Степан Злобин - Остров Буян

• Название: Остров Буян
• Автор: Степан Злобин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1981

В том входит роман «Остров Буян», посвященный известному событию русской истории середины XVII века — восстанию угнетенного населения Пскова в 1650 году против засилия феодального строя.

---

— Государево письмо везу к боярину. Где его скорым делом сыскать?

— В митрополичьих палатах, — сотник указал на ворота Софийского дворца[223].

3

Боярин Хованский был раздражен. Победитель мятежного Новгорода — «умиротворитель земли Новгородской», как назвал его после молебна торговый гость, новгородец Стоянов, — Хованский был приглашен к митрополиту новгородскому Никону. Избитый мятежной толпой на улице, митрополит почти целый месяц болел и только сегодня, поддерживаемый под руки двумя иеромонахами, поднялся, чтобы служить молебен. После молебна он попросил к себе боярина, и, когда Хованский в простоте поздравил его с вызволением из мятежного плена, Никон надменно сказал, что Новгород покорился не ратному страху, а отступился от мятежа, убоясь греха.

— Смута была беснованием мимолетным, — сказал Никон. — Ветер безумия веял над градом попущением божьим, да и утих от креста господня. Кабы не пастырска сила, боярин, стоять бы тебе да стоять под стенами!

«Пастырска сила!» — теперь размышлял про себя боярин, сидя у печки перед огнем и глядя на мирное трескучее пламя. — «Пастырска сила!.. А сам доселе болячек избыть не поспел. Без войска бы много успел ты с той пастырской силой. Тебя по бокам колотили, доселе с обвязанной шеей, а подвиг лишь твой, что мятеж утих, а мы, бедненькие, сбоку припека!»

Когда боярин сказал, что развесит мятежников по березам на Псковской дороге, Никон опять вступился.

— Повесишь — и псковски заводчики ожесточатся, их тогда не уймешь. Мы царским именем обещали новгородцам милость за то, что ворота отворят. Тебе государь повелел быть со мною в совете, — напомнил митрополит.

«А что я — дите? — размышлял боярин. — Советчик мне надобен в рясе! Отколь у него, у монаха, ратная сметка!..»

В дверь покоя раздался стук.

— Входи, кто там! — крикнул боярин, не обернувшись.

— Здрав буди, боярин Иван Никитич! — произнес знакомый, недавно слышанный голос.

— Кто? — так же, не обернувшись, спросил Хованский.

— Окольничий Афанасий Ордин-Нащекин.

— Окольничий?! Вот те на! Здоров, Афанасий, по батюшке как, не упомню, — сказал Хованский, вставая с места. — Отколе принес бог?

— С царским письмом к тебе, боярин, из самой Москвы. Велел государь тебя спрошать о здоровье, — сказал дворянин, подавая письмо Хованскому.

— Стало, добился и царские очи видел. Что государь?

— Здоров, слава богу.

Боярин склонился к огню и читал царский лист.

— Вишь, Афанасий Лаврентьич, неволей я стал ослушником царским. Чаял государь, мне не войти без бою. Ан я и влез! — воскликнул боярин.

— Государь будет рад. Опасался он усобного кровопролитья, — сказал окольничий. — Честь и слава тебе, боярин!

— Ну, на честь да на славу охотников ныне много, — не выдержал, прорвался Хованский. — Я в Новгород войско привел, а Никон, митрополит, за то себе чести чает. Пастырской силой, мол, он ворота отворил!

— Чужим умом жить охотников много, боярин, — сказал Ордин-Нащекин, про себя разумея самого Хованского, — бог с ними. Впереди тебе труд велик — Псков одолеть. За то одоление пожалует государь. А я, боярин, рад тебе пособити. Тебе славы ратной надо, а мне не много — сесть воеводой во Пскове.

— Просился у государя во Псков на корма? — спросил прямо боярин.

— Сказал государь, как промысел будет над мятежом, по делам глядеть станет. А я чаю, боярин, князю Василию Петровичу Львову ныне сидеть воеводой во Пскове невместно — какой воевода, когда его горожане били да ныне в тюрьме держат!

— И то, — согласился Хованский. — А как ты мыслишь Псков унимать?

— Мыслю монастыри округ города войском занять, дороги отнять округ города, крестьян по добру сговорить на воров да в городе лучших людей поднять на заводчиков.

— А кто ж тебя в город пустит?! Князь Василия Львова держат в тюрьме, князь Федор Волконский в тюрьме же вместе с дьяком, Собакина-воеводу в тюрьму посадили, архиепископа так же, как Никона, волокли и колотили. А ты чаешь в город влезти да на заводчиков добрых людей сговорить.

— Со мной человек боярина Милославского, холоп Первушка Псковитин. Родичи у него во Пскове да многие знакомцы. И мне боярин Илья Данилыч дал того человека, чтобы во Псков послать и тебе дать помогу через псковских дворян.

