Галина Черноголовина - Хрустальный лес

• Название: Хрустальный лес
• Автор: Галина Черноголовина
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1975

Рассказы об амурских ребятах и повесть о детях, которые живут в степном целинном крае и помогают взрослым выращивать хлеб.

---

Катя долго сердиться не умеет. На следующий день она опять шла домой с Эдиком, и опять он нёс её портфель и рассказывал, как он с папой и мамой катался на большом белом теплоходе по Чёрному морю…

— А он какой, пароход? Больше нашей школы? — спрашивала Катя.

— Глупая, не пароход, а теплоход. Конечно, больше, туда таких школ штук десять поместится, а то и двадцать. Вот!

Время летело быстро. Вот и снег выпал, и морозы ударили. А в декабре случилась небывалая в этих местах оттепель. Подул влажный весенний ветер, из обмякшего снега стало хорошо лепить снежки, и на реке затемнели полыньи. Можно было бы подумать, что уже весна, если бы не ночи, такие длинные, что в классе на первом уроке ещё горели лампочки.

В это утро Катя собралась в школу раньше обычного: ей давно хотелось прийти самой-самой первой и всё никак не удавалось. Когда она вышла из дому, ещё горело много звёзд. За ночь подмёрзло, и под калошами звонко хрустел ледок. Над школьным крыльцом светила большая яркая лампочка, а окна классов были ещё темны.

«Сегодня я самая первая!» — обрадованно подумала Катя и уже хотела вытереть ноги и взбежать на крыльцо, как вдруг словно кто тронул её за плечо. Катя подняла глаза и замерла в восхищении. У школьного крыльца росла черёмуха — это её ветку задела Катя. Черёмуха была высокая, развесистая. Весной она наряжалась в пышные белые кружева, а летом радушно угощала всех черной, вяжущей во рту ягодой. Со всей округи слетались к ней птицы, сбегались дети. А сорвут последнюю ягодку — и снова все забывают про черёмуху. Разве щеголеватый скворец усядется осенью на ветку отдохнуть по дороге в тёплые края и прочирикать прощальную песенку да какой-нибудь озорник просто так заберётся на самую макушку — того и гляди, обломит.

Черёмуха стояла тихая, неприметная, копила силы к весне, чтобы опять одеться в белые пахучие грозди. Но в это утро черёмуху словно подменили. Она как будто сбежала из Катиного хрустального леса: точно так же искрились, переливались разноцветными огнями её ветви; тихо-тихо звенели они от лёгкого ветерка, и Кате почудилось, что она слышит в этом хрустальном звоне знакомую песенку:

Дилинь-дон, дилинь-дон…
Это сказка или сон?

— Ты чего здесь стоишь? — раздался сзади громкий голос Эдика.

— Смотри, Эдик, — почему-то шёпотом сказала Катя. — Черёмуха стала хрустальная…

Эдик громко засмеялся:

— Выдумщица ты, больше никто… Глупышка. Это же снег на ветках растаял, а потом они ночью обледенели. Мне папа говорил… Вот, смотри…

Он взял палку и стукнул по стволу. Черёмуха качнулась; тонкие льдинки, звеня, посыпались на мёрзлый снег.

— Поняла? — обернулся Эдик к Кате. — Давай подержу портфель, пока ты ноги вытираешь.

Но Катя не отдала портфель, а вместо этого несколько раз стукнула им Эдика. От неожиданности Эдик заморгал глазами. Другой мальчишка на его месте наверняка дал бы сдачи, но Эдику мама не разрешала ни с кем драться.

— Вот погоди, — пригрозил он, — я Антонине Ивановне скажу!

— Ну и говори! — крикнула Катя, убегая. — Хоть десять раз говори!

Антонина Ивановна пришла в класс ещё до звонка. Эдик сразу подбежал к ней:

— Антонина Ивановна, а чего Жданкина портфелем дерётся?

— Как же так, Катюша? — спросила учительница, подходя к девочке.

— Да, а чего он черёмуху палкой бьёт?

— А пусть не говорит, что она хрустальная, — вмешался Эдик.

— Кто хрустальная? Катя или черёмуха? — удивилась Антонина Ивановна. — Ничего не понимаю. Ну-ка объясните мне.

И пришлось Кате рассказать всё-всё: и про хрустальный лес, и про зайца с лисой, только про песенку она ничего не сказала, потому что не была уверена, слышала ли её на самом деле.

— Видите, она всё выдумывает, — снова вмешался Эдик. — Не слушайте её, Антонина Ивановна. Хрустального леса и на свете нет, правда?

Антонина Ивановна ничего не ответила Эдику. Она только улыбнулась и сказала:

— Ребята, давайте оденемся и выйдем во двор.

— Зачем? — удивился Эдик. — Ведь сейчас не физкультура…

— Одевайся без разговоров! — неожиданно прикрикнула на Эдика Антонина Ивановна. — Мы идём на экскурсию, понятно?

Эдик обиженно замолчал и, сопя, стал натягивать пальто. Пока оделись и вышли, уже совсем рассвело и лампочка над крыльцом, которую забыли погасить, была почти незаметна.

