Питер Бигл - Соната единорогов

• Название: Соната единорогов
• Автор: Питер Бигл
• Жанр: Фэнтези

У тринадцатилетней Джой почти ничего не получается в школе. Нет такой контрольной, которую бы она не могла завалить. Но у Джой есть талант — она очень одарена в музыкальном плане. Именно поэтому ее так часто после уроков можно встретить в магазинчике Папаса, который помогает девочке заниматься музыкой. И вот однажды у Папаса появляется загадочный посетитель, который хочет продать ему рог, из которого буквально льется чарующая музыка. Но цена слишком высока, продавец хочет получить золото, много золота, а музыка, услышанная однажды, не дает покоя Джой и манит ее в волшебную страну, населенную прекрасными единорогами, фавнами и другими сказочными существами. Но даже в волшебной стране есть свои проблемы, Джой переживает за своих новых друзей и пытается им помочь. Девочка узнает, что, оказывается, единороги посещают и наш мир, а некоторые из них даже живут среди нас под видом людей. Вы никогда не задумывались, что человек, которого Вы знаете, может оказаться единорогом?

Перевод с английского Сергея Ильина.

---

Юноша перевел взгляд с него на Джой, потом обратно. С небрежным любопытством глянул на монеты и Джой показалось, что начальная опасливость Индиго снова распахивает глубины его темно-синих глаз. Глядя в лицо Джой, он зачерпнул полную пригоршню монет, наморщил лоб.

— Берите, — нетерпеливо повторил Джон Папас. — Решайтесь, они все настоящие, у любого скупщика вы получите за них хорошие деньги, а у коллекционера так и еще побольше.

Он втиснул ящик в руки юноши и потянулся к серебристо-синему рогу.

— Нет, — резко сказал Индиго. — Нет, этого мало.

Неожиданно повернувшись, он вложил рог в руку Джой. На миг их пальцы соприкоснулись и Джой костями ощутила нежную, жаркую дрожь.

— Играй, — сказал Индиго. — Покажи ему, почему этого мало.

Рог пахнул далекими цветами. Едва он коснулся губ Джой, как обратился в одно целое с нею, они вместе ощущали и создавали музыку и никаких перегородок не было между ними. Она не сознавала даже, что дует в рог или что пытается слепить из звуков мелодию — музыка просто была с нею, и всегда была с нею, протанцовывая на своем пути сквозь Джой. «И что-то еще было со мной», что-то окружающее ее отовсюду, долгожданное и пугающее вместе, что-то, что она сразу увидела бы, если б открыла глаза. Но глаза закрылись, как только она заиграла, и Джой держала их закрытыми, потому что какую-то ее часть снедал слепой страх.

Далеко-далеко голос Индиго сказал: «Довольно». Джой потом часто гадала, перестала ли бы она играть — или перестали бы играть на ней, — если бы он не заговорил. Дрожащими руками она положила рог на прилавок и открыла глаза. Джон Папас смотрел на нее взглядом, в котором ужас мешался с безумной радостью, а странный юноша улыбался, снимая с прилавка серебристо-синий рог.

— Мое имя Индиго, — сказал он. — Запомните меня, Папас Музыка. Возможно, я еще загляну.

И с этими словами он ушел, исчез в такой же полноте, в какой присутствовал здесь, когда Джой поворотилась, пропылесосив черную лестницу. Очень медленно она приотворила дверь, поморгала, озирая знакомый мир, но никаких признаков юноши не обнаружила. За спиной ее Джон Папас негромко сказал: «Закрой ее. Закрой ее, Джозефина».

Джой захлопнула дверь, прислонилась в ней спиной. Джон Папас стоял у прилавка, вытирая мокрый лоб. Он походил на себя в большей мере, думала Джой, чем с тех пор, как в магазине появился Индиго, но выглядел постаревшим и очень усталым. Он бесцельно перебирал в ящике старые монеты, не глядя на них.

— Вы с ним уже встречались? — спросила Джой.

Джон Папас мгновенно поднял на нее глаза.

— С кем, с ним? Думаешь, я стал бы встречаться с теми, кого зовут Индиго, Желтый Кадмий, как там еще? Думаешь, я из тех, кто водит знаком с людьми наподобие этого мальчика? Забудь. Я его в жизни не видел.

Что-то уж больно он рассердился. Ему это не шло. Джой сказала:

— Ну, так это выглядело со стороны. И еще было похоже, что музыку вы тоже узнали.

Она ощущала усталость, раздражение и еще что-то непонятное.

Джон Папас проглядел на нее очень долгое, как ей показалось, время. Глаза его были пусты — ничего в них, только ее отражения. Джой глазела в ответ, упрямо отказываясь моргать. Джон Папас поскреб в затылке и медленно улыбнулся, одним краем рта, как будто в губу ему засадили крючок.

— Джозефина Ривера, — сказал он.

Затем произнес что-то на другом языке и следом по-английски:

— Джозефина Ривера, откуда ты вообще взялась? Откуда ты, зачем торчишь со старым греком в пыльной старой музыкальной лавке? Почему не играешь в бейсбол, футбол, не гуляешь с мальчиками, не танцуешь? В кино, наконец, не идешь? — он все еще боролся с улыбкой, но она уже вторглась в его глаза.

— Бейсбола я не люблю, — ответила Джой. — Мальчиков у меня нет, танцую я плохо, все так говорят. А здесь мне нравится, помогать и вообще. Я просто хочу, чтобы вы объяснили мне, что происходит. Что уж такого дурного, спросить об этом?

