Теодор Старджон - Искатель. 1991. Выпуск №6

• Название: Искатель. 1991. Выпуск №6
• Автор: Теодор Старджон
• Издательство: М.: Молодая гвардия, 1991 г
• Жанр: Детектив
• Год: 1991

_{ПРИЛОЖЕНИЕ К ЖУРНАЛУ «ВОКРУГ СВЕТА»}
ИЗДАЕТСЯ С 1961 ГОДА
_{Выходит 6 раз в год. Распространяется только в розницу.}
Содержание:

Теодор Старджон

СВЕРХОРУЖИЕ

Повесть

Данил Корецкий

ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ

Роман

---

Жестом фокусника Сергеев шлепнул на полированный столик между початой бутылкой коньяка «Тиходонск» и фарфоровым чайником местного производства привычный предмет — паспорт гражданина СССР, не новый, немножко засаленный и помятый.

Медленно-медленно, как во сне, Попов потянул его к себе, раскрыл, уже зная, что увидит, и бросил обратно на стол. Этот документ принадлежал человеку, которому было отказано в праве на жизнь, которого юридически не существовало, и паспорт не мог находиться здесь, в обыденном и привычном мире, но он вопреки должному лежал рядом с коньячной рюмкой, заехав углом под блюдце, и его владелец, заснятый в сорок пять лет хмурым, решительного вида мужиком с внимательным цепким взглядом, еще жил и дышал в особом корпусе Степнянской тюрьмы, а если несгибаемой вале и точному расчету майора Сергеева удастся изменить неумолимую линию судьбы, то произойдет невиданное: списанный навечно в архив документ и приговоренный к смерти хозяин встретятся как ни в чем не бывало здесь же, в аккуратной уютной комнатке и начнут вторую жизнь…

Только сейчас Попов с удивительной четкостью осознал, что замысел Сергеева не просто авантюра, а авантюра, которая скорее всего удастся, бешеный напор ведущего бойца группы захвата сметет с дороги все барьеры, препятствия, преодолеет ловушки и контрольные рубежи. При одном непременном условии. Если он — Валерий Федорович Попов, законопослушный гражданин, капитан милиции с беспорочным послужным списком, согласится нарушить… Собственно, что нарушить? Он не давал присяги исполнять смертные приговоры, да и закон, запрещающий отнимать человеческую жизнь, не возбраняет ее оставлять… Да ладно, ерунда! Какая разница, что он нарушит! Надо дать согласие на невероятное, вопиющее нарушение должностных обязанностей, которое к тому же рано или поздно раскроется, ибо тайна, которую знают хотя бы три человека — уже не тайна, а тут и Ромов, и Буренко, а сколько случайностей подстерегают человека, живущего не на Марсе, не на необитаемом острове, даже не в Австралии, а в той же самой стране, в которой он числится расстрелянным по приговору суда, да еще при отсутствии чемодана денег, конспиративных связей, сети явочных квартир, сообщников…

— Ну, что ты молчишь? — голос Сергеева вывел Валеру из оцепенения. — Что скажешь?

— Ради чего все это? В конце концов наше дело исполнять чужие решения… Можно отказаться…

Самому Попову то, что он говорил, казалось маловразумительным и невнятным…

— Неужели ты не понимаешь, что этим его не спасешь? — громко произнес он и посмотрел товарищу в глаза. — Продлишь агонию — и все… Разве сможет нормальный, обычный человек провести всю жизнь на нелегальном положении?

Сергеев на миг отвел взгляд, но только на миг.

— Завтра, послезавтра, через год приговор могут пересмотреть, это раз. Лунин — не обычный человек, у него милицейский опыт, он знает все крючки, на которые мог бы попасться, — это два. У него есть родственники в селе на Алтае, они ничего не знают, примут его, легализуют, ведь его никто не будет искать — это три. Но я понимаю, все это лотерея — пятьдесят на пятьдесят…

Сергеев тяжело вздохнул.

— Я обязан ему жизнью. И не хочу выполнять роль забойщика или наблюдателя. Послушай, что я расскажу…

Через два часа Валера Попов продуманно и взвешенно дал окончательное согласие на невероятный, но теперь представляющийся вполне реальным план освобождения приговоренного Лунина. Еще два часа товарищи обсуждали детали этого плана. Казалось, они учли все мелочи, шероховатости и случайности. Но одного фактора они вообще не принимали в расчет. В центральной городской больнице выздоравливал и готовился к выписке после долгой и тяжелой болезни пациент Лебедев — вохровец с завода «Прибор».

Он с детства ненавидел свое имя. Единственный Гоша на улице, в детском саду, потом в школе — он постоянно оказывался мишенью насмешек и острот, в которых его имя глумливо рифмовалось, коверкалось и трансформировалось в разные неприличные слова.

Когда заплаканный Гоша прибегал домой с очередной жалобой на безжалостных сверстников и в который раз высказываемым требованием изменить имя, мать говорила: «Это они завидуют. Имя редкое, красивое, такого ни у кого нет. Не обращай на дураков внимания». И он успокаивался, потому что свято верил тому, что говорят взрослые, особенно родители, воспитатели, учителя. Но и здесь подстерегали разочарования.

