Филиппа Грегори - Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

• Название: Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса
• Автор: Филиппа Грегори
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-68952-1

Ее мать — Белая королева, супруг — первый король из династии Тюдоров, сын — будущий король Англии и Ирландии. Два из этих трех титулов Елизавета Йоркская приняла против своей воли. Ей пришлось стать женой человека, который отобрал у ее любимого не только корону, но и жизнь. Она любила каждого из своих детей, но никогда не забывала, какой ценой они ей достались. Брак с Генрихом Тюдором не принес Елизавете того счастья, о котором она мечтала, зато обручение Алой и Белой роз положило конец их мучительной войне. Но достаточно ли всего этого, чтобы мир воцарился и в сердце Елизаветы? Об этом Белая принцесса расскажет сама.

---

Миледи явно колебалась, разрываясь между желанием обратиться к Богу и собственным любопытством.

— Я думала помочь ей здесь… Мне казалось, именно я должна стать свидетельницей…

Моя мать только плечами пожала, слегка качнув головой в сторону комнатки, где собралась целая толпа помощниц: мои сестры, акушерки, фрейлины.

— Земные заботы, — сказала моя мать. — Но кто лучше вас сможет попросить у Господа нашего оказать помощь роженице?

— Хорошо, я приглашу священника и хор, — пообещала миледи. — А вы в течение всей ночи сообщайте мне, как идут дела. Думаю, что и архиепископа разбудить придется. Надеюсь, Пресвятая Богородица услышит мои мольбы.

Перед ней распахнули дверь, и она вышла, возбужденная возложенной на нее миссией. Но мать даже не улыбнулась, когда снова повернулась ко мне и деловито предложила:

— А теперь давай-ка походим.

Пока миледи трудилась, стоя на коленях в часовне, я тоже всю ночь трудилась изо всех сил и на рассвете, повернув к матери покрытое каплями пота лицо, сказала:

— Я как-то странно себя чувствую, матушка. Я никогда ничего подобного прежде не испытывала. Это очень неприятное чувство — мне кажется, вот-вот случится что-то страшное. Я боюсь, мама!

Мать давно уже сняла и отложила в сторону свой головной убор, ее чудесные волосы были заплетены в длинную, чуть ли не до колен, косу. Она за всю ночь не присела; она не отходила от меня и сама меня поддерживала, заставляя прогуливаться по комнате; но когда она услышала мои слова, ее усталое лицо вспыхнуло от радости.

— Обопрись об этих женщин, — сказала она мне.

Я думала, что сейчас начнется настоящее сражение за жизнь, поскольку наслушалась разных страшных историй, которые женщины так любят рассказывать друг другу, — о том, как во время родов они кричали от боли, а ребеночка вовремя не повернули, или о том, что ребенка иной раз и вовсе невозможно родить, так что его приходится вырезать из чрева, рискуя жизнью и матери, и младенца; но ничего страшного не произошло. Мать приказала акушеркам встать по обе стороны от меня, чтобы я могла опираться на их плечи, а сама взяла мое лицо в свои холодные ладони и спокойно сказала, не сводя с меня своих серых глаз:

— Я буду считать, а ты слушай, моя дорогая, и стой совершенно спокойно. Главное, слушай мой голос. Я буду считать от одного до десяти, и ты постепенно почувствуешь, что ноги твои становятся все тяжелее, и дышишь ты все глубже, и слышать ты способна только мой голос. А вскоре тебе покажется, что ты плывешь вниз по реке, и ее сладостные воды нежно обнимают тебя, и ты не чувствуешь никакой боли, и тебя охватывает приятное ощущение глубокого отдыха, похожего на сон.

Я смотрела ей прямо в глаза, и уже через несколько мгновений все вокруг меня исчезло, осталось только ее спокойное, сосредоточенное лицо, и погасли все звуки, кроме ее тихого голоса, отсчитывавшего: «Один, два, три…» Боли приходили и уходили, но казались какими-то очень далекими, и я действительно словно плыла по реке, как и обещала мне мать, влекомая ее быстрым течением.

И при этом я постоянно видела перед собой внимательные глаза матери, ее сияющее лицо, и мне казалось, что мы с ней замкнуты внутри волшебного шара или магической сети, которую она сплела своим голосом; и этот голос, спокойный, уверенный и неторопливый, по-прежнему доносился до меня сквозь опутавшие меня чары, продолжая бесконечный отсчет.

— Тебе совершенно нечего бояться, — нежно приговаривала мать. — Вообще никогда ничего бояться не стоит. Самый худший страх — это боязнь того, что тебе будет страшно, но с этим страхом ты вполне можешь справиться.

— Как? — прошептала я. Меня по-прежнему не покидало ощущение сна, ощущение того, что я плыву по реке сновидений. — Как мне побороть этот самый худший страх?

— Нужно просто решиться и сказать себе: я ничего не буду бояться. А если столкнешься с чем-то, что заставит тебя насторожиться, повернись к опасности лицом и смело иди ей навстречу. Помни — каков бы ни был твой страх, всегда спокойно иди ему навстречу и не торопись. И, главное, улыбайся.

