Чеви Стивенс - Беги, если сможешь

• Название: Беги, если сможешь
• Автор: Чеви Стивенс
• Жанр: Триллер
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9910-2541-6

Психиатр Надин Лавуа оказывает поддержку жертвам насилия. Пытаясь узнать причины, подтолкнувшие молодую девушку к самоубийству, Надин попадает в место, которое кажется ей очень знакомым. Тяжелые события из детства начинают всплывать в памяти, и внезапно происходит то, чего она совсем не ожидала. Надин понимает, что страхи и ужасы прошлого намного ближе, чем кажется…

---

— Вмешались социальные службы и копы. Вам нельзя было там оставаться. Ваш отец сказал, что будет чаще бывать дома, и я решила попытаться сохранить наш брак.

Хотя отец простил ее за побег и перестал уходить в рейсы, лучше мы жить не стали. Все стало только хуже. Бессчетное количество раз мы покупали новую посуду, потому что предыдущую они перебили во время очередного скандала. Постепенно отец стал проводить вечера на охоте или в пабе, откуда его уводил Робби. Мать все время занималась с лошадьми.

Взяв еще одну охапку сена с тачки, мать принялась рассыпать его по земле.

— Коммуна после этого переехала в Викторию.

Она поймала мой взгляд.

— Не копайся в этом, Надин. Только хуже себе сделаешь. — Она нежно коснулась моей щеки. — Я много ошибок совершила в жизни, но тут я уверена.

Она подхватила тачку и покатила ее к амбару.

Несколько недель спустя она погибла в автокатастрофе.

С Робби у меня тоже ничего не вышло. В те дни он снимал дом с двумя деревенскими парнями. Они строили дороги для той же лесопилки. Как-то раз я улучила момент, когда он был один — менял масло в грузовике. Увидев меня, он остановился и закурил.

— В чем дело?

— Я недавно говорила с матерью.

— Да? И о чем же?

Он стянул кепку, взъерошил волосы и натянул ее обратно. Из-под кепки выбивались черные кудри. Ему было двадцать девять, и он был все так же хорош собой, хотя вид у него был угрюмый и настороженный, и ему явно было неуютно в собственном теле — он ни секунду не мог усидеть на месте, как будто все время порывался сбежать. Насколько я знала, девушки у него никогда не было.

С тех пор как я после школы переехала в Викторию, мы почти перестали общаться и виделись только на семейных ужинах по праздникам. На подобных встречах я обычно мрачно наблюдала за тем, как отец с братом молча пьют пиво и поедают пюре с подливкой, а мать запивает вином свои очередные таблетки и ковыряется в еде. Если к концу вечера не начинался скандал, мать уходила к лошадям, а Робби садился на крыльцо и курил. Я обычно шла за ним и изо всех сил пыталась завести разговор, заинтересовать его хоть чем-нибудь. Иногда он смеялся, и я, ошибочно увидев в этом признак былой близости, делилась с ним своим беспокойством о родителях — у отца в последние годы были вечные проблемы с работой. Робби сердито тушил окурок и огрызался: «Все у них нормально. О себе лучше беспокойся».

Теперь же я продолжила:

— Мы говорили о коммуне.

— Она не любит об этом вспоминать, — сказал он, снова затянувшись.

Я не знала, что они с матерью говорили о том же, и задумалась, о чем именно шла речь, — если такой разговор вообще был.

— Знаю. Просто я хожу к психологу, и после гипноза…

— Ты что, позволила кому-то себя загипнотизировать?

Он приподнял бровь и криво ухмыльнулся.

— Это называется «восстановление подавленных воспоминаний». Такой научный метод. Психолог считает, что со мной в коммуне что-то случилось, поэтому у меня клаустрофобия и боязнь темноты.

— Да ты всегда боялась темноты. Когда ты была маленькая, приходилось давать тебе фонарик на ночь.

Мне вспомнилось, как Робби ночью заходит ко мне в комнату и шепчет: «Что случилось?» А я говорю ему, что в темноте кто-то прячется.

— Но когда мы вернулись, стало хуже.

Он пожал плечами.

— Ну, не знаю.

— Ты вспоминаешь о коммуне? — спросила я.

— Да не особо, — ответил он, с силой затянулся и отвел взгляд.

— Помнишь Иву? — продолжала я.

— А что? — спросил он с непроницаемым видом.

— Она так странно уехала. Вы попрощались?

Он покачал головой.

— Насколько мне известно, она вообще ни с кем не прощалась.

— По-твоему, это нормально?

— Вполне. Не хотела, чтобы от нее потребовали остаться.

— А почему она уехала, как ты думаешь?

Робби снова пожал плечами.

— Видимо, ей надоело жить по указке. Она была свободолюбивой пташкой.

— Но вещи-то она оставила.

— Она оставила всего одну сумку, — раздраженно сказал он. — Видимо, забыла.

