Роберт Менассе - Страна без свойств: Эссе об австрийском самосознании

• Название: Страна без свойств: Эссе об австрийском самосознании
• Автор: Роберт Менассе
• Издательство: «Петербург — XXI век», «Симпозиум»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-88485-068-9

Роберт Менассе (род. 1954) — известный австрийский прозаик и блестящий эссеист (на русском языке опубликован его роман «Блаженные времена — хрупкий мир») — посвятил свою книгу проблемам политической и культурной истории послевоенной Австрии. Ироничные, а порой эпатирующие суждения автора об «австрийском своеобразии» основаны на точном и проникновенном анализе и позволяют увидеть эту страну в новом, непривычном освещении. Менассе «деконструирует» многие ментальные клише и культурно-политические стереотипы, до сих пор господствующие в общественном и индивидуальном сознании Австрии. Книга написана в 1992 году.

---

Эта книга радикальным образом противостоит официозному автопортрету Австрии, с ликованием и повсеместно воспринятому. Леберт обнаруживает истинную природу австрийской диалектики в отношении к проблеме жертвы и преступника, демонстрирует сущность освобождения Австрии. Большинство австрийцев были совиновны в преступлениях того времени, и только незначительное меньшинство содействовало освобождению страны, то самое меньшинство, которое для того, чтобы освобожденная страна могла жить дальше, взяло на себя вину виноватых и тем самым обнаружило собственную виновность. Их «вина» — в их «братании» (в том смысле, в котором «брат» представлен в «Огненном круге»), в их «инцестуальной» любви к своим «родственникам», в их соединении тесными узами с виновными и не в последнюю очередь в том, что они своей своеобразной любовью вызвали к жизни Чистилище, по выходе из которого все оказываются не только виновными, но и, как известно, жертвами.

Мертвы ли они? Нет, они живы. Роман завершается тем, что по прошествии многих лет Ершек возвращается на место событий и встречает юную девушку, которую он принимает за дочь Хильды. На шее она носит маленький крестик, но не золотой, а стальной, явно вырубленный из нацистского опознавательного жетона. Ершек хочет рассмотреть его поближе, и девушка снимает крестик, протягивает его Ершеку на раскрытой ладони. Ершек замечает, что у девушки та же линия жизни, что и у Хильды, линия, которая, резко обрываясь, затем вновь отчетливо продолжается.

«— Этот крестик у меня от мамы, — говорит девушка.

— Она умерла? — спрашивает Ершек.

— Нет, — отвечает девушка. — С чего бы ей умереть? Она жива».

Девушку зовут Вероника, что значит «Приносящая победу», и ее чудесную невинность, которой она явно обладает в глазах Ершека, может оценить лишь тот, кто признает диалектику коллективной вины, представленной в романе именно в связи с образом главного героя.

Как «оправдательный приговор» освободитель Ершек воспринимает то, что некая Хильда жива, жива «она», которая участвовала в преступлениях, перешила свою нацистскую форму в штирийский национальный наряд, а опознавательный жетон повесила своему ребенку как крестик на шею.

Существует только одна невинность — невинность смерти. И только одно оправдание — оправдание жизнью. В финале романа Леберт дает потрясающее описание сцены, в которой Хильда «убивает словами» своего любовника Хиндлера, бросая ему в лицо обвинения в совершенных им преступлениях, одновременно беря ответственность за них на себя и заканчивая словами: теперь он может уходить и делать, что хочет, «займись, как ты хотел, туристским бизнесом, займись демократией и гуманизмом. Нам это безразлично. Мы тебя убили… Ты мертв. Понимаешь? Мертв! Ты — мертвое ничто. Мертвое пустое место. Ты — невиновен».

Настолько же мертв или настолько же невиновен, как красоты родной австрийской природы, как горы, которые Леберт называет однажды «горами трупов», а потом вновь описывает их, описывает эту угнетающе-умилительную панораму, о которой патриот Ершек говорит: «Панорама — это еще не родной дом». Настолько же мертв или настолько же невиновен, как вырубленные леса на склонах горы, с которых «доносятся бодрые и восторженные возгласы лыжников».

Глава девятая

В мае 1992 года ведущие австрийские политики взяли на себя почетное покровительство над встречей ветеранов, воевавших в войсках СС.

В этот день, когда газеты были переполнены дискуссиями о том, не является ли данное решение (по мнению федерального канцлера Враницкого) «не слишком продуманным», а если воспользоваться формулировкой политически менее корректной, не является ли оно скандальным, в Маутхаузене состоялся вечер памяти, посвященный годовщине освобождения находившегося здесь концентрационного лагеря. Разумеется, ни один австрийский политик не взял на себя почетное покровительство над этой встречей, о которой одна из австрийских газет упомянула в разделе «Короткой строкой».