Катя сбежала с крыльца и остолбенела: где же хрустальное дерево? Черёмуха стояла тихая, задумчивая. С её ветвей свисала пушистая белая бахрома, такая лёгкая, что ветви ничуть не гнулись, и казалось, что на них распустились лёгкие белые листья… Так же тихо, торжественно, все в белом стояли и другие деревья вдоль школьной ограды. А небо было розовое от зари…

— Как красиво!.. — тихо прошептала одна из девочек.

— Точно в сказке… — добавила другая.

Антонина Ивановна ничего не говорила. Она задумчиво смотрела на черёмуху, и на её бровях, на шапочке, на воротнике тоже засеребрился, закурчавился иней.

— Зря только ходили, — сердито сказал Эдик. — Ничего особенного.

Все укоризненно посмотрели на Эдика, а Антонина Ивановна поправила на нём шарфик и почему-то вздохнула.

После уроков, когда стали собираться домой, Катя по привычке протянула Эдику портфель, но потом вспомнила об утренней ссоре и отдёрнула руку.

На дворе светило солнце, с крыш капало; крыльцо и деревянный настил возле него дымились, как весной. Черёмуха стояла у крыльца тёмная, невзрачная, с голыми узловатыми ветками, ни дать ни взять Золушка, которая возвратилась с королевского бала и снова надела своё старенькое платьице.

Эдик шёл впереди, не оглядываясь на Катю, даже уши его шапки сердито топорщились. Нет, Катя не могла, чтобы на неё долго сердились. Она догнала Эдика и спросила:

— А у Чёрного моря черёмухи растут?

— Вот глупышка! — обрадовался Эдик и взял у Кати портфель. — Там пальмы растут, кипарисы. Они вечнозелёные. А хрустальный лес только в сказке бывает. Поняла?

— Ага! — согласилась Катя.

Спорить ей больше не хотелось. Не всё ли равно? Ведь, если верить бабушке, и сама она, Катя, тоже из сказки. Может, поэтому она и видела хрустальный лес, а вот Эдик так и не увидел.

Непохожие сестры

На иных сестёр посмотришь и не можешь удержаться, чтобы не сказать: «До чего же вы похожи!»

А вот про Таню и Наташу Даниловых всегда говорят с удивлением: «Родные сёстры, а такие разные…»

Правда, ростом Таня и Наташа почти одинаковы, хотя Наташа уже в третий перешла, а Таня только нынче в школу пойдёт. У Тани лицо круглое, щёки румяные, короткие каштановые косички забавно торчат в разные стороны; вся она как сбитая, крепкая, загорелая. А Наташа — вся в маму: волосы светлые, кудрявые, а глаза какие-то даже чересчур синие, будто их Наташа взяла да синим карандашом и подголубила. А уж худенькая, словно тростинка. Её даже в акробатическом этюде брали старшеклассники участвовать, потому что она легче пёрышка к потолку взлетает. С тех пор Наташа стала ходить как-то по-особенному, чуть приподнимаясь на цыпочки, а мизинчики отставляет: кажется, вот-вот возьмётся за края юбочки и начнёт раскланиваться, как артистка в цирке.

— Наша Натка оттого такая худая, — говорит Таня, — что за столом ничего не ест, всё капризничает: «Молоко с пенкой, не хочу… Суп с луком, не буду…» А я всё ем — и с луком, и без лука, зато вот какая!

Она растопыривает руки с толстыми короткими пальчиками и несколько раз оборачивается на месте.

— Молчала бы! — сердито обрывает её Наташа. — Может, я потому и ем мало, чтобы не быть такой толстой, вроде тебя. Как ты через скакалку прыгаешь? Бух, бух, земля дрожит! Правда, Вера?

Вера Козочкина — это подружка Наташи, их дом по соседству с Даниловыми. Она тоже в третий перешла. Сейчас лето, каникулы, и девочки целыми днями играют втроём на большой зелёной поляне, что на краю нашей Осиновки.

— Ты только посмотри, Вера, — говорит Наташа, указывая на Таню, — ей же ноги от земли оторвать трудно.

Смотреть, как прыгает Таня, и вправду немножко смешно. Скакалку она поднимает, будто гирю пудовую, даже назад перегибается, а скакалка еле-еле движется у неё в руках. Заснуть можно, пока она её переступит. Но зато, если не глядеть, как Таня скачет, а только слушать, можно подумать, что там вихрь сплошной.

— Раз, два, три, четыре! — быстро-быстро тараторит Таня, а скакалка ещё только один круг делает. — Пять, шесть, семь, восемь! — ещё круг…

— Не хитри, не хитри! — кричит Наташа. — Ишь какая! Или прыгай быстрей, или считай медленней. Правда, Вера?

Вера молчит и улыбается.

— Ну что же ты молчишь, Вера? — выходит из себя Наташа. — Смотри, она пять раз прыгнула, а двадцать насчитала. Отдавай скакалку! — набрасывается она на сестру, видя, что та запнулась, но продолжает скакать. — Всё равно теперь не считается.