— Может быть. Меня еще кое-что беспокоит. Мама вспоминала какой-то пикник у реки и то, как Аарон учил меня плавать, а я ничего не помню.

— Блин, да я до хрена всего не помню из детства! — Он снова затянулся. — Гони этого доктора в шею, у тебя из-за него все проблемы. — Он рассмеялся. — Если раньше ты и не была чокнутой, то теперь точно двинешься.

Я уехала домой в еще большем смятении. Может, Робби прав, и мой психолог ищет проблемы на пустом месте? Со временем я уверилась в этом, потому что нам так и не удалось вспомнить ни о какой травме. Вместо этого он научил меня справляться с клаустрофобией, и постепенно я смогла засыпать с выключенным светом. Наши встречи закончились.

В последние два года бакалавриата я подрабатывала в ветеринарной больнице, где и влюбилась в Пола. Мы поженились сразу же после моего выпуска, и год спустя у нас родилась Лиза. Растить ребенка, заканчивать медицинскую школу и мотаться туда-сюда было нелегко, но мы были счастливы.

В девяностые годы теорию подавленных воспоминаний подвергли остракизму, и я окончательно уверилась, что в моем детстве не было никаких загадочных травм. Но во время приступов клаустрофобии — в тесных комнатах, во время рождественских распродаж в магазинах или когда кто-то просто подходил слишком близко, я вспоминала разговоры с психологом. Может быть, он все же был прав, и в коммуне со мной что-то произошло? Но мне всегда удавалось отмести эти сомнения.

Теперь мне вспоминались его слова: психика защищает меня, но, когда я буду готова, воспоминания вернутся. Триггером может послужить запах, фотография или даже какая-нибудь фраза.

Я не была уверена, что уже готова.

Глава 10

Вечером того дня, когда к нам поступила Франсин, я вернулась домой совершенно измотанная, не переставая мысленно прокручивать разговор с Хизер. Мне требовалось с кем-то поболтать, и я позвонила Конни — моей ближайшей подруге и коллеге. Мы дружили с университетских времен и, даже выйдя замуж, старались хотя бы раз в год проводить отпуск вместе. Иногда нам удавалось выбраться только на какую-нибудь конференцию, но и там мы веселились от души — запирались в номере, поедали фастфуд и смотрели дурацкие фильмы.

Конни только вернулась из двухмесячного путешествия по Новой Зеландии, так что нам было о чем поговорить. Мы с ней переписывались, но теперь я подробнее рассказала о переезде и новой работе. Потом я перешла к Хизер и, не вдаваясь в подробности ее положения, упомянула, что наши беседы всколыхнули во мне некоторые воспоминания. Мне раньше не приходилось обсуждать с Конни свою жизнь в коммуне или причины моей клаустрофобии, так что разговор вышел долгий. В конце я рассказала ей про внезапно нахлынувшие воспоминания об Иве.

— У меня с ней многое связано, — добавила я.

— Она явно много для тебя значила.

— Я была жутко застенчивой, и она меня жалела. Мы с ней подолгу работали в теплице.

Вдруг пришло еще одно воспоминание: мы с Ивой сидим в теплице, и она рассказывает, как индейцы выделывали кожу. Я спросила, сама ли она сшила свою куртку, и она ответила, что куртку подарил ей брат — впоследствии он погиб во Вьетнаме, и у нее больше ничего от него не осталось.

Я пересказала этот эпизод Конни.

— Как странно, что я только сейчас это вспомнила.

— Она многим с тобой делилась. Тебе, наверное, это льстило, а когда она ушла, ты чувствовала себя брошенной.

— Это было нелегко. Но меня смущает этот эпизод с лошадьми. Почему я тогда так отреагировала?

— Тебе кажется, что Аарон что-то с тобой сделал? — мягко спросила она. — Поэтому тебе было стыдно говорить о нем?

— Я весь день об этом размышляю, и мне не хочется думать, что он совратил меня. К тому же ему бы это вряд ли удалось — кругом вечно было полно людей.

— А он тебя когда-нибудь куда-нибудь водил?

— Не знаю. Я плохо помню то время.

Мне вспомнился разговор с матерью.

— Видимо, он учил меня плавать, так что мы все же оставались наедине, но я ничего об этом не помню. И уж точно не помню, чтобы он как-то неподобающе вел себя со мной или с другими девочками. Но мне было рядом с ним не по себе, в этом я уверена.

Мы немного помолчали. Я старалась не рассматривать ситуацию как факт своего прошлого, а подойти к ней аналитически. Прежде чем реагировать эмоционально, следовало собрать побольше информации.

— Его центр пользуется большим успехом, — заметила я. — Если бы он был педофилом, вряд ли за столько лет об этом так никто бы и не узнал.

— Возможно, дело в его успешности. Его жертвы могли бояться заговорить.

— Возможно… А может, со мной просто что-то случилось во время плавания — например, я зацепилась за что-то в воде.