Джон Папас вздохнул.

— А то, что отвык я от них, от разговоров, не связанных с музыкой или починкой инструментов. Поживи одна, вроде меня, так и забудешь, как люди разговаривают.

Он подергал себя за усы, за один, потом за другой, пригладил оба костяшками пальцев. И наконец, сказал:

— Джозефина Ривера, у тебя возникало когда-нибудь чувство, будто кто-то идет рядом с тобой — стоит лишь чуть повернуть голову и вот он? Но только, когда оборачиваешься, никогошеньки там нет. Ощущала когда-нибудь такое?

Джой кивнула.

— Вроде как кто-то смотрит на тебя, а ты его не видишь?

— Примерно так, — согласился Джон Папас. — И может, похоже еще на то, что смотришь-то ты сама, смотришь на что-либо, оно здесь, прямо через улицу, но только ты видишь маленький его кусочек, а целого — никогда. Такое с тобой бывает?

— Думаю, да, — медленно ответила Джой. — Абуэлита — моя бабушка, — когда я была совсем маленькой, повторяла, что если достаточно быстро повернуть голову, то можно заглянуть себе в ухо. Примерно на это похоже.

Джон Папас приобрел вдруг вид совсем усталый, отсутствующий.

— Ага, — сказал он. — Ладно, ты просто держи глаза открытыми, вот и все.

Он снова потер усы, сунул ящик с монетами под мышку и повернулся, чтобы уйти в мастерскую.

— Этот юноша. Индиго, — сказала Джой.

Джон Папас остановился, не оборачиваясь.

— Ничего не имею сказать. Иди домой, я нынче закроюсь пораньше, такое у меня настроение. До свидания.

— Ладно, — сказала Джой. — До свидания.

Голос ее звучал тонко, обиженно и она злилась на себя за это. Она шагнула к старику, собираясь спросить: «Хотите я завтра приду?» — и замерла, потому что снова вернулась музыка…

…теперь далекая, только почему-то во времени, а не в пространстве, звук, обладающий запахом, зеленым и смуглым, запахом яблок, и больших, нагретых солнцем перьев. Мелодия парит и просит и вдруг падает вниз, будто бумажный змей, то близкая, как мое дыхание, то настолько далекая, что мне приходится вслушиваться кожей, не ушами. Где это, где? Я должна попасть туда.

Она не сознавала, что шепчет последние слова, не сознавала, пока не услышала голос Джона Папаса:

— Что где? О чем ты говоришь?

— О музыке, — ответила Джой. — Та же музыка, откуда она?

Джон Папас молча глядел на нее.

— Здесь, сейчас, прямо сию минуту, — ошеломленно оглядевшись, она побежала к двери, крича: — Откуда она? Она повсюду, неужели вы не слышите?

Дверь, как всегда, заело, дергая ее, пытаясь дорваться до музыки, Джой потянула запястье и сломала ноготь.

Тут рядом с ней оказался Джон Папас, ласково положил ладонь ей на плечо. Музыка стихала, хоть Джой еще слышала ее волосками предплечий, ощущала ее вкус на пересохших губах.

— Ступай домой, Джозефина Ривера, — негромко сказал Джон Папас. — Ступай прямиком домой, нигде не останавливайся и ничего не слушай. Включи плеер и слушай его. Мы с тобой потом поговорим подробнее, может быть, завтра. Вот, держи, твои учебники. Ступай. Теперь домой.

— Это тот юноша, — сказала Джой. — Индиго. Музыка началась с него. Мистер Папас, я должна понять…

— Завтра, — сказал Джон Папас. — Может быть. Теперь домой.

Он пинком распахнул дверь, вытолкал Джой на улицу и уже опускал узкие жалюзи и переворачивал картонную табличку словом «ЗАКРЫТО» наружу, когда Джой вновь взгромоздила на плечи рюкзак.

Глава вторая

Первое число месяца, поэтому к обеду приезжает Абуэлита. За стол уселись позже обычного, поскольку мистеру Ривера пришлось после работы ехать за Абуэлитой в пансион-интернат «Серебристые сосны» и потом везти ее домой. Она сидела за столом напротив Джой: маленькая, смуглая, кругленькая, гладкие черные волосы ее поредели, но сверкали по-прежнему. Каждый раз, ловя взгляд Джой, Абуэлита улыбалась улыбкой медленной и завершенной, как восход солнца.

Джой так толком и не знала сколько бабушке лет — отец любил повторять, что Абуэлита и сама-то не знает, — и с самого детства Джой было по-настоящему трудно представить ее отцовой матерью. Дело тут было не в отсутствии сходства, поскольку черные волосы, коротковатые пальцы и маленькие, изящные уши мистера Ривера были точь-в-точь как у Абуэлиты; дело было скорее в том, что глаза его никогда не принимали своенравного, неуяснимого выражения, никогда не мелькало в них быстрое, потаенное озорство, которое Абуэлита обнаруживала только перед Джой. Джой, совсем еще маленькую, донимала тревожная мысль, что Абуэлита вовсе и не член их семьи, просто она взяла их всех под свое крыло из каких-то одной только ей ведомых соображений и в любой миг может удрать к своим настоящим детям и внукам. Ей и поныне снились такие сны.

На громком каульском испанском Абуэлита расспрашивала сидящего рядом с сестрой десятилетнего брата Джой, Скотта, о его школьных делах. Скотт ерзал на стуле, гонял по тарелке куски и все поглядывал на отца. Мистер Ривера отвечал за него по-английски.