, чтобы отказываться от такого куша?! Если база создана, значит, ее нужно разбазаривать. Сам этого не сделаешь – сделают другие.

Нет. Это не его вина.

Это не он совершил ошибку в начале семидесятых, отдав документы в военное училище ПВО и в училище РВСН (Ракетных войск стратегического назначения), как то сделали Николай и Сергей, молчаливо листавший в эти минуты журналы приемосдачи дежурства. Им-то, бестолковым, ясно было сказано: базу создадим, не горюйте и ушами не хлопайте, учитесь эту базу разбазаривать. Ведь ясно же сказано было! А разбазаривать-то тоже нужно уметь. Это тебе не ракеты в небо пулять. Куда же они поступали в начале семидесятых, пентюхи?! Государство, между прочим, играло с ними честно и откровенно. Самые ответственные люди, с самых высоких трибун талдычили, в мозги им вбивали, на политзанятиях мозги вправляли, будет база, будет! И ведь экономических вузов в те годы было навалом, Димкин дядя Плешку закончил, а уж потом в органы подался, и еще одну вышку закончил, опять же по нужному профилю, экономическому. А эти… оплошали, короче. А значит, стоять им теперь в разных охранах всю свою оставшуюся жизнь, если это можно назвать жизнью. Охрана – это не жизнь по определению. Это – охрана жизни. Живут те, кого охраняют.

Димка, не поверженный, услышал напористый ход Бакулина, поднялся. В холл вошел в белых брюках и такой же рубашке с коротким рукавом начальник охраны объекта – так он заставил себя называть своих подчиненных, до этого здесь еще никто не додумался. Ну, охранники, ну старший ты у них, всего-то у тебя в подчинении семь-восемь человек, а то и шесть. Нет – начальник. Всей охраны. Всего объекта.

– Так! – сразу перешел он к делу. – Новость слышали? Здравствуй, Дима! Привет, Сергей!

– Плохую или не очень? – молодой хитро улыбался. Знал он все новости раньше начальника охраны, дядя ему сообщал все заранее.

– Тебя она не касается. А почему журналы разбросаны? А береты разве трудно в ряд повесить, по-человечески? Офицеры же. На вас люди смотрят. Или вы не знаете ситуацию?

– Не тяни резину, Федор Иванович, говори.

– А где Николай?

– Я позову, – Димка охотно вышел на улицу, крикнул Касьминову, болтающемуся за углом здания конторы, и вдвоем они подошли к начальнику.

– Плохие новости, товарищи. Вчера звонили из ЧОПа, сказали, что все, кому больше сорока лет, с этого объекта переводятся на другие.

– С повышением зарплаты в три раза? – Димка все ухмылялся.

– Повысят они тебе. Наш объект – самый дорогой в ЧОПе.

– Не имеют права понижать зарплату. У нас договор, – Сергей сказал протяжно.

– Ни хрена себе! – тихо выдавил непохмеленный Николай. – А я думал… – он осекся, он думал, что ему крупно повезло, что его пока не тронут, на днях ведь говорили про сорок пять лет. А в договоре вообще написано – до пятидесяти.

– Договор у нас с ЧОПом, а не с конторой. Сколько раз вам было сказано: «Держите форс!» А вы! Ладно, пойду в кабинет.

Кабинетом он называл комнату отдыха охранников. В общем-то все верно. Это для охранников она комната, а для человека при должности – кабинет.

Странный он был человек. Бывший замполит. Полковника ему подарили перед увольнением. За службу верную подарили. В Афгане он песок жевал три с половиной года, немало. Даже для замполитов. Потом, правда, и ему жизнь улыбнулась – в Москве он последние шесть лет служил. В самом центре столицы. Он так и говорил, не стесняясь: «Двадцать лет я в крайних точках служил и Москву заслужил». Все верно. Москва заслуженных любит. И они ее тоже.

На пенсию его проводили с легкой душой. Место он занимал полковничье, молодых придерживал. Но у самого Бакулина на душе было тяжело. На пенсии он года не продержался, деньги стали кончаться очень быстро. А у него сын – капитан, ему тоже в рост идти нужно. А значит, и деньжата ему нужны, чтобы о тыле не думать ежедневно.

– Ни хрена себе! – повторил Николай и совсем угрюмый пошел на улицу открывать ворота.

Бывший майор Касьминов человеком был не ругливым. Даже при гаражных мужиках редко-редко давал себе волю. А тут словно прорвало душевную плотину. Ходил он от ворот десять шагов, до ворот десять шагов, вежливо здоровался с начальством конторы, бодрился в ожидании генерального директора и матерился про себя, естественно, не вслух: «Ни хрена себе!»

Два часа спал Николай в ту ночь воскресную, проснулся, полчаса ворочался, жену разбудил, замер. Она уснула, он тихонько поднялся, вышел на кухню, поел плотно, собрал в сумку продукты, в пакет положил старые брюки, рубашку, туфли. К гаражам продвигался, как разведчик – только бы мужики не приставали с расспросами, только бы карбюратор не подвел. Машина завелась, все обошлось. Он покинул городок, притормозил у того места, где они с женой провели такую прекрасную, как в порнофильме, ночь, усмехнулся: «Действительно, что это с нами случилось?! Не маленькие уже вроде!» – и уже через пару минут был на объекте: за селом шабашники строили несколько коттеджей, улицу, уже не деревенскую, но еще не городскую, дорогую и аляповатую.

«Место только испортили, болваны», – Николай подрулил к первому коттеджу, на котором строители устанавливали стропила.