В первом классе Лидия Михайловна отлучилась с урока, дав наказ: «Сидите тихо, а про тех, кто будет шуметь, расскажите мне, я их накажу». Добросовестный Гоша Лебедев старательно записал, кто болтал, кидался бумажными шариками и запускал голубей, а когда урок возобновился, поднял руку и, честно глядя в глаза учительнице, сообщил о нарушителях дисциплины. Лидия Михайловна отругала их, но как-то вяло, а его похвалила, но тоже без особой искренности. Зато на перемене «Гошке-сексоту» устроили форменную травлю, и он убежал из школы, а потом та же Лидия Михайловна сказала матери, что он должен уметь строить отношения в коллективе и что ябед нигде не любят. Совершенно дезориентированный Гоша выместил, злобу на соседском коте, но стал умнее: когда завуч призывала честно встать и рассказать, кто вырвал листы из классного журнала, он сдержал себя, дождался перемены и высказался в кабинете, без свидетелей.

Года два спустя Мишка Кульков натер мылом доску, сорвав несколько уроков, расследование проводил сам- директор, который обратился к пионерской совести каждого, привел в пример Павлика Морозова, напоминал про честь, смелость и принципиальность, в груди у Гоши ворохнулось что-то теплое, и хотя он боялся мосластого, с несуразно большими кулаками Кулькова, но встал и, преодолевая страх, выложил все начистоту.

И снова правильный поступок не вызвал симпатий у соучеников, а Кульков пообещал после уроков оторвать голову. Пришлось спасаться неправильными способами: замахиваться кирпичом и громко материться. «Псих какой-то!» — сплюнул Кульков и отвязался.

«Ножницы» между должным и сущим с каждым годом становились все шире. Прилежно зубривший уроки Лебедев учился в основном на тройки, а Вовчик Сидоркин едва заглядывал в учебники, зато хватал смысл на лету и был круглым отличником. Летние трудовые лагеря, призванные укреплять здоровье и закалять характер, принесли Гоше дизентерию и хронический бронхит. В десятом классе на физкультуре он неудачно прыгнул через «коня» и получил сотрясение мозга.

Он надеялся, что явная неправильность жизни сопутствует только школьным годам и после получения аттестата все пойдет так, как положено. Начать новую страницу биографии поможет армия — кузница настоящих мужчин. Гоша представлял, как вернется из воздушно-десантных войск: окрепший, загорелый, владеющий всеми видами рукопашного боя, в залихватски облегающей форме, увешанной значками воинской доблести…

Но в армию его не взяли по здоровью, пришлось ехать за славой по комсомольской путевке на Всесоюзную стройку, куда посылали лучших из лучших и где ковалось будущее страны. Лебедев рассчитывал заработать там орден или, на худой конец, медаль, завоевать авторитет и признание, обрести верных друзей и — чем черт не шутит! — хорошую спутницу жизни.

Однако и на Всесоюзной ударной все оказалось неправильно: приписки, воровство, пьянство, убогие бытовые условия… Хуже всего, что вместо самых наипередовых комсомольцев работали здесь откровенные босяки, условно осужденные и бежавшие за городским счастьем сельские парни. За излишнее усердие, ведущее к срезанию расценок, Лебедева сразу же поколотили, потом пару раз обыграли в карты, украли пиджак, а стокилограммовый уголовник по кличке Утюг пытался сделать из пего «шестерку», заставляя стирать себе белье, бегать за папиросами и стоять в очереди за водкой. В конце концов Лебедев подстерег Утюга в коридоре общаги и выплеснул на него кастрюлю кипятка, после чего забрал заранее уложенные вещи и немедленно уехал обратно в Тиходонск.

Он поступил на «Прибор» — солидный, с устойчивой репутацией завод. Фундаментально выполненная Доска почета с красивыми цветными фотографиями передовиков показывала, что здесь умеют ценить добросовестный труд. Отдельно висели портреты рабочих — героев труда, делегатов и депутатов. Гоша задумался о новых перспективах: от станка можно выдвинуться в политики, профсоюзные активисты, да мало ли куда…

Он выучился на токаря, получил разряд, стал работать самостоятельно. Приходил раньше всех, уходил последним, но с трудом выполнял норму, к тому же много заготовок отправлял в брак. Несмотря на это, начальство относилось к нему хорошо, ставило в пример пьяницам и прогульщикам, за безотказность при отправлении на сельхозработы наградило грамотой.

Но ордена и медали, конечно, не светили, в депутаты тоже пробиться вряд ли удастся, тем более их теперь не назначают, как раньше, а выбирают из нескольких претендентов… Лебедев понимал, что если начальство и выдвинет его за трудолюбие и послушание, то предвыборную борьбу он все равно проиграет. Жить стало скучно, а тут попалось на глаза объявление о вакансиях в охране, и Лебедев сделал выбор.