Ее уверенность, ее описание того, как мужественно она сама всегда идет навстречу своим страхам, заставили меня улыбнуться. Боль по-прежнему то накатывала, то отступала, но теперь схватки приходили гораздо чаще, примерно каждую минуту или две, и каждый раз я видела рядом с собой лицо моей любимой матери, ее улыбку, ее ласково прищуренные серые глаза.

— Решись и будь храброй, — убеждала она меня. — Все женщины в нашем роду были храбрыми, как львицы. Нам не пристало сожалеть и хныкать.

Мне показалось, что в моем животе что-то с силой повернулось, и схватки стали очень частыми и болезненными.

— По-моему, ребенок сейчас родится, — сказала я, слегка задыхаясь.

— Я тоже так думаю, — сказала мать и повернулась к акушеркам. Те приподняли меня — две поддерживали меня под руки, а третья опустилась передо мной на колени и приложила ухо к моему мучительно напрягавшемуся животу.

— Сейчас, — сказала она.

И мать объяснила:

— Твой ребенок готов сейчас родиться, позволь же ему выйти на свет.

— Нужно тужиться! — резко заметила одна из повитух. — Нужно бороться! Ребенок всегда рождается в трудах и боли!

Но моя мать велела ей замолчать, а мне сказала:

— Тебе больше не нужно бороться. Твой ребенок уже в пути. Помоги же ему выйти, открой свое тело и позволь ему появиться на свет. Ты просто даришь жизнь новому человеку — не заставляешь себя, не берешь эту крепость осадой, а просто даришь. Это не сражение, не борьба. Это акт любви. Ты даешь жизнь своему ребенку и должна сделать это нежно и осторожно.

Я чувствовала, как напрягается каждая жилочка моего тела, как оно исторгает что-то из себя, как что-то открывается во мне…

— Он выходит! — сказала я, испытывая вдруг сильнейшее волнение. — Я это чувствую…

Затем все произошло стремительно — сильный толчок, ощущение неизбежного движения, а потом сразу резкий, громкий крик ребенка. И моя мать, улыбаясь, но с полными слез глазами, сказала мне:

— Вот ты и стала матерью, Элизабет. Молодец, ты отлично потрудилась! Твой отец гордился бы твоим мужеством.

Повитухи, крепко поддерживавшие меня под плечи, наконец-то меня отпустили, и я легла на кушетку, но сразу же повернулась туда, где одна из повитух заворачивала в пеленку нечто маленькое, извивающееся и окровавленное. Я протянула к ней руки и нетерпеливо потребовала:

— Дайте мне моего ребенка!

Мне его подали, и это было ощущение настоящего чуда — самый настоящий ребенок! Мой ребенок! И он был так хорош собой — прекрасно сложен, с густыми каштановыми волосами, с нежным розовым ротиком, широко открытым в сердитом плаче. Личико у него тоже было красное и сердитое. Моя мать, развернув пеленки, показала мне тельце младенца.

— Мальчик, — сказала она, и в ее голосе не слышалось ни радости, ни триумфа, одно лишь глубокое удивление; и голос ее был чуть хрипловат от усталости. — Господь снова откликнулся на мольбы леди Маргарет — поистине неисповедимы Его пути. Ты подарила Тюдорам то, что им было нужно больше всего на свете: сына и наследника.

* * *

Король всю ночь ждал за дверями родильных покоев, точно любящий муж, который не в силах уйти от страдающей жены и первым хочет узнать, кто у него родился. Моя мать, набросив платье прямо поверх испятнанной кровью льняной нижней рубашки, вышла к нему с гордо поднятой головой и сообщила о нашей великолепной победе. Разумеется, тут же кого-то послали сообщить эту радостную весть королеве-матери, по-прежнему молившейся в часовне: пусть узнает, что ее молитвы были услышаны и Господь сохранил будущую династию Тюдоров. Леди Маргарет вошла в родильные покои в тот момент, когда женщины перекладывали меня на большую удобную кровать, чтобы я могла хорошенько отдохнуть; няньки обмывали младенца, сюсюкая и умиляясь, а затем стали его пеленать. Кормилица, взяв у них мальчика, с низким поклоном показала его миледи, и та с такой жадностью выхватила у нее внука, словно он был короной, найденной в кусте боярышника. Прижимая его к сердцу и едва дыша, она с трудом вымолвила:

— Мальчик мой золотой! Благодарю Тебя, Господи! Ты внял моим мольбам!

Я молча кивнула. Я слишком устала, чтобы разговаривать с ней. Моя мать поднесла мне к самым губам чашу с горячим, сдобренным специями элем; и я, почувствовав запах сахара и бренди, с наслаждением сделала большой глоток, и мне снова показалось, будто я плыву по реке. В голове у меня стоял туман от усталости и облегчения после мучительных, но оставшихся позади болей. Я словно слегка опьянела и от хмельного родильного напитка, и от чувства одержанной победы: ведь у меня теперь был мой собственный сын! Я родила поистине безупречного мальчика!

— Дайте его мне! — потребовала я.