Бьёрн Хеммер - Ибсен. Путь художника

• Название: Ибсен. Путь художника
• Автор: Бьёрн Хеммер
• Издательство: ОГИ, Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-94282-562-1

Книга современного норвежского исследователя Бьёрна Хаммера — масштабное исследование творчества великого поэта и драматурга Хенрика Ибсена (1828–1906).

Автор рассматривает творческую эволюцию Ибсена в широком историческом и культурном контексте событий конца XIX — начала XX века, соотнося факты жизни драматурга с историей создания ибсеновских пьес и их последующей постановкой на театральных сценах Европы и Америки.

Исследователь предлагает современную интерпретацию творчества драматурга, используя материалы его обширной переписки и другие мало известные российскому читателю источники.

---

Он умеет признавать свои ошибки — например, то, что не способствовал душевному развитию Эллиды, а хотел, чтобы она оставалась такой, как была. Сама Эллида обвиняет его в том, что он лишил ее человеческого общения, не давал ей взять на себя никакой ответственности. Оказалось, что у нее нет обязанностей, нет сознательного участия в совместной жизни.

Эллида беспощадно вскрывает все эти проблемы, пытаясь объяснить мужу, что он еще может ее удержать, но его авторитет не простирается до глубин ее души. А там, в подсознании, ею управляет иная сила, и если эта сила повлечет ее к Неизвестному, Вангель не сможет ничего сделать. «И к тому же мне не за что ухватиться, чтобы устоять. Тут дома ничто меня не манит, не привязывает. У меня нет тут корней, Вангель. Дети не принадлежат мне — то есть сердца их. И никогда не принадлежали. При отъезде отсюда, если я уеду или с ним сегодня ночью, или в Шоллвикен завтра утром, — мне не придется даже сдать ни единого ключа… отдать какого-либо распоряжения на будущее время. Вот до чего я была лишена всякой почвы в твоем доме! Стояла совершенно в стороне от всего, с первой минуты, как вступила в него».

Вангель говорит, что хотел сделать как лучше, лучше для нее. Она отвечает: «О да, Вангель, я хорошо знаю. Но вот и возмездие за это. Кара. Теперь меня ничто не связывает… не удерживает и не поддерживает… Я не чувствую никакого влечения к тому, что должно было быть нашим общим сокровенным достоянием».

Поразительно, что Эллида упоминает здесь совершенно иное влечение и другую привязанность — не те, что влекли ее к Неизвестному. Направленная вовнутрь привязанность могла бы послужить противодействием ее страстному стремлению вовне. Слова Эллиды выражают глубокую потребность в этом. А Вангель между тем признается, что в Эллиде есть нечто такое, чего он не в силах понять, — именно это делает ее столь интересной, столь притягательной — и одновременно пугающей: «И в тебе есть эта жуть. Ты пугаешь и манишь».

Уж кем-кем, а нудным моралистом Ибсен никогда не был. Он вовсе не отрицал ключевой роли сексуального влечения в жизни людей (слова Освальда в защиту юношеской любви в «Привидениях» — лучшее тому доказательство). Ибсен был убежден, что в тогдашней викторианской эпохе господствовала неестественная и двусмысленная мораль. Публично утверждалась одна моральная норма, на практике — совершенно другая.

В буржуазных кругах существовала отдельная нравственность для женщин и для мужчин. Интересным документом на эту тему является открытое письмо профессору Монраду, опубликованное без подписи в «En Quinderøst» (Кристиания, 1886). Анонимным автором письма была Ханна Андерсен Бутеншён. Она же в свое время выразила согласие с трактовкой образа женщины в «Гедде Габлер». Бутеншён обвинила Монрада в том, что он отстаивает двойные стандарты в морали.

Ханжество тогдашней морали в области сексуальных отношений и различия в соответствующем жизненном опыте мужчин и женщин приводили к катастрофической нехватке взаимопонимания и равноправия между полами. Систематическое замалчивание многих тем в процессе воспитания и поведение мужчин, которое не всегда удавалось скрыть, вызывали у женщин искаженное восприятие секса и его роли в супружеской жизни. Одной из таких женщин, жертв тогдашней морали, станет следующая героиня, которой Ибсен подарит литературную жизнь, — Гедда Габлер.

В драме о гордой генеральской дочери Ибсен продолжает размышлять над непростой проблемой личной свободы и способности человека к преображению. Гедда Габлер, которая только и делает, что защищает свою свободу, является провокативным, вызывающим беспокойство образом. В произведениях Ибсена у нее найдется немало сестер по духу. Но вопрос, который ставит Ибсен с помощью всех этих образов, следующий: о какой свободе идет речь — с ответственностью или без нее? Эллида отвечает на этот вопрос по-своему. Гедда по-своему.

