Виолетта Гудкова - Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

• Название: Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
• Автор: Виолетта Гудкова
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Драматургия
• Год: 2002
• ISBN: 5-86793-166-8

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

---

Татаров. Праведница? Без греха?

Трегубова. Да.

Татаров. Я убежден, что грех у нее есть. А если его нет, то я его выдумаю.

Пауза.

Ее пригласили на этот пресловутый бал. Это уже большой козырь.

Трегубова. Она отказалась от платья.

Татаров (у стола). Потому что сперва пришло платье, потом приглашение. Если бы наоборот…

Трегубова. У нее нет денег.

Татаров. А! Это второй козырь[352]. Придумал! Гениальная мысль! Дайте ей платье в кредит. В платье, которое обшито кредитом, очень легко можно запутаться и упасть…

Трегубова (подходит к Татарову, медленно). Вы знаете, что вам я ни в чем не могу отказать. Но я боюсь.

Татаров. Чего? (6.IV.31 г.)

Трегубова. Вы сказали о ней: красавица из страны нищих. Ответьте мне: вы влюбились в нее?

Татаров. А! (Швырнул книгу.)

Входит Дмитрий Кизеветтер, молодой худощавый блондин, лет двадцати пяти. Сел.

Трегубова (переход к Кизеветтеру с материей).

Зачем вы пришли, Дмитрий?

Кизеветтер. Я ищу тебя, Николай.

Трегубова (идя за зеркало). Я вас просила, Николай Иванович, не назначать этому человеку свиданий у меня в доме.

Татаров. Он живет со мной, потому что он сирота и нищий. Вы же знаете, его отец, Павел Кизеветтер, был моим другом. Он с отцом бежал сюда, когда ему было двенадцать лет.

Трегубова. У вас есть свой дом.

Татаров. А в вашем доме? Я не могу принимать того, кто мне мил? А?

Трегубова. Я его боюсь (переход к креслу).

Татаров. Понимаю. Вы отказываетесь от дружбы со мной.

Трегубова (вышла к креслу). Вы меня измучили.

Башк/атов/ встает.

Кизеветтер. Тетушка боится меня. Ха-ха! Почему она боится меня?

Трегубова (к Татарову). Разве вы не видите, что он безумный?

Татаров. Глупости.

Кизеветтер. В чем же безумие мое?

Трегубова (тихо). Я не хочу, чтобы вы бывали здесь.

Кизеветтер. В чем же безумие мое?

Трегубова. Оставьте меня (плачет).

Молчание.

Татаров. Тише. Лидочка, бросьте. Ну, дайте руку. (Берет ее руку, целует. Поднимает ее голову и целует в губы.) Ну, успокойтесь, успокойтесь. (Посадил Р/емизову/ на кресло.) Отнеситесь к Диме ласковей. Он безработный. Думаете ли вы об этом? Ведь их рассчитали пять тысяч.

Кизеветтер. В кого мне стрелять за то, что меня рассчитали?

Татаров. В советского посла.

Трегубова (переход за кресло). Зачем вы говорите безумному такие вещи?

Татаров (пафосно, страстно, позируя). Европа ослепла. Дайте мне трибуну. Я закричу в глаза Европы: большевизм вторгается в тебя. Дешевый хлеб…[353] Каждое зерно советской пшеницы — бацилла рака. [Каждое зерно — новый безработный.] Европа, ты слышишь? Он съест тебя изнутри, рак безработицы. Дайте мне трибуну! Римский папа! Хм… Наденьте на меня тиару и далматик Римского папы… А? Я — я, а не он, жирный итальянец в очках, должен призывать ее на борьбу с большевиками.

Кизеветтер (смех). Ты бы хорош был в тиаре!

Татаров медленно уходит и садится за стол.

А тетушка смотрит на меня с ужасом. Она удивляется: Дима шутит. (С ненавистью самобичевания.) Я ведь ребенок, тетушка, совсем ребенок, воспитанник кадетского корпуса. И главное, добрый, очень добрый. Я никого не хочу убивать. Честное слово. И почему это я такие серьезные мысли должен продумывать, а?

Молчание.

Слышишь, Николай Иванович?

Татаров. Ну… (9.IV.)

Кизеветтер. Молодость — а?

Татаров. Ну…

Кизеветтер. Неужели молодым всегда приходилось продумывать такие трудные, кровавые мысли. А? Молодость. Всегда так бывало с молодыми, или бывало иначе? Шопен. Молодой Шопен, он тоже так странно жил? (9.IV.)