Незадолго до освобождения концлагеря Маутхаузен, в ночь на 2 февраля 1945 года, около 500 заключенных предприняли попытку побега. Жители соседних деревень и хуторов, простые люди, которые, по собственному их пониманию, были «вне политики», участвовали в преследовании и почти полном уничтожении беглецов. По их собственной оценке, эти люди были «вне политики». Это, пожалуй, единственный случай в современной истории, и прежде всего в сравнении с подобными событиями, происходившими в то же время в Германии, поскольку участники этого преступления вовсе не выставляли в качестве смягчающего вину обстоятельства свое «политическое ослепление» в какой-либо форме.

Они претендовали на право непосредственного, так сказать, «чистого» зверства. И они в самом деле получили это право: никто из них не был после войны осужден или наказан за эти убийства. Элизабет Райхарт написала об этом роман «Тени в феврале», высшая кульминация которого связана со словечком «забудь». В это «забудь», которое, как известно, составляет самую большую главу австрийской истории, убийства заключенных из концлагеря вошли под названием «Мюльфиртельская охота на зайцев». Да, охота на зайцев. Когда в мае 1992 года усилилась критика в адрес австрийских политиков, взявших на себя почетный патронат над войсками СС, в «Кронен Цайтунг»[34] появился броский заголовок «Охота на ведьм по отношению к поколению, пережившему войну».

Конечно же, в этом заголовке особенно отчетливо проявляется тот механизм, благодаря которому в Австрии преступников невозможно отделить от жертв. К примеру, войска СС, которые в ходе Нюрнбергского процесса были осуждены как преступная организация, в Австрии считаются лишь pars pro toto[35] «поколения, пережившего войну». В этом понятии «поколения, пережившего войну», совиновность и бессилие, совершенные преступления и перенесенные мучения слились воедино таким образом, что любая критика в адрес этого поколения сразу же предстает как обвинение по отношению к жертвам. Самое отвратительное в языке «Кронен Цайтунг», которая в этом вопросе может считаться подлинным выразителем австрийского самосознания, заключается не в том, что эта газета претендует на одновременное владение и истиной, и ее противоположностью. В этом смысле «Кронен Цайтунг» столь же тоталитарна, как и бывший режим, от которого она пытается отмежеваться, задраив наглухо переборки, потому что она тут же узурпирует любую содержательную критику, которую можно было бы выдвинуть против нее, и начинает пользоваться ее языком. Если вспоминают о деяниях войск СС, то говорят, что солдаты и офицеры этих войск были «несчастной скотиной» (один из почетных покровителей юбилейного собрания назвал их «фронтовой скотиной»), утверждая, что никто из тех, кто не побывал на фронте, не может себе представить, в чем им пришлось участвовать. Двусмысленность понятий «скотина», «побывать на фронте», «участвовать» показательна для этого языка.

Владеющие этим языком заявляют вновь и вновь, что нужно «в конце концов» положить этому «предел», однако любой упрек по поводу забвения и вытеснения прошлого или продолжающегося оскорбления памяти жертв к ним никак не пристает, ведь для самих себя они претендуют на совершенно противоположное: «Несколько десятилетий подряд, — писала «Кронен Цайтунг», — эти люди (имеются в виду войска СС — Р. М.) встречаются, чтобы вспомнить о том тяжелом времени, чтобы почтить память жертв и воздать славу павшим». Любая критика в их адрес — это «охота на ведьм».

Даже выражение «охота на ведьм» еще раз показывает, как функционирует этот язык: он не только делает теперь жертв из бывших преступников, он еще и полностью запутывает ситуацию с самосознанием, превращая мужчин-ветеранов в «ведьм», то есть наделяя «женским лицом Сопротивления» тех, кто воевал в войне на стороне фашистов.

«Женское лицо Сопротивления» — так назвала свою книгу австрийская писательница Мария-Тереза Кершбаумер. Эта книга по стилю и содержанию отчетливо противостоит упомянутому выше механизму публичного дискурса и читается как существенное дополнение к «Огненному кругу» Ганса Леберта. У Леберта преступники умирали как преступники, и их дальнейшая невинная жизнь, теперь уже в роли жертвы, воздействовала на социальную реальность Австрии. Кершбаумер в своей книге вновь возвращает к жизни тех, кто были истинными жертвами, и противопоставляет их современной реальности Австрии. Не в последнюю очередь книга Кершбаумер является и ответом на слова, которые произносит в романе Леберта Хильда: «Я не ощущаю того, что должна бы ощущать, эти астрономические цифры меня не затрагивают».

В книге «Женское лицо Сопротивления» Мария-Тереза Кершбаумер повествует о семи женщинах, которые стали жертвами нацистской власти по политическим или расовым мотивам. Как известно, количество жертв нацизма измеряется семизначной цифрой, и несомненно, что непостижимая величина этой цифры облегчила участь тем, кто должен был жить дальше, помня о прошлом и наблюдая продолжение прошлого. Любая цифра, разумеется, абстрактна. Но простые цифры все же свидетельствуют об отдельных, конкретно представимых жертвах. Семизначная же цифра, в особенности, если она обозначает число убитых, абстрактна в том смысле, что в ней находит выражение не только количество убитых людей, но и то, что у этих людей отняли не только жизнь, но даже смерть.