Последнее прибежище генеральской дочери: «Гедда Габлер»

Дочь покойного генерала Габлера Гедду, по мужу — Тесман, не так-то просто охарактеризовать. Ни персонажам, которые окружают ее на сцене, ни тем более нам, читающим эту драму. Кто же она? Холодная, расчетливая и властная женщина, какой она предстает перед нами, или, может быть, за этой оболочкой скрывается отчаявшийся человек? Гедда на самом деле злая ироничная эгоистка — или ее вынуждает к этому окружающая действительность, которая то и дело издевается над идеалами? Мечтает ли Гедда о свободе и не эта ли самая мечта превращает ее в разрушительницу? В своих черновиках Ибсен отмечал, что в глубине души Гедды сокрыта «истинная поэзия». Но в ходе работы над пьесой он мог изменить свое мнение о ней, как не раз случалось с его героями, начинавшими жить «собственной» жизнью и вести себя вовсе не так, как он это задумал.

В словах и поступках Гедды, без сомнения, много сарказма и холода. Ибсен не раз подчеркивает это в своих ремарках. Но что скрывается за таким ледяным фасадом? Когда знаменитой английской актрисе Пегги Эшкрофт в 1954 году случилось работать над ролью Гедды, она была вынуждена долго вчитываться в текст пьесы. Ей казалось, она просто обязана найти правдоподобную трактовку роли и создать соответствующий образ на сцене. В ходе работы над ролью она все больше убеждалась, что Гедда похожа на «айсберг с пылающим глубоко внутри огнем».

Образ Гедды, созданный Пегги Эшкрофт, имел международный успех. Спустя несколько лет во время гастролей в Осло она изложила свое понимание этого образа. Журналист, бравший у нее интервью, спросил, не следует ли считать Гедду, по сути, фригидной. «Нет, — воскликнула Пегги Эшкрофт, — я бы скорее назвала ее застывшим пламенем!»

Холодность Гедды бросается в глаза. Гораздо труднее заметить огонь, пылающий у нее внутри. Вопрос в том, что именно в Гедде вновь и вновь так восхищает и завораживает публику, хотя ее поступки сами по себе провоцируют и вызывают отвращение. Необъяснимым образом ее жизнь на сцене приобретает трагический формат — до такой степени, что и в зрителях пробуждается сострадание, ощущение трагичности судьбы. Гедда вслепую борется с враждебными силами, которые одолевают ее.

Если бы она была однозначно холодной, темной и демонической личностью, как полагали многие исследователи Ибсена, тогда у зрителей возникало бы ощущение, что она просто получает по заслугам. И улетучилось бы впечатление, что на твоих глазах происходит человеческая трагедия. В таком случае публику завораживала бы прежде всего порочность Гедды, а катарсис, «страх и сострадание», которые должны вызываться трагедией, не получили бы выхода. Но в Гедде есть нечто, что привлекает к ней публику. Это нечто должно проглядывать, просвечивать сквозь ее холодность. Это некое стремление или некая потребность, которая и одухотворяет ее. Это тот самый огонь в ней, который таится за толстым слоем льда.

Нетрудно заметить, что у Гедды много общего с другими персонажами Ибсена, например с Эллидой Вангель. Изначальное одиночество и отсутствие материнской заботы наложили отпечаток на обеих женщин. Вся их жизнь — это жажда. Сосущая пустота терзает Гедду с самого начала ее супружества, когда она стала женой мелкого буржуа и поселилась в доме, который обустраивали другие люди и который долгое время оставался нежилым. Эта ситуация почти парализует ее, она живет в совершенном неведении и страхе перед будущим. Подобно Эллиде, Гедда боится, что беременность и дети могут разрушить ей жизнь.

Откровенный мезальянс

Гедда Габлер вступила в брак с Йоргеном Тесманом по причинам довольно-таки загадочным. Он абсолютно не отвечает ее требованиям и представлениям об идеальном муже. Он не принадлежит к ее социальному кругу и вообще, похоже, не имеет с ней ничего общего.

Все указывает на то, что она, как и многие другие персонажи Ибсена, вступила в брак по каким-то исключительным причинам. Уж конечно, она сделала это не по любви, которая является естественной предпосылкой для союза двух людей. Тот факт, что Гедда почувствовала необходимость выйти замуж за Йоргена Тесмана, ясно показывает положение женщин в тогдашнем обществе — а именно их экономическую зависимость.

К тому времени, когда Гедде было уже около тридцати, Тесман являлся единственным кандидатом на роль ее мужа. Гедда не могла не понимать, что очень скоро она превратится на брачном рынке в лежалый товар, и Тесман оказался для нее не только приемлемым вариантом, но и спасательным кругом. Все это она живо представляет в своем воображении. Фантазия станет одним из факторов, которые сыграют роковую роль в ее жизни.

Супруги возвращаются в Норвегию после полугода жизни за границей — этот вояж вместил в себя и медовый месяц, и стажировку для примерного стипендиата Тесмана. Уже тогда фру Гедда поняла, что с нее более чем достаточно. Она выказывает все признаки нарастающей тоски и отвращения. Она признается своему старому приятелю Бракку, что у нее, похоже, есть склонность к одному-единственному занятию — «умирать со скуки». Ее тошнит от всего, что ее окружает. А тут еще и беременность.