— Что же тот холоп — сам заводчик, что пустят его во Псков?

— Он сколько лет и во Пскове не был. Да шлю я с ним письма ко всяких чинов людям, к стрелецкому голове, к дворянам, к подьячим. А те люди меня слушать станут, по моему письму учинят.

— Стало, так — войска не надобно, а на место боярина князь Хованского с войском один холоп Милославского будет силен?.. Так, что ли? — ядовито спросил Хованский. — Там — Никон, а тут — тьфу ты, просто холоп!..

— И так и не так, боярин, — объяснил окольничий. — Воры псковские злы. Осадой придешь — биться станут. А ты не ходи осадой. Сиди в Новегороде, жди. Станут они лазутчиков слать: что в Новегороде учинилось? Скажут лазутчики: учинилось добро — повинное челобитье писали, пришел боярин, нового воеводу в съезжую посадил для разных дел, а никого не обидел. Давай отворим ворота и боярина призовем во Псков.

— Никон, что ли, тебя научал? — спросил недоверчиво Хованский.

— Я, боярин, привычен своим умом жить! — вспыхнул Ордин-Нащекин. — Я тебе ранее сказывал, где войско держать подо Псковом, а ныне дворянам то же скажу, и она нам помешки чинить не станут, к стенам допустят…

— По плечу ли холопишке экое дело — сердцами заводчиков завладеть? — усумнился Хованский.

— Не он станет сердцами владать, боярин, мы станем. Он лишь письма свезет. Человек сей верен. Там у него отец. Заводчика Прошку Козу он знает. С моим человеком верным, подьячим Захаркой, знаком, — пояснил окольничий. — Боярин Илья Данилыч на промысел надо Псковом его обещал во дворяне возвесть — разорвется холоп ради чести.

— Из холопов дворян деять?! — воскликнул Хованский. — Много берет на себя кум Илья Данилыч! Эдакий дворянин, глядишь, на дворянской девице женится, а через два колена внуки станут себя от князя Рюрика почитать!.. С тобой холоп?

— Коней у двора бережет, — сказал Афанасий.

Первушку призвали в дом.

Войдя в покой, он помолился на образ, прежде чем отдал поклон боярину. Хованский разглядывал его, пока он крестился.

— Во дворяне лезешь, холоп? — резко спросил он.

— Государю служу по силе, боярин. Чего заслужу, тем пожалует, — отвечал Первой.

— Как же ты к ворам пойдешь? Головы не снесешь!

— Наше дело — куды укажут, туды идти. А башки что жалеть — не боярская голова: холопий кочан и срубят — иных много!

— Ты сметлив, — довольно сказал Хованский.

— Чем бог послал, — скромно отозвался Первушка.

— Иди. Как надобен будешь — скличу, — сказал Хованский.

— Сей в дворяне влезет! — признал он задумчиво, когда вышел Первушка, и добавил: — Что же, раз государь указал — оно и закон: будем сидеть в Новегороде, волховску семгу ясти да письма к ворам слать.

Глава двадцать третья

1

Конюхи и боярские слуги зубоскалили у дворцовых ворот, ожидая выхода бояр из Думы, которая нынче слишком засиделась.

Боярские холопы поддразнивали и подзадоривали друг друга, тихонько перебранивались, и по их перебранке было легко узнать о вражде или дружбе самих бояр.

Слуги Морозова и Милославского нападали на слуг Романова, слуги Черкасского не давали спуска холопам Милославского и Пронского. Шла грызня, в которую ввязывались люди Михаилы Волошенинова, Трубецкого и других бояр.

Драки между холопами случались не раз у дворцовых ворот, в то время как сами бояре сидели в Боярской думе с царем, хотя за тем, чтобы не было свары, и следила дворцовая стража и стремянные стрельцы, стоявшие у дворца в карауле.

Но в этот день не было шума среди холопов — они сами проголодались и распарились на припеке майского солнышка, ожидая окончания Думы и выхода из дворца господ. Заждавшиеся кони рыли копытами землю и тихо ржали. Их тоже замучил зной и раздражали мухи. Кто-нибудь из холопов то и дело, заслонив ладонью глаза от солнца, вглядывался в белизну дорожки, ведущей к воротам. И вдруг молодой холоп царского тестя крикнул:

— Идут!

С дворцового крыльца, шагая через ступеньку, быстро вышел во двор дядя царя, боярин Никита Иванович Романов, и направился к воротам.

— Воевода ярыжного приказа скачет! — бормотнул один из морозовских челядинцев, уверенный в том, что теперь не сможет никто огрызнуться, когда выходят бояре.

И все конюхи и боярские слуги вдруг встрепенулись, оправляя седла и богатые чепраки на конях, ожидая, что вслед за Романовым выйдут и все остальные.

— Татарин бежит! — озорно крикнул кто-то из толпы холопов.

Слуги боярина князя Черкасского взяли коней под уздцы.