Татаров. Молодой Шопен жил на острове Майорка. У него была чахотка.

Кизеветтер (встал). Чудно. Чудно. Чудно. Своя кровь льется из своего горла (Сильно, нервно, яростно, рвя воротник.) А почему я [должен] не могу лить чужую кровь из чужого горла? А?

Трегубова (переходя к Татарову). Он бредит. Разве вы не слышите?

Кизеветтер. Я, например, ни разу в жизни не видел звездного неба в телескоп. Почему? Почему моей молодости не положено было смотреть в телескоп?

Трегубова. Я не могу слушать его.

Кизеветтер. А? А? У меня нет галстука. А галстуков сколько угодно. Денег у меня нет! А у кого деньги? Раздайте всем деньги! А? Слишком много населения, и слишком мало денег. Если население увеличивается, его надо уничтожать. Делайте войну! (Сел. Молчание.) Или, например, у меня никогда не было невесты. А? Я хочу, чтобы у меня была невеста.

Татаров (встал — к креслу). У тебя никогда не будет невесты.

Кизеветтер. Что? Почему? (Подход/ит/ к Татарову.) Почему? Почему? Почему?

Татаров. Потому что распалась связь времен[354].

Кизеветтер (кричит сухо, нервно). В кого мне стрелять, оттого что распалась связь времен? В кого стрелять?

Татаров. В себя.

Трегубова. Уходите. Вы слышите? Уходите. (9.IV.31.)

Татаров. Ну, успокойтесь! Дима. Ступай. (Кизеветтер — к стулу.) Подожди меня на скамье.

Кизеветтер (берет шляпу, бумажник, идет, пугает Трегубову). А тетушка боится меня!

Большая сцена ухода.

Кизеветтер уходит. Молчание.

Трегубова. Вы собираетесь уходить? Я думала, что вы переночуете.

Татаров (диктуя). Выслушайте меня внимательно. Завтра вы отправитесь в пансион. Возьмете с собой лучшие платья.

Трегубова. Я ей показала одно, которое она назвала серебряным. (Вытаскивает на середину сцены коробку.)

Татаров. Это магическая коробка. Вы не умеете мыслить символами, Лида. Эти блестки и нити, этот мерцающий воздух — знаете ли вы, что это такое? Это то, о чем запрещено думать в России. Это желание жить для самого себя, для своего богатства и славы, это человечно, и называется это — легкая промышленность… Это вальс, звучащий за чужими окнами, это бал, на который очень хочется попасть. Это — сказка о Золушке[355].

Трегубова. Вы так нежно меня поцеловали давеча. Я хочу вернуть вам долг. (Целует его.)

Татаров. Вы говорите: праведница, честность, преданность, неподкупность. Вы увидели на ней нити и блестки, которых на самом деле нет. И большевики, которым это выгодно, видят на ней этот наряд честности и неподкупности. А мне ведь ясно: королева-то голая[356]. И только теперь мы ее покажем миру в ее истинном виде, когда наденем на нее ваше платье. Ваше серебряное платье!

Трегубова. Вы меня очень нежно поцеловали, и я хочу вам вернуть долг с процентами. (Целует его.)

Татаров. Впустите ее в вашу коробку еще раз, скажите, что все это даром, и она сойдет с ума.

Стук в дверь.

Трегубова. Войдите.

Входит прислуга.

Горничная. Мадам, к вам кто-то.

Трегубова. Просите.

Входит Леля и становится на пороге.

Татаров выходит на передний план. Садится в кресло спиной к сцене. Надевает очки.

А… Прошу.

Леля. Вы узнаете меня?

Трегубова. Да! Г/оспо/жа Гончарова. Пожалуйста, прошу вас. (28.III.)

Леля. Я узнала ваш адрес у хозяйки пансиона.

Трегубова. Садитесь, будьте любезны. (К столу боль/шому/.)

Леля. Мне нужно платье.

Трегубова. Я рада вам служить, мадам. (Переход к Леле.)

Леля. Но дело в том, что (замялась)… хозяйка говорила мне, что вы допускаете кредит.

Трегубова. Да, мадам.

Леля. Я бы хотела то… (переход к кубу. Мнется.)

Трегубова. Серебряное?

Леля. Да.

Татаров. С кем вы говорите, Лида?

Леля привстала. Насторожилась.

Трегубова. Дама пришла за платьем.

Татаров. Я дремал.

Леля смущена присутствием постороннего.

Трегубова (успокоительно). Это мой муж.

Леля повернулась к кубу. Трегубова зажгла свет.